Золото Лакро

- Покажи, как вы это делаете, - сказал он, неожиданно кое-чего вспомнив.

- Чего показать? - удивилась Бинка.

- Материализуй чего-нибудь. Вообрази какой-нибудь предмет. Ты ведь из могучих, верно?

Вопрос, поскольку Радош абсолютно точно знал, из кого была женщина, кормящая грудью его младенца, задавался почти для проформы. Но только почти! И Радош воззрился на свою гостью, ожидая ответа.

- Мы оба из могучих, - прозвучали слова без эмоций. - И я, и ты.

И странно распорядилась жизнь! Два года тому назад, услышав из этих же уст утверждение, что он ровня ей, Радош лишь презрительно усмехнулся, но сейчас он был бы черезвычайно разочарован, если бы его "вторая жена" не повторила нечто подобное еще раз. И дело было тут вовсе не в дурацком могуществе - душа Радоша жаждала подтверждения, что и дитя, и мать принадлежат ему по праву, а не по слепой прихоти капризницы-фортуны.

- Научи и меня материализовывать разные вещи. Наверное, это очень трудно?

И снова-таки ответ был не в ответе, а в его смысле. Доктор говорил, что это либо очень легко, либо вовсе невозможно. Шла проверка информации.

- У тебя не получится. Я поставила тебе стационарную блокировку. Под черепную кость.

И опять же странно: услышав нечто подобное с полгодика тому назад, Радош бы покрылся холодным потом от ужаса. Сейчас же он удовлетворенно вздохнул и вымолвил:

- Чтобы я, значит, чего-нибудь не натворил?

Бинка кивнула.

- Вот, значит, откуда ты в прошлый раз доставала чунг. А мы-то ломали себе головы...

- Да, - прозвучало равнодушное, - поэтому мне и пришлось это ваше зелье попробовать. Я могу материализовать лишь то, с чем знакома. Иначе ничего не выйдет.

В углу комнаты между тем прямо из воздуха возникла детская кроватка. Ребенок отпал от груди и, причмокнув, безмятежно улыбнулся. Он спал.

- Красивый, - произнес Радош, не отрывая глаз от гладкого белоснежного тела, на котором не было ни следочка от перенесенных травм.

- В папу, - ответствовала женщина, поправляя блузку.

Зрелище стало менее захватывающим, и Радош смог снова перевести взгляд на младенца.

- Мой Сандро! - повторил он любовно, когда ребенок благополучно оказался в кроватке. - Мой собственный маленький Сандро!

- Только не говори мне, что ты мечтал о нем всю жизнь. Мы оба в курсе, что дети для тебя не новость.

- Не новость, - согласился Радош. - Но не ты им мать!

- Разве это что-нибудь меняет?

Голос женщины был по-прежнему бесцветен.

- Это меняет все! - произнес Радош приглушенно, чтобы не разбудить малыша. - Если бы ты знала, родная, что для меня значит твой ребенок! Когда я впервые увидел Сандро, я подумал: "А вдруг он мой сын?" Понимаешь, он был единственным, кого никто из нас не захотел раздавить! Ты не думай, они ведь были вовсе не плохие ребята, те парни с Лакро, просто им сильно не повезло в жизни!

- Да, - печально проговорила Бинка, - они приняли смерть как полагается: пощады никто не попросил. Но ты сказал, что подумал, будто Сандро - твой сын.

- Угу. Дело в том, что двадцать с лишним лет тому назад, когда я был глуп и молод, я имел роман с одной красоткой. Она была эстрадной певичкой в одном из варьете. (Вы знаете подобные заведения, их полно в Космопорту). Когда я с ней окончательно порвал, она вдруг заявила мне, что осталась беременна. Я ее тогда высмеял, сказал, что мало ли от кого она могла заполучить плод. О, она была очень лживой, ей на слово верить было нельзя! Но когда я увидел Сандро, я подумал: "А вдруг та вертихвостка один раз в жизни сказала правду?" Он ведь очень похож на меня, этот твой старший, когда-то я сам был таким же. И волосы у него рыжие, как у той певички.

- Ты давным-давно знаешь, что Сандро тебе никто.

- Знаю. Но я слишком хотел, чтобы он оказался моим сыном, понимаешь, родная ты моя, ненаглядная? Ты даже не представляешь себе, какой сюрприз, какой подарок преподнесла мне сегодня! Хочешь, я расскажу тебе про твоего Сандро?

- Расскажи.

- Он держался так отменно, что я чуть было не решил, будто он из Галакпола.

- Теперь-то ты знаешь, откуда он.

- Да, теперь знаю.

- Нам пора, - сказала Бинка, когда стрелки настенного хронометра равнодушно отметили, что еще один отрезок времени канул в небытие.

- Чего пора? - не понял Радош.

- Уходить. Уже поздно.

Это прозвучало совершенно неожиданно. Более того, это прозвучало почти как гром среди ясного неба.

- Чего? - возмутился Радош. - Куда это ты намылилась? У меня разве места нехватка? Постелить негде?

- Например, в коридоре.

- Нет, в этой комнате. Если тебе мешает мое присутствие, уйду я.

- Куда?

- Хотя бы в тот же коридор.

- Не мешает. Оставайся, - Бинка помедлила и добавила: - Я привыкла спать на полу.

Она коснулась виска, и на пушистом ковровом покрытии возникла циновка наподобие тех, которые употребляются в звездолетах для неожиданных пассажиров. Сверху легли остальные кроватные принадлежности. Все это возникло опять же из ничего, и до Радоша внезапно дошло, какой страшной силой обладает эта женщина здесь, на этой планете, от чего отказывается, улетая, и чего она лишила его, Радоша.

Что не помешало ей заиметь от него младенца и назвать его себе равным. И согласиться провести с ним ночь в одной комнате.

Женщина между тем взглянула на него и легонько вздохнула. И было в ее вздохе нечто такое, что заставило Радоша снова вспомнить, что перед ним не только мать его ребенка и уж никак не объект для поклонения. В любом случае в него не собирались запускать туфелькой, тем более, что и сами туфельки тихохонько отдыхали себе возле порога прихожей, а ноги женщины - нет, пара совершенно очаровательных ножек были босы.

- Послушайте, - быстро сказал Радош, переведя взгляд на лицо женщины, - если вы так дорожите мнением своих людей, вы бы очень легко могли скрыть всю историю.

- О? - был ответ.

- Вы могли бы избавиться от ребенка.

- Могла бы, - согласилась женщина.

- Меня оставили бы здесь, на Новой. Навсегда.

- А я выбрала его.

И Бинка кивнула в сторону малыша.

- Почему? Зачем?

- Что толку владеть кучей народа, если я не могу позволить себе даже того, что имеет любая из моих подданных? У каждой из них есть семья, я же свою сохранить не сумела. Так пусть будет хотя бы этот ребенок. Все лучше, чем ничего. Ты не думай, я не раскаиваюсь. Когда я узнала, что он у меня будет, я очень обрадовалась.

- Вот как? - сказал Радош, проворно обнимая ее колени. Сам он уже сидел рядышком возле дивана и наслаждался близостью той, которая еще час тому назад, казалось, не способна была высечь в нем и искры нужного чувства. - Значит, ты даже обрадовалась?

- Нет-нет! - произнесла Бинка, отстраняя его руки.

В ее голосе звучал неподдельный страх.

- Ты меня боишься? - ласково проговорил Радош, снова протягивая к ней ладони. - Не надо! Я никогда больше не сделаю тебе больно!

- Нет-нет! - прошептала Бинка с прежним испугом. - Я не хочу!

- Не говори ничего! - сказал Радош мягко. - Или я снова поверю твоим словам, а не твоему зову.

- Я не звала тебя!

- Неправда! - лицо Радоша уже было возле лица его мадам, а губы тянулись к ее устам.

- Я хочу тебя, - произнес он. - Хочу сегодня, здесь и сейчас.

И он опять прильнул к ее губам.

- Ты сегодня совсем другая, - проговорил он нежно полчаса спустя.

- Ага. Толстая и на два года старше. Только не уверяй меня, что тебе всегда нравились габаритные сорокапятилетние бабы.

- Что правда, то правда. Я всегда выбирал молоденьких и стройных.

- Как же нынче ты так промахнулся?

- Затемнение нашло.

- И теперь оно благополучно развеялось?

- Не-а, теперь я готов продолжать в том же духе всю ночь и еще пять дней до Тьеры.

- У тебя, однако, завидная сила воли. Это же надо, исхитриться что-то извлечь из женщины, испытывая к ней целый букет отрицательных эмоций.

- Вы не вызываете у меня отвращения, - улыбнулся Радош.

- Разве этого достаточно?

Радош окончательно развеселился.

- Вы удивительно наивны, мадам! - сказал он. - Неужели вы думаете, что я любил всех тех женщин, с которыми имел дело в течение своей жизни?

- Я думала, они тебе достаточно сильно нравились.

- Чтобы эффективно обслуживать женщину, испытывать к ней особую страсть вовсе не обязательно.

- Спасибо, но я в милостыне не нуждаюсь.

- Пожалуйста, только учтите: я благотворительностью не занимаюсь и на милосердие не способен вообще.

- Тогда что же тебя подвинуло осчастливить меня своим вниманием?

Бинка произносила все это отстраненно-отстраненно, даже шутливо, словно о ничего не значащем пустяке или о другом человеке, не о себе. Но тон ее Радоша уже не обманывал.

- Ты раскаиваешься, что уступила? - сказал он.

- Я удивляюсь, как тебе удалось переступить через кровь на моих руках.

- Подумаешь, одиннадцать трупов! Мало я их навидался на своем веку!

- Нет! Это оттого, что тебе хотелось добиться своего.

- Разве это плохо?

- Не знаю пока. Но ты добился, а мужчины всегда бросают женщину, когда получают от нее все, что захотели.

- А! - протянул Радош, кое-что постигнув. - Ты думаешь, будто я собираюсь тебя бросить?

- Почему бы и нет? В таких как я не влюбляются. От них норовят что-нибудь получить и смыться.

- Считай, что я хочу заполучить от тебя кроме Сандро еще и маленькую Лилу, - проговорил Радош, подумав.

- Ты мог бы сказать, что я потрясающая женщина, что я самая забористая и нравлюсь тебе в любом виде. И что я единственная и неповторимая из все женщин под звездами Вселенной.

Радош не мог не усмехнуться: Бинка угадала, именно это он и собирался ей первоначально выложить. И почти слово в слово!

- Я мог бы, - подтвердил он, почти смеясь. - Только, дорогая, ты бы мне не поверила, угу?

- Не поверила бы. Но слышать подобное было бы так приятно!

Это было презабавно! Так презабавно, что у Радоша даже дух перехватило от сдерживаемого смеха.

- Слова - это ничто, - извлек он из себя подходящий набор слогов. - Их швыряешь, и можно о них позабыть. Зачем вам такой мусор? Вот он я перед вами и ваш на целых пять дней.

С удовлетворением Радош увидел, что его мадам наконец оживилась.

- Но дети не всегда получаются сразу, - произнесла она, мило покраснев.

- Разве мы куда-то торопимся? - пожал он плечами. - В крайнем случае сеанс можно будет и продлить. Разумеется, если истребительница пиратов ничего не имеет против.

- Не имею, - опустила Бинка очи долу.

- Тогда пошли на кухню. Я жутко голоден, как и полагается двуногому зверю.

Бинка засмеялась и вновь взмахнула ресницами.

- Радош, ты неисправим! - сказала она. - Зачем ты каждое мое слово воспринимаешь оскорблением по своему адресу?

- Почему бы и не воспринять, если это слово правдиво? Я, дорогая, аж никак не ягненок, и тебе долгонько придется меня приручать, милая ты моя дрессировщица! - и он подал ей халат.