Бестиарий

– Нам бы аппарат какой-нибудь сварочный переносной! Черт! – с горечью констатировал брат.

Сварочного аппарата у нас не было, отделение жило на копеечные взносы небольшого актива. После недолгих споров (да и спорить-то было не о чем) решено было просто захватить палубу и мачту. Партийные флаги, растяжка «Россия все, остальное ничто!» – вот и весь реквизит для акции. Так решили. Назначен день – завтра. Дима договорился со съемочной бригадой, которая снимала что-то о криминале для НТВ. Правда, они, ушлые, поставили условие, что кроме них камер быть не должно. А уж они и снимут хорошо, да еще материалы отснятые толкнут на Запад. Нас это устраивало. Во-первых, официальные СМИ и ментам предварительно стукануть могли, а во-вторых, пусть и на ненавистном Западе про нас узнают.

На мачты полезем мы, ребята Андрея и старые партийцы. Ребята Димы внизу, в группе поддержки. Правда, что они будут делать – никто не понял. Ну а сам Дима будет координировать работу со СМИ. Как именно, мы тоже не поняли.

И вот утро захвата. Встретились на «Горьковской», нестыковочки, что-то забыли, кто-то не приехал. Журналюги уже на месте. Идем группами. Участников немного. Гораздо меньше, чем обещались. Все на веселом нервяке. Брат сосредоточен. Дима, дав последние указания на ухо брату, идет чуть впереди. Ему нельзя светиться, как он сказал. Но он тоже немного нервничает. Спокоен только я, ибо, несмотря на запрет брата, сожрал десяточку циклодола. Встаем недалеко от крейсера. Дима пошел ставить в нужное место камеру и оператора. Он даст нам знак, когда будет можно. И мы рванем на абордаж! Сарынь на кичку! Спешить некуда – «Аврора» не уплывет. А вообще, как пишут историки, вовсе это не та «Аврора», что стреляла тогда, а ее двойник, тоже настоящий боевой крейсер, но не тот. А ту, революционную, вывезли за город и распилили на сувениры. Так пишут историки.

Для конспирации и чтобы убить время, шутим. Брат типа экскурсовод.

– Вот это, товарищи, река Нева! – говорит он серьезно и рукой указывает на Неву.

– Да вы что! – смеемся мы. – Не может быть! Та самая?

– Да, да! Она, та самая! Падлой буду! – смеется брат.

– Андрей, смотри, Дима! – увидел кто-то Диму на противоположной стороне улицы.

Дима расческой приглаживал свои длинные черные мегрельские волосы.

– Это знак! Вперед! – скомандовал брат.

Все перестали улыбаться и одновременно выдохнули. Уф! У каждого получилось свое «уф», но все они слились в одно. Я немного тормозил от цикла, и у меня получилось «фу» – как точка их общему «уф». На крейсер прошли беспрепятственно. Только матросик проводил нас каким-то странным взглядом, но увидел это только я. Прошли быстрым шагом и молча по правой стороне палубы к носу, к корме. Камера с оператором уже были здесь. На мачты вела железная лестница, огороженная красной бархатной веревкой. Веревку охранял молодой матрос. Прошли мимо, перешагивая нелепую преграду. Матрос сначала растерялся, но на пятом человеке все-таки возмутился.

– Сюда нельзя!

– Это захват! – сказал брат. – Мирный захват.

– Понятно, – как-то легко, будто это бывает раз в месяц, согласился матросик и быстрым шагом направился в сторону капитанского мостика.

Лестница гудела рифлеными железными ступенями от топота наших ног. Распределились по ярусам. Я и еще один из старых полезли на самый верх. Смотровая будка. В ней надели на головы черные балаклавы. У него была настоящая, с обшитыми по краям отверстиями для глаз и рта. Свою же я сделал дома накануне из рукава черного свитера. Прихватил один конец сверху нитками, прорезал дырки для глаз, про рот забыл. На голову налезала с трудом, мешали уши и нос.

– Сид, смотри, тут еще лесенка, выше.

Мы полезли выше, на крышу этой маленькой круглой железной коробки. Крыша смотровой будки была конусообразной – чтобы удержаться на ней, нужно было схватиться за железный штырь мачты посередине. «Как бы не грохнуться. Вот это был бы номер!» – подумал я. Остальные партийцы чуть ниже вывесили растяжку и флаг.

– Красиво-то как! – сказал товарищ, сверкая глазами в прорези маски.

– Да, круто! – согласился я.

Действительно, было красиво отсюда, с высоты. Дул ветер, небо пасмурное. Внизу вокруг какие-то маленькие людишки. Черные, гладкие и блестящие, как свежевыкрашенные, перекатывались волны. Вдалеке, покачиваясь, ползли по воде катерки. Вокруг перебирали крыльями чайки, недовольно скрипя на нас. Ну да, вот что у них тут с высоты птичьего полета. А мы тут воруем у них чистый, свободный воздух. И тут ниже что-то громко зарычал брат. Ярко светило солнце, не было пасмурно, просто туча на мгновение закрыла солнечный свет. Золотились чешуей волны Невы. Проклятый циклодол, я отвлекся.

– Че он орет-то? – спросил я товарища.

– Ха-ха! Смерть чеченским террористам! – засмеялся он.

А засмеялся он, потому что другие лозунги обсуждали, что-то про достойную зарплату каким-то рабочим. Брата никто не поддержал, и он снова прокричал:

– Смерть чеченским террористам!

Только на третий раз закричали все. Нам-то вообще-то было все равно, что кричать, хоть про смерть, хоть про зарплаты. Все равно в жилу. Я посмотрел вниз на корму, вокруг камеры и оператора бегал человек в рубашке цвета кофе с молоком, с погонами на плечах и в фуражке. Периодически он пытался закрыть объектив камеры рукой. За ним, руки по швам, ходили два матроса, как рыбы-прилипалы. А партийцы все орали и орали. Где-то через полчаса на набережную подъехало две машины ОМОНа.

– О, за нами, сейчас начнется! – сказал товарищ и почесал шею.

Омоновцы в камуфляжной форме, в серых бронежилетах и зеленых военных касках (прямо как на войне), придерживая автоматы, строем довольно-таки угрожающе вбежали на палубу. Камера повернулась к ним, мы примолкли. Да и все затихло в ожидании. Дядька в фуражке кинулся к милиционерам с распростертыми руками. Что-то говорил одному из них, видать старшему, тыкая пальцем вверх, туда, где мы. Их было штук тридцать, этих омоновцев. Главный милиционер снял каску и что-то снизу говорил, задрав голову. Через несколько минут стали спускаться вниз партийцы. Среди них я увидел брата.

– Че, все, что ли? – спросил даже не меня товарищ.

– Да, похоже, все! – ответил я тоже не ему.

Мы полезли вниз. Там, где и надевали, сняли маски, аккуратно повесили на перила.

– Матросам на память! – усмехнулся товарищ.

Встречавшие нас внизу омоновцы недовольно морщились, только их старший улыбался.

– Ну что, все? Больше наверху придурков нет? – спросил он нас, бородатый.

– Нет, – ответил я.

Лицо его мне было знакомо. Хотя откуда? Может, циклодол шутки шутит? Впрочем, уже отпускало. Нас сопроводили к автобусам. Завели. Садитесь. С нами поехало трое, остальные загрузились во второй. При входе они сняли броники и вместе с касками сгрузили это все в угол за водителем. Поехали. С нами ехал бородатый. Сидел к нам вполоборота и все улыбался. Потом спросил:

– Вы что орали-то, дураки?

Мы переглянулись: какие же мы, мол, дураки.

– Смерть чеченским террористам, – наконец ответил брат.

– Это правильно! – сказал бородатый, не переставая улыбаться.

Откуда он мне знаком?

– Служил кто? – обернулся один из сидевших к нам спиной.

Мы промолчали. Кто же тут из нас служил?

– Долбоебы! – скривился он.

– Ничего, Саня, еще навоюются! – вступился за нас бородатый. – А вы что, нацисты?

– С чего вы взяли? – возмутился брат.

– А ты что, еврей? – спросил тот, который спиной сидел.

Все трое засмеялись.

– Капитан, когда ментам звонил, сказал, что нацисты «Аврору» захватили! – сказал бородатый, и они опять рассмеялись.

Доехали до отдела. Омоновцы от дверей автобуса до входа сделали живой коридор.

– Ну, давай, балбесы, пошли в тюрьму! – сказал, улыбаясь, на прощание бородатый.

Тут я понял, что не знал его никогда, просто он был очень похож на нашего отца.

В отделе нас рассовали по камерам. Немного погоготав над омоновцами, мы примолкли.

– И что нам теперь будет? – спросил кто-то.

Все зашутили про расстрел. А я задумался: а действительно, что? Страха не было. Просто за все время подготовки и обсуждения никто ни разу не задавался этим вопросом.

Через полчаса нашего пребывания в отделе приехала съемочная бригада НТВ. Дежурный провел их к нам, открыл камеру и спросил:

– Кто тут интервью даст?

Конечно же, брат. И вот он на фоне наших веселых физиономий за решеткой говорит в микрофон следующее:

– Ельцинский режим, прогнивший ельцинский режим никак не может покончить с чеченским сепаратизмом. В то время как в Чечне гибнут сотнями русские парни, проплаченные чиновники в Москве дают этническим преступным диаспорам беспрепятственно обирать русский народ! А деньги, вытащенные из наших карманов, через всяких там березовских тратятся на покупку оружия для чеченских террористов! Наша партия требует незамедлительных мер по наведению порядка в Чечне! А для начала требуем репортации из России всех этих чеченских бандитов! Или, как делал генерал Ермолов, надо взять их тут всех в заложники! Также требуем уголовного наказания всем чиновникам, уличенным в помощи чеченским боевикам! Смерть чеченским террористам!

И мы за решеткой тоже заорали:

– Смерть!

Журналюги, довольные, уехали. Брата обратно в камеру. Мы смеемся.

– Андрей! – говорим. – Чеченцев-то надо депортировать, если правильно!

– А я как сказал?

– Репортировать! Ха-ха!

Брат ухмыльнулся, а потом говорит серьезно:

– Ну и правильно сказал, репортировать их надо на тот свет нахуй!

Еще через полчаса нас повезли в суд. У суда нас ждали репортеры. Мы гордо вышагивали в окружении ментов, делали суровые лица, высокомерно вздымали подбородки. Не заводя в зал заседаний, нам выдали бумажки – квитанции об оплате штрафа. Это была первая наша с братом административка за политику. И всех отпустили.

Показали нашу акцию по всем каналам, даже по одному федеральному. Кинематографисты Димы поживились хорошо, в каждом сюжете был кусочек их съемки, но так как каналы жалели денег, то буквально по паре секунд. Все сюжеты начинались практически одинаково со слов диктора: «Что тебе снилось, крейсер „Аврора“? А снились ей сегодня…» Примерно так, а дальше в зависимости от мнения хозяев канала. Где-то ругали, где-то смеялись. И такие же заголовки были на следующий день в газетах. В том числе так начиналась и статья Димы.

– Они че, сговорились все? – недоумевал брат.

В одном телесюжете было интервью с капитаном «Авроры».

– Это все писатель придумал, Вождь их, был он тут за несколько дней до этого безобразия! Я его узнал, сам ему из уважения экскурсию провел подробную. А он, видите, как поступил! – сожалел капитан с безумным взглядом, раздувая большие ноздри.