Твари империи

***

Заведение популярное у стряпчих, судейских клерков и вообще всей той стаи стервятников, что кормится благодаря запутанному имперскому законодательству, усугублённому поздними городскими уложениями и поправками, располагалось в подвале соседнего дома. Переступив порог и пробираясь неспешно к излюбленному месту, Дамматрик последовательно увидел судью Атайриса, его секретаря, нескольких знакомых адвокатов и, наконец, нотариуса Загнера с какой-то дамой, настолько старой, что беседа у них могла идти только о завещании. Впрочем, дама глушила абсент в изрядных порциях и, похоже, собиралась циррозом утереть нос старости.

Знакомые лица с картинками из их жизни возникали на миг и пропадали из поля зрения с каждым следующим шагом — заведение сплошь состояло из уголков и укромных местечек, образованных массивными колоннами и низкими сводами, а хитро размещённые в нишах свечи давали глубокие тени, укрывающие посетителей от посторонних глаз. Возможно, именно за этот интимный уют люди состоятельные и предпочитали подвальчик всем прочим злачным местам, несмотря на царившие здесь кусачие цены. Но тут хозяин был в своём праве. Он справедливо полагал, что раз уж законники обирают людей до нитки, то не будет большим грехом слегка пощипать их самих. И ведь что любопытно, последние не особенно возражали против такой постановки вопроса.

Дамматрик привычно устроился в небольшом закутке между кирпичными сводами и заказал тотчас возникшей девушке стопку вишнёвой наливки. Заказы в подвальчике выполняли быстро, и уже через минуту девушка поставила на стол бронзовый подсвечник с горящей свечой, блюдце с орешками и маленькую серебряную стопку.

Выпив наливку залпом, Дамматрик прикрыл глаза. Нынешнее судебное заседание съело целый год его жизни. По крайней мере, если измерять жизнь истечением пота и напряжением мозга. Он здорово вымотался сегодня. Хотя, если подумать, вся его жизнь состояла из подобных деньков.

Кто бы знал, чего ему стоила эта работа, чудесным образом совмещающая смертельную тоску и смертельный риск. Прежняя, впрочем, была не лучше. Добывание информации, причём такой, какую сильные мира сего желают скрыть — работёнка более чем опасная, а потому тихая на слух должность — помощник стряпчего — являлась на самом деле чем-то сродни профессии канатоходца с той лишь разницей, что канатоходец рисковал ради себя, а Дамматрик трудился на чужую мошну и славу. Он чувствовал себя дрессированной обезьянкой, таскающей хозяину каштаны из огня или гладиатором имперской эпохи. Он слишком часто рисковал жизнью, получая в награду гроши. И низкие гонорары волновали его куда меньше высокого риска.

Существуют, наверное, люди, для которых игры со смертью являются наслаждением. Но Дамматрику всякий раз приходилось переступать через протестующее нутро. Даже имея за спиной серьёзный опыт работы, он так и не смог привыкнуть к обычным для неё опасностям. Шкуру спасало самообладание, умение прятать страх и натягивать маску спокойствия, даже равнодушия в самых критических ситуациях. Он безбожно блефовал и мог, как вот только что, бросить угрозу в лицо главарю преступного мира, скрывая, что на самом деле дрожит от страха каждой частичкой тела. Как актёр, играющий Келли в классической трагедии Холмы Чименто Ар, он флиртовал со Смертью, но в отличие от актёра ему противостоял не собрат по ремеслу, а в отличие от самого Келли, если такой вообще когда-нибудь существовал, Дамматрик не смог бы перейти с улыбкой от флирта к жестокой схватке. Ему недоставало сноровки, какая у людей бойцового склада, по всей видимости, вырабатывается с детства, а то и наследуется. Но главное — ему не хватало духу. И если боевые навыки Дамми пытался накопить, беря анонимные уроки у отставных стражников, потомков имперских легионеров или забавляясь метанием ножей с приятелем Оборном, то откуда взять дух? И что вообще за штука этот самый дух?

Тем не менее, благодаря разнообразным трюкам окружающие почитали его за крутого парня, с каким лучше не связываться. Репутация хранила Дамматрика от мелких случайных стычек, а слухи, в том числе инициированные им самим, расчищали дорогу в трущобах Альпорта. Но он вряд ли выдержал бы настоящей проверки. Только запредельная осторожность и звериная интуиция позволяли ему до сих пор избежать ловушки.

Однако, сохраняя лицо на людях, дома Дамматрик часами приходил в себя. Вот тогда его накрывала тьма и сотрясала дрожь. Тогда его нервная система отыгрывалась за фальшивую невозмутимость, а холодная якобы кровь начинала кипеть. Мышцы сводило судорогой, затем отпускало, превращая тело в груду мяса, которая отказывалась повиноваться мозгу. Приходил страх. Дамматрику чудилось, будто его враги, наконец, решили поквитаться, и наёмные убийцы вот-вот вломятся в дом. Страх приходилось вытеснять.

У него хватило здравого смысла и воли отказаться от наркотиков, но алкоголь он потреблял бочками. Иногда напивался в стельку и проводил в тумане день или два. Правда в кабаках и вообще на людях, он старался держать себя в руках, поэтому когда предстояла ночная работа или важное дело назавтра, попросту не появлялся вечером дома. Чтобы не сорваться.

— Принеси ещё, — крикнул он корчмарю, и, не надеясь только на слух хозяина, поднял донышком вверх пустую чашку.

Только тут Дамматрик увидел человека, сидящего напротив вероятно уже с минуту. Судя по ветхой одежде — обычный завсегдатай припортовых кабаков, вытягивающий из клиентов угощение за интересный рассказ. Таких типов в подвальчик обычно не допускали, но кто знает все их уловки. Правда, этот выглядел слишком молодым и полным сил для попрошайки, да и ветхость его одежды почему-то сразу показалась опытному сыщику маскировкой. Едва задумавшись, он понял, в чём дело — настоящая нищета воняет, а от парня если и разило, то не самым дешёвым вином.

— Можно? — спросил тот.

— Нет, — отрезал Дамматрик, решив играть роль до конца.

— У вас есть деньги, у меня есть информация.

Дамматрик вздохнул.

— Вы ошибаетесь по обоим пунктам, милейший, — произнес он устало. — У меня нет денег, а у вас нет такой информации, что заинтересовала бы меня сегодня.

— Даже если это касается Лейсона? — ухмыльнулся парень.

— В особенности если это касается Лейсона, — он попытался зевнуть для убедительности. — У меня сейчас отпуск, а он потому так и называется, что возвращаться к делам я не намерен.

Бесшумно подошла служанка, поставила серебряную стопку и, забрав пустую, исчезла. Не желая показывать собеседнику, что находится в разобранном состоянии, Дамматрик на этот раз не стал пить наливку залпом, а лишь слегка пригубил.

— Как знаете, — сказал непрошеный собеседник и махнул рукой. — Признаюсь, на счёт Лейсона я соврал. Хотел привлечь внимание и ошибся.

— Кто соврал один раз, может соврать и дважды, — стараясь придать голосу суровости, произнёс Дамматрик.

Суровый голос — всё, что у него теперь осталось. Неурядицы последних дней иссушили его до состояния древней литийской мумии.

— Верно, — согласился парень. — Но быть может, вы измените мнение, узнав, что некая дама наводит о вас справки?

— Нашей фирме нечего скрывать, — Дамматрик фальшиво улыбнулся. — Мы работаем абсолютно легально, и если кто-то надеется накопать груду компрометирующих материалов, препятствовать не станем — пусть тратит время и средства на бестолковое занятие и отвлекается от действительно важных дел.

— Грешки есть у всех, — не согласился парень. — Но я имею в виду не славную контору мастера Шохальца, а лично вас, мастер Дамматрик, — он улыбнулся не менее фальшиво. — Согласитесь, внимание прекрасной и судя по всему обеспеченной дамы стоит пары монет.

— Пары монет? — стоило сразу оговорить гонорар.

Заинтересовал ли его парень? Пожалуй. Немного. Но виду подавать было нельзя.

— Не медных, конечно, — пожал тот плечами.

Парень и так уже выложил информации на четвертак. Во-первых, он сказал главное — о Дамматрике собирают информацию. Некая дама или кто-то с её помощью, не столь важно. Остальное при должном желании он мог бы выяснить самостоятельно. Вот только желания начинать ещё одно расследование с непонятной целью и результатом у него пока что не возникало. Проще заплатить.

— Что ж, я дам вам четверть пальмы за имя и ещё четверть за точный адрес. Но только послезавтра, приятель. Сегодня я и правда на мели, а завтра буду весь день отсыпаться.

— Вы дадите мне два четвертака за адрес, — предложил парень. — Фальшивое имя стоит такой же фальшивой монеты, а я предпочитаю вести честный бизнес.

— Послезавтра. И вы покажете мне даму. Издали.

— Встретимся здесь же? В котором часу?

— В полдень вас устроит? Здесь будет не так много людей.

— Вполне.

Парень поднялся и, коротко оглядев подвал, точно прикидывая, нет ли здесь ещё кого-то, кого можно раскрутить на пару монет, отправился к выходу.

Дамматрик задумался. Да, он слыл красавчиком, если иметь в виду определённый тип внешности, присущий скорее отпрыскам имперской знати, чем местным уроженцам. Более резкие черты лица и более светлая кожа иной раз сами по себе открывают двери великих домов. Он также слыл крутым парнем, не боящимся никого и ничего. Поэтому аристократки или богатые мещанки, что ищут развлечений на стороне, могли бы пожалуй им заинтересоваться. Но вряд ли такого рода дамы станут городить огород с разведкой. Куда проще заслать лакея с запиской или даже прийти самой. Нравы в Альпорте не отличались строгостью даже во времена империи, а уж теперь сравнялись с любым портовым городком побережья.

Он сделал глоток побольше. Теперь не перед кем стало играть крутыша. Однако незваный информатор невольно снял боль от проигранного процесса и затронул иные струны. Боль вытесняется болью, не так ли?

Женщины в жизни Дамматрика слишком часто означали именно боль. Матушка отдала его в частный приют. Ему тогда исполнилось шесть лет, и больше он не видел собственной матери. Всё что запомнилось — красивое лицо и слёзы. Всё, что существовало до того момента, будто отрезало. Нет, он помнил смутно свои детские игры, какие-то лица сверстников, воспитателей, даже булочника, но вот матушки вспомнить не смог. Горе прощания и ужас перед неизвестностью будущего вытеснили прежние образы. А были ли они вообще?

Приют не стал вторым домом. Правда не стал он и дорогой в криминальный мир, как можно было бы предположить, имея в виду распространённость подобного пути. Здешние воспитатели строго следили за подопечными. Такого понятия как личная жизнь у воспитанников просто не существовало. И только книги в библиотеке позволяли остаться наедине с собственными мыслями.

В отличие от многих сверстника в конце его ждала сравнительно обеспеченная жизнь. Он получил небольшое наследство и вложил его в дальнейшее образование.

С детства он видел себя книжником. Каким-нибудь держателем лавки в букинистических рядах, а лучше хранителем библиотеки. Городской или частной без разницы. Но судьба распорядилась иначе. Литературу, словесность преподавали в Академии искусств, куда с его средствами не попасть. Он пошёл в юридическое училище.