Волшебный магазин

Очевидно, кто-то очень грамотно написал текст, но произношение мешало Джону понять смысл. Он сначала крепко пожал гостю руку, а потом трижды поцеловал, как научила его Гуля. А тут и мать кинулась обниматься.

Вскоре Джона ударил инсульт. Лежал в местной больнице. Хорошая больница. Гуле там очень понравилось, и она решила учиться на медсестру. Джон не возражал.

Встретила в больнице Суламифь – она мать навещала.

– Плохая совсем, – сухо сказала Суламифь о матери. – А потом спросила: – А что ты тут делаешь?

– Джон заболел, – сообщила Гуля, – а я решила на медсестру учиться.

– С ума сошла?! Там, знаешь, сколько всего надо выучить – мозгов не хватит.

– Мне хватит, – не согласилась Гуля.

– И с языком у тебя проблемы.

– Справлюсь. Я хочу хорошую профессию получить.

– Это правильно. Джон не молоденький. А у тебя с ним как?

Гуля расстегнула плащ:

– Ребенка ждем. К осени.

Суламифь помолчала.

– Ну тогда иди учись. Ведь если что – тебе никаких денег не перепадет.

Все его жене останется. Вот она развод и не дает.

– Даст, куда денется. Начнем детей рожать каждый год – даст.

На это Суламифи было нечего сказать.

– А если тебя Виктор волнует – я уже развелась с ним, заочно. Он все бумаги подписал. Ладно, я к Джону – мы там по очереди ночуем: сегодня моя ночь, а завтра старшая невестка, а потом младшая.

– Как ты со всеми ладишь, – позавидовала Суламифь, – а у меня с мамой плохо. Привет Джону передавай. Скажи – завидуют ему.

– Чему? Что болеет?

– Он выберется. С вашим планом ему жить и жить. Ему с тобой повезло.

Родились еще три дочки-погодки. Никогда в жизни Айгуль не была так счастлива и так смертельно измучена. Самое страшное – она стала засыпать за рулем. Успевала проснуться в последний момент. Слава Богу, Джон был в хорошей форме и все фермерское хозяйство было на нем. Гуле хватало детей и учебы.

Родители, конечно, помогали, но тоже устали и время от времени, когда кончались визы, уезжали в Россию отсыпаться. А Марсей еще начал всерьез побаливать.

В этот день их здесь не было, Джона тоже.

Виктор, крадучись, вошел в кухню. Глаза бегали. Был «выпимши», как говорят на его родине. У Гули работал телевизор, и она не услышала лая собак. На плите варился суп. Сама клевала носом над домашним заданием. Старшая Дашка была в школе. Младшие – все три – спали на веранде.

Виктор сел за стол и сказал:

– Дай поесть!

Вид у него был неважный. Женское сердце дрогнуло – голодного надо накормить.

Буянить Виктор не стал. Наоборот давил на жалость. Ел много, с удовольствием, хвалил еду. Досидел до прихода Даши.

Увидев отца, Даша остановилась. На веранде проснулись малыши, и Гуля пошла к своим погодкам.

– Ну что, дочка, как учишься?

– Хорошо.

– Домой не хочешь?

– Я дома.

Для доказательства этой мысли Даша открыла холодильник и достала сковородку, поставила разогревать.

– Поехали домой! Хватит здесь болтаться.

– Я не болтаюсь, – деловито парировала Даша, – я учусь. Есть будешь?

– Мать покормила.

Даша села за стол и стала есть. Виктор прислушался – на веранде слышались детские голоса.

– И вы справляетесь? Это надо же – трое подряд. Кто помогает?

– Папа.

– Какой папа? Чей папа? Дед?

– Джон.

Даша достала учебник и стала читать.

– Не читай во время еды, – вспомнил Виктор. – Какой он тебе папа? Папа – это я. Знаешь, эта страна не для меня. Вернуться хочу. Знаешь, пока я тут, мать умерла. Ты знала?

– Да. Мы звонили.

– Поедем! На могилку сходим? Что тебе тут светит?

– Я подала в три университета – в двух приняли.

– Ты, что, уже кончаешь школу?

Даша аккуратно складывала тарелки в посудомойку.

Появилась встревоженная Гуля с грудным на руках:

– Даша, в окно вижу – коровы разбрелись. Наверное, прорвали ограду.

Даша схватила куртку. Выскочила из дома. На веранде захныкали девчонки. Виктор помедлил и помчался за дочкой.

Они добежали до сломанной ограды. Вдали темнели кучки коров. Они равнодушно жевали траву, некоторые шли дальше.

Дашка бесстрашно схватила палку и стала пытаться повернуть коров, но они не поддавались.

Виктор растерянно схватил длинную сухую ветку и тоже стал размахивать перед носом удивленных быков. Некоторые нацеливали на него немалые рога. Солнце садилось, и было ясно, что уже не успеть до темноты. Но Дашка и Виктор продолжали свою безуспешную работу, отшатываясь от быков. Вдруг один, самый страшный, пошел прямо на девочку. Виктор, рассвирепев, кинулся на него совершенно безрассудно и яростно. Бык удивился и замер, потом неожиданно медленно повернул назад. К своей территории.

Коровы послушно пошли за ним, только две дуры, ушедшие очень далеко, не поняли его призыва и продолжали свой путь в дальние поля, перелезая через рвы и пробиваясь сквозь бурелом.

– Как побег из лагеря, – прокомментировал Виктор, – ну ничего, вернутся, они всегда возвращаются.

Когда стадо вернулось, на свою территорию, Айгуль уже стояла возле пролома и твердой рукой приколачивала слеги.

От чая Виктор отказался. С Джоном видеться не хотелось. Он обнял Дашу и пошел к машине – все к той же старой колымаге, только стекла вставлены.

Он выкатил на дорогу, навстречу ехал черный «лендровер», с Джоном за рулем. Они разъехались, не разглядывая друг друга.

Дашка поступила в университет в соседнем городке и уехала из дома. Грустно было ее отпускать, да городок недалеко, будет приезжать. Гуля готовилась к последнему экзамену, и дальше практика в больнице. Родители помогали как могли: пасли девчонок на поляне, оборудованной всякими детскими радостями – горками, качелями, маленьким бассейном. У них была сказочная жизнь: собаки зализывали их ушибы и царапины, кошки ласкались своими мягкими лапками, пряча опасные когти, верхом их катал отец, ведя под уздцы лошадку и придерживая за ножки седока, а страшные быки паслись далеко и не были опасны. Просто сказки дядюшки Римуса.

Марсей и Диляра отрабатывали свою барщину честно, но уставали. И опять же наваливались болезни. А тогда вспыхивали старые обиды и звучали сердитые перепалки по-татарски. Джон держался потрясающе – засилье русского языка его не пугало. Но с татарским был перебор. А малышня пока болтала на своем детском языке.

Гуля включила на минутку телевизор узнать погоду и увидела какую-то сцену из старого кино. Но канал был новостной и никогда фильмы не показывал. На экране разъяренные люди в белых колпаках – в СССР они назывались куклуксклановцами, лупили черных студентов битами для гольфа. Все пространство было заполнено негодующими людьми, а полиции не видно. В бегущей строке Гуля прочитала, что это тот самый Дашкин университет и побоище происходит прямо сейчас, в эту минуту, когда она смотрит.

Схватила сумку с документами и ключи от машины. Махнула рукой в сторону детской площадки и помчалась. Ездила она аккуратно и никогда не лихачила. И сейчас, сжав зубы, ехала не спеша. И слава Богу. Машину вдруг повело в сторону, она ее еле удержала. Потом опять повело – Гуля остановилась, вышла и увидела, что шина плоская – так это называется по-английски. В багажнике лежал «бублик» для замены, но она никогда еще не занималась этим мужским делом. Набрала номер Джона, но тот не ответил. Тогда она ему «текстанула»: «Звони срочно».

Просидела два часа, дожидаясь автопомощи. Когда они приехали, спросила про события в университете. Ей сказали – ничего не знаем. Почти одновременно с аварийкой появился Джон на своей машине.

На ее вопрос ответил:

– Сейчас поедем.

Оставили Гулину машину и помчались в университет.

Приехали к шапочному разбору. На улицах было пусто. Только мусор.

Тогда Джон отвез ее в больницу, ту самую, где он всегда лечился и где Гуля родила их девчонок.

В больнице был аврал. В приемном отделении сидели в ожидании врача легко раненные черные ребята. Мимо на каталках возили окровавленных и стонущих.

Что же это произошло с Америкой? В стране с самой могучей демократией и толерантностью, возведенной в закон. Откуда взялась эта средневековая дикость?

Айгуль и Джона узнали и сразу отвели в отделение срочной терапии.

Дашка лежала с приступом астмы, спровоцированным страшным нервным срывом и водометами, которыми разгоняли беснующихся. Она захлебнулась от сильной струи и упала.

Они с подругой шли после занятий в общежитие и попали в эпицентр драки.

Потом выяснилось, что именно в этом университете была создана классическая расистская организация, и полиция об этом знала. И знала вожака.

Спустя время сделали на эту тему смешную комедию «Черный клановец», и актеры играли замечательно. Но когда в самом конце фильма идут документальные кадры побоища, комедия перестает быть смешной, а становится страшной.

С тех пор как Даша прилетела в Америку, это был первый приступ никуда не ушедшей астмы. Она просто затаилась.

Как затаились эти безумцы, практически почти не наказанные правосудием толерантной и демократической страны.

Побежали годы. Наконец Джон принес Гуле коробочку с колечком и сделал ей официальное предложение.

Дашка перевелась в Колумбийский университет и там же пошла в аспирантуру, выбрала профессию адвоката.

Рано утром позвонил Виктор. Он вернулся на родину и там преуспел. Звонил он сообщить Гуле, что умер ее отец и мать ждет их с Дашкой на похороны.

Гуля немедленно позвонила в российское консульство: у нее с документами было все в порядке, она могла лететь немедленно, а вот с Дашкиным паспортом были проблемы. Новый паспорт она получить не могла, потому что у нее вообще никогда не было паспорта – она прилетела по маминому и на паспортном фото было две головы: мать и трехлетняя дочь. Сколько Гуля ни билась, вопрос оказался неразрешимым: по рождению Даша была гражданкой СССР, но чтобы получить российский паспорт, ей надо было восстановить паспорт СССР, а как его восстановить, если она не теряла, а просто получить визу она не могла, потому что не была гражданкой России.

Дашка нарвала с клумбы цветы и сказала:

– Положи дедушке от меня.

Айгуль попрощалась с отцом и положила цветы, которые привезла в мокрой газете «Вашингтон пост», на могилу.

Виктор тоже присутствовал. И был расстроен, оттого что Даша не смогла прилететь.

– Ну что за глупости, ей-богу, надо было мне сказать – у меня тут все схвачено, даже американцы.

Не успела Айгуль добраться обратно и поцеловать девчонок, как опять позвонил Виктор. Он ей уже надоел, и она закричала:

– Не надо нам ничего, мы сами справимся.

Но он сказал:

– Я не по этому вопросу. Твоя мама умерла.

И снова Джон везет ее в аэропорт имени Даллеса, и снова обещает ей справиться с малышами, и снова турбулентность, и снова пограничники и пересадка на сибирский рейс.

Маленькая-маленькая мать лежит и ждет ее.

Айгуль наклонилась к ее уху и тихо произнесла: «Тыныч йокы» – Спокойной ночи!

Так говорила ей мама каждый вечер перед сном, а потом внучкам, и гладила своих татарчат по русым заморским головкам.

– Таныч йокы, кадерлелэр!

Спокойной ночи, мои дорогие!