Ферма механических тел

— Монахи по сути шаманы, — блеснула я успехами ликбеза в области эзотерики. — Они действительно гораздо более умелые в обращении с астралом, чем имперские экстрасенсы. А, учитывая захватнические амбиции островного царства, они действительно являлись угрозой…

— Да знаю я, черт побери, — устало отмахнулся Ли Мэй, сгорбившись продвигаясь вперед. — Знаю, что поступил правильно, согласно законам военного времени. Знаю, но, черт побери, не верю. Потому что, будь это действительно… богоугодно!.. меня не отправили бы на это задание вслепую. И не скрывали бы потом, что моими жертвами стали пять десятков детей.

От его безжизненной, замогильной интонации у меня поджалась задница. И на сей раз мне хватило мозгов и такта промолчать. Сказать, что вина целиком и полностью лежит на тех, кто отдал приказ? Он и без меня это знает. Признаться, что его откровение не изменило мое к нему отношение, потому что мои руки тоже в крови, из-за чего я и дезертировала? Так ему от этого легче не станет.

Зато теперь хотя бы понятно, за что он так себя казнит, и почему ищет искупления у каждого встречного.

— Нам сюда, — коротко мотнула я головой на люк над нами.

Ли Мэй отрешенно кивнул, мыслями витая где-то далеко. Выбрался, проверив обстановку, вытащил привязанного к носилкам изобретателя, кряхтением начавшего подавать признаки жизни, помог вылезти мне. И, возвращая голосу безмятежность, подбодрил скорее себя, чем меня:

— Ну, ничего. Вот переберемся с тобой в конфедерацию, запишемся на пару сеансов к психотерапевту. И тебя вылечат, и меня вылечат.

А ведь благодаря подарку Теша я теперь могу не бояться одержимости и действительно отправиться даже в густо заселенный духами Контрем! Старательно отгоняя смущающие мысли о том, что Хелстрем, оказывается, строит наши с ним совместные планы, я толкнула дверь ближайшей обшарпанной лачуги и фыркнула.

— Меня-то от чего? Я же говорила, садизм у меня из-за негативных эктоплазменных эманаций.

— Которые должны были исчезнуть после экзорцизма, проведенного Евой, — как бы невзначай, отстраненно заметил инквизитор. И, оставив меня наедине с этим откровением, как ни в чем ни бывало направился исследовать наше место пребывания на ближайшие недели.

Которое внутри выглядит гораздо обстоятельнее, чем снаружи. Два этажа, связанные узкой, но не шаткой лестницей. Наверху две маленькие, но полноценные спальни, внизу кухня, каминная комната и даже крохотная душевая кабинка, в которой я самолично два года назад приделала к водопроводу кипятильник и нагревательный бачок. Плотно подогнанные половицы не скрипят, с побеленного потолка ничего не капает и не сыпется. Мебель скудная, но добротная. По меркам моей жизни до подмастерья гениального изобретателя — хоромы! Даром что пыльно слегка.

Все это я отметила мимоходом, а в голове набатом стучали слова, сказанные хриплым, прокуренным голосом. «Которые должны были исчезнуть…». На краткий миг я представила себя, лишенной привычной паразитической тяги к насилию. Не выносящей вида крови и не способной причинить кому бы то ни было серьезный вред, как это было до войны. У меня упало сердце. Смогу ли я без садизма оставаться хирургом-механиком? Кто я вообще без него?!

Потом смысл сказанного Ли Мэем все-таки дошел до воспаленного сознания. Садизм по-прежнему при мне, раз уж он собирается от него меня лечить. И вызван он не негативными эктоплазменными эманациями, потому что они, если и были, уже давно изгнаны экзорцизмом. Но тогда получается…

— Я что, сумасшедшая?! — не своим голосом возопила я и, оставив носилки в холле, длинными скачками, через ступеньку взлетела на второй этаж к инквизитору. — Мэй, поршень тебе в выхлоп, по-твоему, я больная, да?!

В потемках поздно заметив высокий силуэт, на скорости врезалась в литые мышцы груди моего самого проблемного пациента. Мэй поймал меня, спасая от позорного падения ему под ноги, вернул вертикальное положение, оправил мне сбившуюся рубашку, отчего-то дернув кадыком.

— Травмированная, — мягко исправил он меня. — Твоя якобы любовь к причинению боли другим — это естественная защитная реакция тогда еще детской, неокрепшей психики на насилие, которому ты подвергалась или, возможно, которое творила сама, на войне. Твой садизм доказывает, что раньше ты, скорее всего, страдала совестливостью, — хрипотца в его голосе приобрела бархатистые нотки.

— Не помню, — резко севшим голосом протянула я.

И чуть не дернулась, как от электрического разряда, когда он вдруг задумчиво пропустил прядь моих волос сквозь пальцы здоровой правой руки. Смутилась пуще прежнего, чего раньше за собой вообще не замечала, пискнула «я запущу динамо-машину!» и малодушно сбежала в подвал, включать подачу тока.

И заодно переваривать откровение, что все это время Теш мне лгал. А ведь периодическая «чистка» негативных астральных эманаций, это единственное, что удерживало меня рядом с ним. И он самым беспардонным образом этим пользовался, вынуждая меня зависеть от него. Вполне в духе деспотичного собственника.

С того дня минуло две недели. Я раскопала в куче хлама в подвале свою заначку, из-за которой и выбрала именно это укрытие. С помощью этого набора полевого хирурга смогла вполне сносно прооперировать деда, пока Ли Мэй вычищал от пыли наше пристанище.

До встречи с Барти мы питались найденными в погребе консервами, опасаясь появляться на рынке, где маршировали усиленные жандармские патрули. Потом разжились шматом мяса, мешком картошки, крупами и, вот, кофе. Жить стало гораздо веселее. Когда посидишь месяц на диете из голубей и чаек, и не такое разносолами покажется.

Пока я корпела над восстановлением чертежей автоматона, инквизитор мотался по своим шпионским делам. Через Шпильку передавал сообщения членам Лиги о дельнейших действиях, собирал информацию о ходе расследования взрыва на фабрике «Дедерик Инк.», исполнял обещание, помогая семье Винсента избежать преследования.

Пару раз я возвращалась в похоронное бюро, подкорректировать робота по указанию изобретателя, поинтересоваться самочувствием Евы и успехами близнецов, к которым откуда ни возьмись присоединился Джек Потрошитель. Должно быть, его привлекла истонченная грань с астралом в месте массового захоронения. Вид бесноватого черного кота, неподвижно таращащегося на заточенных в пентаграммах призраков, вызывал приступ сентиментальной ностальгии по трущобам.

С помощью формул, добытых мной у Пикинджилла, экстрасенсам удалось-таки привязать Башню Бенни к металлическому остову. Но не подселить. По задумке призрак должен залезать внутрь автоматона, как в костюм. А мой кошмар детства просто болтался в воздухе, просвечивая сквозь робота, даже не чувствуя его. Тут никакой тетраграмматон не поможет, ведь он рассчитан на полноценно подселенного призрака.

Кстати, я наконец-таки поделилась с Ли Мэем своими идеями по поводу важности антропоморфной формы предмета, в которого вселяется эктоплазма. И что при создании автоматона лучше опираться на теоретическую базу создания голема, а не зомби. Ведь зомби — это человеческое тело, им призрак знает, как управлять, благодаря моторной памяти. Про одержимость вообще молчу. А кучка шестеренок и патрубков больше похожа на человека из глины, для управления которым требуется специальный алгоритм.

Инквизитор, к моему изумлению, не отмахнулся от этой ереси, пришедшей мне в голову под влиянием кошмарных снов и бадавийских сказок. Задумался и подтвердил, что в этом может быть разумное зерно. Я даже смутилась. Не думала, что мой поверхностный ликбез в эзотерике принесет какие-то плоды. Но он принес.

Шпилька пришла, когда мы на пару с дедом, которому умственные усилия, кажется, помогали быстрее выздоравливать, проектировали новый вариант робота. С полирезиновыми сгибающими мышцами, синтетическими внутренними органами и кровеносной системой из физраствора. По идее управление такой болванкой для призраков должно быть гораздо проще, что существенно повысит эффективность использования автоматона.

Полли принесла новости от Дениса. Винс требовал встречи с Ли Мэем.

Привидение вундеркинда-сигиллографа, заламывая руки, металось внутри печати и булькало какую-то околесицу про то, что теперь-то его точно сдадут тайной полиции. Ли Мэй зашел в пентаграмму вызова, благодаря которой привидения, плохо воспринимающие материальный мир, могли общаться с живыми людьми. Я включила лампу «черного света», чтобы инквизитору тоже было видно духа, приготовилась быть суфлером.

— Магистр! Наконец-то! Ваша команда экстрасенсов следит за мной! — истерично нажаловался сигиллограф. Я продублировала его слова Хелстрему, впервые возблагодарив параноидальную шизофрению вундеркинда. Не будь ее, мы могли бы оказаться не первыми, кому Винс решил доверить ценные сведения. — Дайте мне бумагу!

Я, не до конца веря в происходящее, следила за появляющейся на листе цепочкой печатей, начертанной пальцем Винса. Отдаленно похожей на ту, что я видела, изучая концепцию голема.

Неужели у нас получилось? Создать тетраграмматон, алгоритм, позволяющий призраку считать механическое тело своим. Без которого даже вселенная в материю эктоплазма не сможет управлять незнакомой кучей металла из-за отсутствия соответствующей памяти.

Неужели секрет автоматона будет заключаться в бадавийской сказке об ожившем деревянном мальчике? До которого додумался не эзотерик, а механик, посчитавший, что в автоматоне должно быть больше от машины, чем от духа?

Ли Мэй был в этом уверен. Я же, адекватно оценивая собственные способности и мозги, далекие от гениальных, справедливо сомневалась. Но проверить это можно будет все равно не раньше, чем решится проблема с вселением призрака. К тому же…

— Как нам сохранить это в секрете? Ведь, если мы начертим тетраграмматон на остове робота, то его только слепой не заметит.

Ли Мэй задумчиво осмотрел лист бумаги. Сделал пару шагов прочь от пентаграммы, выходя за пределы света ультрафиолетовой лампы. Бумага со следами эктоплазмы в его руке превратилась в чистый лист. Я присвистнула:

— Мы нанесем их флюоресцентными чернилами!

— Это позволит сохранить секрет автоматона в тайне даже от близнецов и Евы, — умиротворенно улыбнулся Ли Мэй. Чувствуется профессиональная деформация бывшего шпиона. Его слова о том, что он никому не верит, были не пустой бравадой.

Но все-таки как же можно вселить призрака? И почему мне настойчиво кажется, что ответ не в эзотерических формулах?

Я зевнула, задаваясь риторическими вопросами на кухне убежища контрабандистов, и заварила кофе. На ночь, да, и что? Аристократы, вон, шампанское гасят с утра, и ничего!

Подняв крышку с чугунной сковороды, еле отчищенную нами от пригара, помешала мясо с картошкой. Почувствовала, что скоро закапаю газовую конфорку слюнями, и волевым решением признала еду готовой к употреблению.

— Мэй, ужин! — позвала я, вываливая бюджетный вариант рагу в тарелки со сколами по краям.

Не высокая кухня «Гурмании», но инквизитор мою стряпню уплетал за милую душу. А большего, как я для себя недавно поняла, мне и не нужно. Мы люди простые, ага.