Волосы циннвальдитового цвета

Артем отрицательно покачал головой.

— Я вот тоже думаю, повода для радости нет. На твое счастье, о маленьком секрете знаю только я. И в принципе, не так, чтобы заинтересован в твоем аресте. Но служба обязывает. С другой стороны, если бы ты мог предложить мне нечто такое, как бы сказать, интересное. К примеру, рассказал бы о перспективах совместного сотрудничества со справедливым распределением достатка, я мог бы смягчиться, позабыть о служебном долге и оказать тебе протекцию. Как смотришь на такой вариант?

— Сколько вы хотите за молчание?

— Сто тысяч в месяц, — сказал Вадим, глядя прямо в глазах Артему. Тот так и ахнул.

— За кого вы меня держите? Столько я и за год не зарабатываю.

— Врать не хорошо. Ты в одном «Парусе» спускаешь состояние ежедневно.

Артем хмыкнул.

— Откуда вы знаете про «Парус»? Хотя чего я спрашиваю, и так понятно. Я не плачу денег за свои кутежи. Скажем, это маленькая компенсация за риск быть пойманным такими, как вы.

— Компенсация, говоришь, — Вадим пристально изучал лицо Куркова. Похоже, тот говорил правду. Неужели наркоторговцы имеют выход на владельца «Паруса»? В этом случае масштабы преступной сети поразительны, обсуждать финансовые вопросы нужно не с мелкой сошкой, а с руководством. — Тогда давай поступим иначе. Ты сведешь меня с людьми, которые всем этим заведуют. Я общаюсь с ними, мы беседуем, а ты активно способствуешь заключению между нами соглашения.

— Они не станут платить вам сто тысяч.

— Тем хуже для тебя, — улыбка стерлась с лица Вадима, он презрительно окинул Куркова с ног до головы.

— Вы не понимаете, так просто устроить встречу не получится. Они не шибко-то и доверяют мне. Я не так давно в этом бизнесе. Если расскажу им о случившемся, они, скорее всего, просто убьют меня.

— А ты подстрахуйся. Напиши их имена или клички, словесные портреты. Глядишь, я и без твоей помощи сумею их отыскать. На худой конец, можешь их шантажировать этим фактом. Скажи, он знает всё о вас и в любой момент расшифрует базу, поэтому не резон причинять мне вред. Подействует.

— Я не уверен.

— Так! — Вадим вскочил со стула, вплотную приблизился к Артему. — Я сюда не упрашивать тебя пришел. Сам придумывай, как будешь договариваться со своими хозяевами, меня это, честно говоря, не волнует. Сроку — неделя, не справишься, я так или иначе доберусь до тебя и посажу. Понял?! Если не понял, тебе же хуже. Проводи меня!

Артем растерялся, прижался спиной к стенке.

— Дайте хотя бы месяц. За неделю я не смогу.

— Сказанное мной остается в силе. Ты либо справляешься сам, либо отправляешься в тюрьму. Надеюсь, дилемма тебе ясна? До скорой встречи, и от тебя зависит, столкнемся ли мы в следующий раз лбами или пожмем друг другу руки.

Вадим твердым шагом направился к выходу, потом замедлился, выдержал паузу.

— Я не заинтересован никого подставлять. Вот, — он закатал рукав и продемонстрировал Артему окровавленную повязку. — Я не какая-нибудь крыса, наш разговор не хитроумная уловка. Я готов сотрудничать. Донеси это до своих хозяев. Обрисуй перспективы, которые открываются для нашего, — Вадим выделил слово «нашего», — бизнеса, если вы будете действовать совместно с охранником-наблюдателем. Возможно, я несколько погорячился с суммой, готов снизить цену, скажем, до двадцати пяти тысяч, — он снова сделал паузу, якобы собрался уходить, но остановился в проходе и, не оглядываясь, произнес. — И передай им, что если я не получу согласия, ты станешь первым, но далеко не единственным, кто отправится в тюрьму. Я вскрою весь этот гнойник, и твои хозяева будут пахать на частников там же, где и ты, если, конечно, доживут до суда. Собственник земли, знаешь ли, неравнодушен к наркоторговцам. Сын, говорят, у него погиб из-за этого. Вот и происходят всякие случайности, когда то один, то другой торговец не доживает до суда. Запомнил? Так им и передай.

Произнеся это, Вадим ушел, оставив Артема одного.

…

Перед следующей сменой Киселев страшно нервничал. Ему следовало рассказать о случившемся Игорю, но не открывать подробностей соглашения, которое он предложил заключить Куркову. Дело осложнялось ещё и тем, что Олейников мог в любой момент просмотреть данные Артема и выяснит правду. Поэтому нужно первым залезть в базу и подчистить её, но сделать это так, чтобы Игорь ничего не заметил.

Олейников пребывал в хорошем расположении духа, много шутил, напевал что-то себе под нос. Вадим обрадовался. Блюстители в крови не успели восстановиться, поэтому он беспрепятственно успеет забраться в базу данных и удалить начало разговора с Артемом. Нужно только разговорить напарника, сделать так, чтобы он случайно не заглянул в информационную панель Киселева. Но Вадиму ничего придумывать не пришлось, Игорь сам начал болтать на отвлеченный темы, оставалось только направлять разговор в нужное русло.

— Рассказывали вчера про эти, как их называют, социальные города, — болтал Игорь. — Не смотрел?

— Нет. А о чем передача?

— Да все о том же, — неопределенно протянул Игорь.

— А конкретнее, — Вадим бросил взгляд в сторону напарника, якобы для поддержания разговора, на самом же деле хотел убедиться в том, что Игорь не смотрит на его панель. Однако, Олейников копался в собственном информационном мусоре.

— Никогда не слышал о социальных городах? Экий ты безграмотный, — сказал Игорь. — Эксперимент такой, ну или что-то в этом роде. Собственники-филантропы любят такими заниматься. Берут, значит, и организуют на своей земле сектор, да не простой, а социальный и строят там, значит, дешевенькие квартирки, для малоимущих. Арендная плата низкая, да они ее сильно и не требуют. Кричат же всякие социал-демократы, мол, дайте нищим шанс, они выберутся из ямы, в которую вы их затолкали своим неразборчивым, эгоистичным управлением капиталом, — Игорь сделал паузу.

— Ну и чего? — подначивал его Вадим, одновременно с этим косясь глазами в сторону напарника. Тот был занят. Пытаясь успокоить сердце, колотившееся, как отбойный молоток об асфальт, Киселев начал процесс расшифровки данных Артема Куркова. Процесс длительный, заговорить Игоря нужно на славу.

— Чего-чего. Эти дураки-филантропы и повелись. Настроили, значит, у себя этих секторов всевозможных. Расселили там нищих, да ещё границы открыли. Мол, приезжайте к нам малоимущие. Рассчитывали получить дешевую рабочую силу, начали рассуждать о пользе, которую приносит благотворительность. А в итоге?

— Что в итоге?

— Да ничего. Съезжаться в эти социальные зоны стали лоботрясы всех мастей. Ещё бы — за жилье платишь копейки, иногда вообще просрочку прощают. На работу никто устраиваться не торопился. На кой им это, если и так всё с неба ссыплется? Нищали они, нищали, а секторы эти, социальные, значит, районы, обрастали коростой грабежей и насилия. Женщины становились проститутками, мужики в банды шли. Изнасилования и убийства в этих секторах становились обыденным делом. Когда об этом говорили, я ещё подумал, во что бы такие сектора у нас в городе превратились, с блюстителями. Да потом вспомнил — за блюстители-то платить нужно, не расплатишься, вылетаешь с территории города. Так что у нас эти нищие долго бы не продержались. Так вот, сектора, значит, превратились в настоящие язвы. В конце концов, все нормальные люди оттуда просто поубегали. Некоторые говорили, мол, лучше на улице жить, чем среди убийц и бандитов. Страшные вещи рассказывали: и трупов они в подъездах находили, и стрельбу по ночам слышали, грабежи и драки так вообще привычными для них стали. Все, значит, рады были выбраться оттуда. Ну а осталась в этих социальных секторах самая мразь, зло в единственно верном смысле этого слова. Насильники, убийцы, маньяки и прочая шваль. Капиталисты стали понимать — эксперимент не удался. Финансировать дома перестали, арендную плату взвинтили. Так те головорезы, что в секторах обитали, за оружие похватались и давай погромы в городе чинить. Местные охранники не справляются, пришлось отряды добровольцев задействовать, чтобы мятеж подавить. Перемерло народу, что твоих мух. Забили они, значит, этих бандитов, кого пристрелили, кого в тюрягу отправили, кого просто выгнали. Капиталисты разорились в конец, пока с напастью боролись, их соседи поудачливее, да поумнее прикупили землю по дешевке, а бывшие владельцы сначала мелкими собственниками сделались, а потом вообще в арендаторов превратились. Правда, были филантропы, которым средств хватило побороть кризис малой кровью. Они беспорядки не без труда, но пережить смогли. И берут, значит, у одного из таких интервью. Он сначала рассказывал всё то же самое, что и я, а потом его спрашивают, скажите, говорят, а вот ваше мнение к людям изменилось или вы как были, так и остались филантропом. Он репу свою почесал, а потом махнет рукой, да как начнёт. Я, говорит, в одном убедился: нищие потому и нищие, что наполовину люди, а наполовину скоты. Чем больше, говорит, у человека денег, тем он достойнее. Не просто, говорит, так деньги эти заработать. Мне, говорит, думаете они с неба упали? Нет, говорит, пахал, как ишак. Вот и эти нищие, говорит, пускай пашут. Не должны, говорит, мы никому помогать, а если возьмемся, только самым гадким, самым мерзким поможет стать еще гаже и мерзостнее. Бедность, говорит, не порок, а вдвое хуже. О какой вывод!

Процесс перекачки данных почти закончился, но к концу подходила и история Игоря.

— Ты сам-то с этим согласен?

— Я-то? Конечно. Говорил же тебе много раз, коли мужик — деньги завсегда заработаешь. А коли не мужик, значит ничтожество. Есть, значит, в тебе что-то такое, чего быть не должно. Знаешь, как в народе говорят — бог шельму метит. Но обычно поговорку эту неверно истолковывают, начинают виноватых среди рыжих, да безногих искать, а на деле метка эта — нищета. Говорят же, вот не везёт бедолаге, туда деньги вложил, сюда вложил, все порастерял. А почему порастерял? Да потому что человек гнилой. Оно если высших сил и нету, то высшая справедливость всяко имеется. Кто чего заслуживает, то по жизни и получает. Хорошему человеку завсегда везти будет, а неудача — как раз та самая метка, которую оставляет Бог на шельмеце. Так-то, — удовлетворенно хмыкнув, Игорь закрыл документы на своей панели и откинулся на спинку кресла. Вадим чертыхнулся про себя, загрузка завершилась, осталось найти нужный кусок и вырезать его, но нельзя, чтобы Олейников смотрел на монитор.

— А не знаешь, есть в сети этот фильм? — спросил Вадим.

— Какой еще фильм? — удивился Игорь.

— Ну, про который ты мне сейчас рассказывал.

— Да то не фильм, то передача. Что, интересно стало? — хмыкнул Игорь. — Сейчас погляжу, — он снова погрузился в свою панель. Вадим быстрее прежнего стал копаться в визуальной информации, поступавшей с блюстителей Артема.

— Самое интересное — реакция этих лже-политиков, социал-демократов. Оно-то все одно, что социал-демократия, что, извини за выражение, коммунизм. Подумай над их болтовней о социальной справедливости, желании все забрать и поделить. Это выходит, отнять у хороших людей нажитое добро и отдать подлецам, которых только трудом и переделать. Не зря ведь говорят, мол, труд сделал из обезьяны человека. Если хочешь жить как человек — паши. Нет такого желания — оставайся обезьяной, а за чужим лапы не протягивай. Да ты попробуй то мартышке объяснить, не выйдет же ничего. Так же с этими социал-демократами да прости за выражение, коммунистами. Хотят отобрать у людей и передать обезьянам. Разве ж это дело?