Волшебный магазин

Пик

Со своим мужем Туська быстро разобралась. И порхала, свободная, в ожидании Саши.

Но Саша был по уши погружен в семью, и у Туси роились страшные мысли, что все зря.

И вот настал его день рождения. Саша уже перешел на московское телевидение и ждал окончания отпуска, чтобы начать полноценно работать.

Его жена еще оставалась в Питере.

А тут Александру сорок. Придумали встретиться и пойти куда-нибудь отметить.

Он снимал квартиру очень далеко, и она однажды у него была и запомнила, где это находится. Попутно он рассказал, как он вышел выносить мусор и захлопнулась дверь его квартиры на втором этаже. И он легко взобрался с перил на козырек над подъездом, придерживаясь за водосточную трубу, а потом и на балкон.

Она решила повторить. Люди равнодушно скользнули взглядом по какой-то карабкающейся вверх женщине. Туся вошла в открытую дверь и придумала, как она его напугает. В однокомнатной квартире негде было спрятаться – но на кухне стоял диванчик, и она залегла там, представляя, что он сейчас войдет и как будет весело.

Время шло, но никто не заходил. Никаких мобильных телефонов тогда ни у кого не было. Она прошлась по квартире, прикидывая, куда его могло понести. Честно говоря, они еще плохо знали друг друга, просто безоговорочно доверяли и любили. Этой гарантии хватало.

Но легкая тревога, что с ним что-то могло случиться, легла на душу, и стало муторно.

Она вернулась на кухню и стала ждать.

Выйти из квартиры она не могла – замок не позволял. Сползать обратно по водосточной трубе не хватало духу.

Она долго лежала. Дневной свет погас. Где-то у соседей по радио играла музыка.

Она прошлась еще раз, все же обдумывая сползание по трубе. Но ее взгляд зацепила странная вещь – женская кофта элегантного вида. Вообще жена у Саши была очень модная и даже носила шляпку – это Туся заметила издали, при одном из прощаний «навсегда» в Юрмале.

И Туся поняла, что приехала жена, и они пошли отмечать, и, очевидно, Саше не удалось ее предупредить, да и как – при отсутствии связи?

И взыграло подлое женское: сейчас все и решим!

Пришлось еще основательно поваляться, слушая соседское радио.

Дверь открылась. Туся зарылась в диванные подушки и поняла, что скорее умрет, чем посмотрит на них.

– Повернитесь! Я хочу видеть ваше лицо! – с легким прибалтийским акцентом сказала жена.

Саши слышно не было. Хотя она знала, что он в комнате.

– Я хочу видеть ваше лицо! – уже с легкой угрозой повторила жена, и Туся подумала, что на ее месте не стала бы ничего просить, а вцепилась бы в волосы и разглядела без спросу.

Наступила пауза, и потом шаги. И потом хлопнула дверь, которую, к счастью, не заперли. И эта мысль очень четко прозвучала в Тусиной голове: могу уйти.

Тогда она оторвалась от диванных подушек, вышла на лестницу и, не торопясь, пошла по улице.

Зеленый глазок такси. И вот она уже едет домой. Рассказывает молчащему таксисту эту историю – интересно зачем? Тот молча дает сигарету. Она с благодарностью берет.

Входит в свою пустую квартиру – дети на даче. Муж живет у друга.

Пусто. И все же это ее квартира. Это ее дом. Это ее стены. Она столько сил потратила сделать ее уютной живой и, кстати, целой – после отсидки свекрови в сталинском лагере две комнаты были отданы эмгэбэшнику. Потом пришлось делать сложный обмен. И вот когда все сделано и трое детей растут и радуют родителей, с ней происходит «оперная страсть», и буквально выть хочется на этой драматической сцене личной жизни.

Накануне она травила тараканов и предполагала провести ночь у Саши. А теперь легла на раскладушку посреди этого смрада, и ей хорошо. Ей лучше, чем тем двоим, – им предстоит тяжелая ночь.

Чем оно закончится – неважно, главное, что они расстались, и, кажется, на этот раз всерьез.

«Завтра поеду к детям, сменю няньку, а то она совсем одурела: ни денег, ни выходных».

Уже две недели лил страшный дождь. Такой тропический, бесконечный на весь сезон, когда даже представить нельзя, что может быть солнце и сухая трава.

Дети сходили с ума на маленькой даче – отсыревший дом никак не мог согреться. Пили горячий чай, благо летний водопровод позволял набирать воду ведрами.

Туся делала перевод с чертова подстрочника и рассчитывала на хоть какой гонорар.

Саша возник внезапно, насквозь мокрый, без зонта, и счастливый, что ее видит.

– Всё, – сказал он, – мы разъехались. Теперь навсегда. Она вернулась в Питер.

Из соседней комнаты, где Саша писал сценарий, донесся его тревожный голос. Его сын заболел ковидом и теперь в госпитале.

И у Туси дочь в госпитале – ей пятьдесят пять лет, а решила покататься на роликах – два перелома со смещением. Не лучшее время валяться на больничной койке.

«Старшие наши чудят», – подумалось каждому из ведущих летопись своей жизни.

А ведь именно этим старшим досталось больше всего от той ситуации сорок с лишним лет назад, когда рухнули их семьи, устои, вера в родителей.

Но поверни все назад, останься она без Саши – страшно представить.