Лия Брайнс – профессор магзоологии

— Много, Рыженькая! И летал, и видел, но знаешь? Самой запоминающейся была поездка на Торфяные острова! — заявил Гровейнец.

Воспоминание об этом путешествии заставило меня улыбнуться. Я не могла сказать, почему, но слышать это было приятно. Все-таки Сеймур не такой уж и плохой. Он блестяще выполнял свою работу тогда и не дал мне себя угробить теперь. Ну и что, что все это сопровождалась насмешливыми фразами, в конце концов, я это слышала чуть ли не каждый день, а задевали слова именно из его уст. Могло ли быть такое, что мне хотелось, чтобы Сеймур думал обо мне иначе? Так свое поведение я еще не рассматривала.

— Спасибо, что я осталась жива и даже цела после той экспедиции на Торфяные острова, — поблагодарила я Сеймура, оторвав свой взгляд от иллюминатора. Я посмотрела на сопроводителя, которому предстоит в очередной раз вытаскивать мою рыжую и бедовую голову из непредвиденного.

Гровейнский бородач басовито рассмеялся и толкнул меня своим плечом совсем не сильно, но ощутимо для такого маленького профессора, как я.

— Что за упаднический настрой, Лия? — шутливо спросил он, резко сменив шутливый тон на серьезный и уверенный.

Глядя прямо мне в глаза, он произнес:

— Ты выберешься отсюда без потерь и, поверь, никакие богатые аристократы мне не помеха.

Сеймур отвернулся и снова заговорил, вернув веселье в голос:

— Смотри, пока ты тут куксилась и смотрела в окно, почти вся команда собралась у стола.

Я обернулась. Действительно, пока я предавалась думам и печалям, в общей столовой стало многолюдно, шумно и одуряюще вкусно пахло. Как я могла не заметить?

Сеймур одним ловким движением мощной руки поднял меня и посадил в центральное место за столом перед умопомрачительно ароматным запеченным мясом, круглым картофелем и еще неизвестными мне закусками разного цвета и консистенции.

Пока мой нос улавливал аппетитные запахи, Сеймур представлял меня и моего питомца как нового члена экипажа. Я настолько, оказывается, была голодна, что никого по именам и не запомнила, а только предвкушала удовольствие от аппетитных блюд, и за это мне было немного стыдно.

Все на корабле были мужского пола, разной формы, вида и образа. От усатых и круглых до тощих с юношеской угревой сыпью. Единственное, кого я отменно запомнила, это Кока. Он своими кулинарными творениями навсегда запечатлелся в моей памяти как изысканный чудотворец поварских дел и большущий лысый мужичина. Он получил от меня особенную благодарность и сердечную похвалу.

Серхио с Капитаном дирижабля к празднику первого обеда и почитания стихии воздуха так и не спустились. Вся команда саркастично шутила на эту тему, приписывая несуществующие, но приличные обстоятельства. Все пришли к единому мнению, что у них был отдельный праздник.

Я с удовольствием вкушала разнообразные изыски Кока, слушая дирижабельные истории всей команды. Самая запоминающаяся из них та, как они забыли, а затем долго искали одного из основного управляющего воздушника в порту Лисебра, что располагался в жаркой стране — Норбарии. Команде пришлось хорошенько постараться, чтобы найти потерянного друга и члена экипажа. Он оказался запертым в шкафу в скромном домике одной легкомысленной дамы, на окраине города, после внезапного и неуместного появления ее мужа. Самостоятельно выбраться воздушник из западни не мог, пока на помощь не явились верные соратники с дирижабля. Этим неудачливым ловеласом со звучным именем Лютарий оказался сидящий напротив молодой человек с высыпанием на лице. Когда к его юношеским угрям добавился застенчивый румянец, я осознала, чем он покорял своих быстротечных пассий.

Атмосфера в столовой для экипажа стояла уютная, добрая и домашняя, несмотря на то, что я впервые видела всех этих людей. Мы смеялись, ели, запивали ягодным компотом. Лазур отдельно получил свою порцию «довольствия» и нагло глодал кости прямо на столе. Я хотела возмутиться на эту в высшей степени невоспитанность, но вся команда встала на защиту «бедненьких, голодненьких ящерок».

Когда лысый Кок гаркнул, что пора отчаливать на свои рабочие места, команда уныло разбрелась, а столовая снова опустела. Кок обратился ко мне, прежде чем уйти:

— К милым рыженьким леди это не относится!

Он начал медленно и неторопливо убирать посуду и относить остатки некогда роскошных блюд на кухню.

— Мне тоже пора, — признался Сеймур. — Не грусти, Лия. Вечером загляну.

Гровейнский бородач слегка стукнул по моему носу своим здоровенным указательным пальцем, так и не дождавшись моей мести. Мне совсем не хотелось портить негу, которая разлилась от сытого живота по всему моему телу, поэтому я не могла совершить ответное движение. Все, на что я была способна, — это злобно прищурить глаза, обещая отомстить в самом скором времени.

Сеймур рассмеялся, и, помахав на прощание, удалился.

Когда я поняла, что могу шевелиться, я помогла Коку убрать то, что осталось, помыла посуду, но к приготовлению заготовок Кок меня не допустил. Мне пришлось направить свои ноги обратно в выделенную мне каюту, не забыв пристроить у себя на плече заметно потяжелевшего Лазура.

Расслабленность и отсутствие желания что-либо делать так и не покинули ни мой ум, ни тело, поэтому я лениво растеклась по кровати, словно талое мороженое, и смотрела в иллюминатор, наблюдая как по лазури пробегают белоснежные кони-облака, а земля давно уступила свое место большой воде.

Драконовидная Ящерица была со мной солидарна в том, что сегодняшний день стоило посвятить бездействию и приятному пролеживанию бочков. Лазур негромко посапывал рядышком. Он даже не сподобился глядеть на непревзойденную небесную пастораль.

Когда к голубизне неба стали примешиваться сиреневые и красноватые оттенки, мою комнату огласил стук в дверь. Кто бы мог подумать, что он так умеет? Голос Серхио спрашивал разрешение:

— Лия, можно войти?

Его я совсем не ждала, думала мы прояснили все, что было возможно.

Серхио вошел в каюту и спросил лишь из вежливости:

— Не занята? Я присяду?

Не дожидаясь моего ответа, он опустился на край кровати так, что я видела только его спину.

— Что-то не так? — уточнила я, заподозрив нечто неладное.

— Я хотел поговорить с тобой, Лия. Только сейчас нашел в себе смелость, но не нахожу ее, чтобы смотреть тебе в глаза.

— Согласна, раньше ты был куда смелее, — заметила я, вспомнив и эвакуацию из юбочного капкана, и преследование по академическому зверинцу, и бутерброды с маслом и медом, и две башни, и даже поход в именитый ресторан.

Серхио повернулся ко мне и с неподдельной грустью на лице посмотрел так, что мне стало совестно, хотя я ни в чем перед ним не виновата. Он снова отвернулся и заговорил:

— Мне хочется, чтобы ты знала всю правду, почему получилось именно так, как получилось. Ты права… — с тяжелым и шумным выдохом произнес Серхио.

Он уронил голову в свои руки, как нечто неподъемное.

Мне снова стало его жалко. Он совсем запутался.

— Ты была права, — повторил он, — я, действительно, хотел добиться твоего участия в экспедиции любой ценой. Ты такая молодая, увлеченная, неискушенная, милая и чистая, не способная на предательство. Признаю, я заигрался, а когда понял, что неотвратимо проникаюсь к тебе по-настоящему, то осознал, насколько омерзительно поступал: манипулировал, подкупал, обольщал, завлекал… В кого я превратился? Веришь, я до сих пор не знаю, кто я настоящий: тот, который в восторге от еды в столовой магАкадемии и от простого бутерброда на твоей маленькой кухне, тот, которого тянет к наивной, простой девушке, влюбленной в туфельки и магЗоологию, а также попадать в нелепые ситуации; или тот, который в состоянии купить все, что угодно, даже женщину, словно какую-то собаку, может получить все, что только пожелает в кратчайшие сроки без угрызения совести и может добиться требуемого результата любыми способами. Я тот, который никому не доверяет и ищет подвох в каждом слове окружающих меня людей, у которых тоже есть своя цена; я тот, кто трусливо перестраховывается и прячется от самого себя…

Я не перебивала его, а он тяжело вздохнул и снова продолжил выговариваться:

— Дешевый театр затмевает остальной мир, до которого я не дотягиваюсь. Моя жизнь состоит из постоянного ожидания удара в спину, коварства, непрекращающейся лжи, вечных интриг, сплетен, секретов, грязных тайн. И тут вдруг — ты… Искренняя, правильная, прямолинейная, честная, очаровательная. Я не мог не пристраститься к светлому источнику, но предвидеть заранее я этого, увы, не мог. Я понимаю, ты не сможешь теперь больше мне доверять, такие люди, как ты, больше не предоставляют и малейшего шанса. Ты будешь вечно ждать обмана с моей стороны. И как мужчина я уж точно потерял все свои позиции, вероятнее всего, навсегда. Но, возможно, ты оставишь мне надежду на то, что я смогу стать тебе другом? Подожди отвечать. Не спеши. Я все же слов на ветер не бросаю и обещаю, что впредь буду всегда с тобой откровенен, какой бы темы это не касалось. Но прошу, пока не спрашивай о цели экспедиции. Кстати, Дилан интересовался тобой, даже передавал привет…

Серхио так резко сменил тему, что проанализировать и осознать все сказанное им я попросту не успевала.

— Я рассказал ему правду, что в некотором смысле использовал тебя. После этого он выставил меня из своего кабинета и долго не разговаривал. Единственное, что он себе позволил, это проводить меня жалостливым взглядом. Представляешь? Ни прорву брани и оскорблений о том, какой я идиот… До сих пор не верится, что гений-инвалид жалеет меня…

— Видишь, один настоящий друг у тебя есть, — сказала я просто для того, чтобы хоть что-то сказать, но я искренне так считала.

— Думаешь? — недоверчиво переспросил Серхио и, наконец, обернулся.

— Возможно, будет и второй, — задумчиво пробормотала я, не позволяя посмотреть на мужчину, хоть и желание такое имелось.

Я размышляла, дотошно продолжая наблюдать за картиной в иллюминаторе — скоро на небе зажгутся первые звезды.

Серхио прав — полностью довериться ему я более не смогу. Рассматривать его как своего мужчину не получалось. Несмотря на симпатии, мое сердце не пело, а обманывать себя я не привыкла.

Профессор и Аристократ — шутка природы.

Но даже от одной мысли, что он исчезнет, не оставив и следа, у меня в груди появлялся дискомфорт неизвестной природы. Кажется, внутренний мир Причала и Верфи связали нас, не спросив нас.

Мне было искренне жаль человека, который сейчас открылся передо мной, человека, запутавшегося в чужих иллюзиях и общественном давлении. Серхио стал заложником своего положения и сам не понимал, что же для него истинно и ценно, а что нет; что имело значения для него самого, а что всего лишь ничтожная пылинка. Помочь ему разобраться в дебрях многообразия ценностей и условностей я не могла, этот выбор делает каждый самостоятельно, однако, если у Серхио возникнет такая необходимость, я буду рядом.

Без слов я протянула к нему свою ладонь и слегка сжала его напряженные и холодные пальцы. Вот так, все будет хорошо. «Я здесь, я не таю обиду и понимаю тебя» — сообщал мой жест.