Сказки Бурого Медведя

Ворон

Не зря говорят, что купальские ночи полны тайн и чудес. Именно в одну из этих ночей ходил я по папоротнику, цвет искал да вдруг ворону увидел, что на суку сидела. Её силуэт чернел прямо на фоне круглой луны. Я ещё подумал, что ночью вороны не летают, да вот же она, сидит как ни в чём не бывало да говорит со мной. Вроде и на своём языке, а понятно всё. Ответил ей, она опять раскаркалась, ну говорю ж, на Купалу необычная ночь. Разговорились, а потом о сказках речь зашла, она обрадовалась да эту вот, про Ворона, чуть было князем у людей не ставшего, мне и поведала. Цветок папоротника, как известно, клады указывает, только разными они бывают, мой вот сказкой обернулся. А сказку в себе таить негоже, потому я с вами сим кладом и поделюсь, чай, от него не убудет

Давным-давно жил-был на свете Ворон. Был он уже старым, за две сотни лет перевалило, и последние лет пятьдесят почти никуда не летал с Дуба, на котором привык сидеть. Дуб был ещё старше, но стоял, крепко ухватив корнями землю, а его крона раскинулась так широко, что под ней мог поместиться почти целый род людей, которые приходили спрашивать у него совета и просить помощи. Ворон тоже помогал людям. Он предсказывал им будущее и говорил о прошлом. За это люди уважали старого Ворона и кормили разными вкусностями. Зачем ему было куда-то летать? Людей много, три больших рода вокруг живут. Все они из одного корня вышли, из одного места, потому роднёй считаются. Была сперва одна вервь, на малом притоке, да много людей стало, а земля, она до безконечности кормить не может, так её истощишь запросто. Вот лет двести назад, Ворон тогда ещё совсем малым был, и отделились несколько семей, что помастеровитей, да ушли вниз по притоку к большой реке. Там путь на север идёт, из стран южных, да обратно ладьи ходят. Новости со всего света туда попадают. Товар кое-какой прикупить можно. Да своё, что негоже, продать сподручней. Чем не житьё? А поскольку вниз по притоку да на реке поселились, то и назвали их Речные выселки — или Нижние.

Другие, что к охоте да лесу тянулись, вверх к истоку ушли. Места там заповедные, людьми не тронутые, а потому зверя всякого не счесть, птицы видимо-невидимо, ягод полно, травы да родники целебные. И прозвали их Лесные выселки — или Верхние. Старое же место так и называли все Старым.

Недалеко от Старого, в заповедной дубраве, и Дуб стоял, на котором Ворон сидел. Там же и курганы, что предков хранят, там же и места для праздников, кои все роды вместе собирают.

Три больших рода — это уже много, целое племя, и не раз уже приходилось ему свою землю от находников отстаивать. То соседи шалят — дурь или удаль свою показать пытаются, то ватаги разбойные наведываются. Но это мелочи, с которыми справиться просто. А вот когда с юга степь походом идёт, тут уж только держись.

Помнит Ворон, как полвека назад приходил хан степной, с большим отрядом, да дани требовал. Вынесли ему данью собаку дохлую да облезлую, на что хан сильно обиделся, грозить начал, что побьёт всех, да так ни с чем и уехал. А на следующий год большую силу привёл. Да свои уже подготовились. Соседскую дурь и удаль к своей прибавили, и лишь немногим более сотни степняков из леса ушло, благо кони хорошие.

Зато и купцов ханских стало за что пограбить. Ни одного не пропустили, да без товаров оставив, самих назад в одних портах отправили с наказом, чтобы почаще хан воевать приходил, дюже прибытку от него много — и конями, и оружием, и товаром разным. С тех пор умение воинское в родах в большом почёте стало. Даже отдельно людей для этого выделили, которые только и делали, что воевать учились да силу и сноровку развивали. В Старом сотня — что туры лесные. Сильные да здоровенные. Топорами да секирами орудуют, только свист стоит, да всё не просто силою, а ещё и ловко да с ухватками.

Из Речных сотня строем да бронёй сильна. Все как один действуют. Станут стеной, копья выставят, щитами закроются, и попробуй возьми. Вмиг на копья насадят!

А полсотни Лесных — вроде и неприметны ничем, да лучше их никто не подкрадётся, засаду не устроит, коней не угонит, врага не выследит. Из лука же садят, будто булавой гвоздят, да хоть муху на лету собьют, а уж белку в глаз стрелить и вовсе за дело не считают. Ходят что тени, плывут что рыбы, а коли хотят, так и чужими глазами глянуть могут. Поговаривают, что и зверьми оборачиваются запросто, да не видел того никто. Это уже их родовая тайна, от деда к внукам передаваемая.

Не сидели воины по домам своим. То соседям помогут угодья отстоять, то к князю северному в дружину наймутся. Тот охотно принимал, благо знал их силу и сноровку. Не раз в походы брал да кроме добычи ещё и сверх того одаривал — за дела да удаль проявленную. Так и ходили в разные стороны, у других учась да себя показывая. Особенно лесные ценились. Все хотели их волшбе и сноровке научиться, да не получалось. Сами же они говорили, что надо родиться в Лесном да из тех родников сызмальства воду пить, с тех трав росою умываться, лес слушать, звериному языку учиться, Землю знать да Небо видеть.

Только они, да ещё жрецы из Старого могут с Вороном напрямую разговаривать. Остальные — только гадать «да — нет». Вот и теперь пара с верховьев на лыжах пришла. Воин молодой и жена его, недавно в девки взошедшая да малым сроком непраздная уже. Он её в Старом аккурат на Таусень и сосватал. Три месяца не прошло. Выкуп хороший заплатил, благо пред тем из похода вернулся. Силён, красив да ловок что рысь, да собственно, Рысью его и звали. А её Любляной в новом роду нарекли. Рыся Ворон давно знал, тот и говорить с ним мог запросто, а жена его — нечастая гостья, потому не понимает ничего пока. Но это исправить можно, научится ещё.

— А скажи, стар Ворон! Поведай нам! Кто родится у нас? — произнесла Любляна и положила рядом с Вороном два угощения — кусочек мяса и кусочек хлеба. Мясо возьмёт-значит мальчик, добытчик. Хлеб — значит девочка, печи хозяйка.

Потоптался Ворон на суку и взял мясо. Важно съел, к хлебу не притронулся.

— Мальчик у нас будет! — приникла к Рысю жена. — А давай спросим, кем будет он?

— Ты сама спрашивать будешь, или мне спросить? — улыбнулся тот.

— А ты умеешь?

— А то! Мы с ним старые друзья. Как с тобой говорим.

— Ух ты! Тогда ты спрашивай, только и мне говори, о чём он скажет!

— Так речь наша не словами будет, а по-другому, но скажу, конечно. Ты ж ведь не угомонишься.

— Не угомонюсь! А ты не тяни за хвост, говори давай!

— Да как я с ним говорить буду, если ты трещишь что сорока?

— Молчу! — смеясь глазами, закрыла Любляна рукавичкой рот.

— Здравствуй, Ворон!

— И ты здрав будь, Рысь! — ответил Ворон. — Слышал я вопрос, потому без проволочек и отвечу. Будет сын твой воином знатным, но не сразу, а по необходимости. А потому не сразу и ухваткам воинским учи, а лучше волшбе да смекалке поначалу. Безстрашие тренируй да тело крепи. Про Отца Небо, Землю-Мать и тело Родово всё поведай. Так ему самому потом проще будет боевую науку освоить. А начинать прямо сейчас надо.

— Так не родился же он ещё!

— На землю пришёл, значит уже пора. Он сейчас чувствам учится, с тебя и матери их впитывает. Как вы ему их покажете, так и научится. Будет жена твоя тебя бояться, так и он бояться тебя станет. Будет песни петь от души, так и ему они нравиться будут. Будешь ты жену смелостью и ловкостью радовать, так и он после будет с удовольствием этим заниматься. Будете природой любоваться, так и он ей радоваться будет. Ты о походах поведай, а жена пусть сказки сказывает. Чем больше с ней будете радости испытывать, тем радостнее сын ваш в жизни будет. Ты не перечисления мои слушай, а саму суть пойми.

— Да понял. Чего ж тут сложного? Так же, как после, дети играя приёмы воинские повторяют, так и он сейчас чувствовать учится.

— Верно. Больше я тебе ничего сказать не могу пока. Устал. Старость — не радость.

— И на том благодарствую, Ворон, — склонил голову Рысь. — Пойдём мы в обратный путь.

— Ну! Что? Что он сказал? — захлебнулась от нетерпения Любляна.

— Воином будет! Дюже хорошим! Вот только готовить его уже сейчас надо. Не будем мешать старому, пойдём обратно, по дороге всё и расскажу.

Проводил Ворон их взглядом. Эх, молодость! Всё-то у них радостно да весело. Думают, вся жизнь впереди. Эти-то ещё молодцы, делом заняты, а другие посмотришь, так и не сделают ничего до самой старости. Не научатся. Долго он так сидел, думу думал, ночь пересидел. Утро настало, и вот ещё кто-то идёт, да не один, а целых пять. Эти с Речного. Тяжело с ними, с речными. Всё о богатстве думают да о вещицах разных новомодных, заморских. Говорить с Вороном разучились, только гадают, а потому времени тратят жуть сколько. Подскажи, как торговать сподручнее — так али этак? А может вот так? Да подскажи, какой товар в столицу северного князя взять — тот или этот? И так до вечера. Ворон иногда притворялся, что устал и спит, так эти олухи отходили в сторону, костерок разводили, еду готовили да ждали, когда он проснётся. А потом всё сначала. Еды они конечно много приносили, да разве в ней дело? Думают глупые, что всё купить можно. Эх, нашёлся бы кто-то, чтобы вразумил этих охламонов, да так, чтоб поняли, что главное богатство в другом.

Точно, лучший купец верхних выселок, Прядота, да сыновья его — Перепут, Стремир, Твердята и отрок Бобёр. Ну, теперь держись! Это точно куда-то собрались, теперь до вечера не отстанут.

Прядота давно уже торговлей занимался и род вёл от первых купцов, что стали после переселения к большой реке торговлей промышлять. Все соседние земли знал, со многими вождями дружил. С южного моря, что за устьем реки, купцов принимал да скупал у них многое. Вот только сам на южное море не ходил. Далеко больно да в степях неспокойно. Долго он думал да решался, наконец решился. Посчитал затраты, прикинул прибыток. Получилось, что чуть ли не треть богатства истратить придётся, но коли выгорит дело, так вдвое прибыток будет. Никак не меньше. Вот и пришёл он с сынами к вещему Ворону, чтобы узнать, окажут ли Боги своё покровительство в сём деле? Заготовил ему разных лакомств. Себе шатёр да снедь, ведь надо всё вызнать, чтобы потом не горевать, а это может и на несколько дней затянуться. То-то Старый Ворон рад будет, что попотчуют его вкусненьким. Да вот непонятно, почему он при разных вопросах лакомства как бы осознанно выбирает. То мясо ест, хлеб не тронет, то хлеб съест, мясо оставит. Правду древний жрец из Старого Родовид сказывает, что вещуном Боги правят. И оно верно, ибо ни разу ещё Ворон не ошибся. Тут ведь ещё и другое дело есть. Слишком много купцов в Речном стало. Раньше все вместе были, а теперь каждый за себя норовит, в свою сторону тянет. Поэтому чтобы впереди всех быть, надо что-то новое сделать, другие места для торговли освоить. А где ещё речные не были? Где товары чудней и необычней? За морем. Значит туда и надо идти. Значит пусть вещун и покажет, как правильно дело справить. А потому и работы ему будет много, зато и корма столько, что и не съест поди всё.

Два дня у Прядоты ушло на выяснение всех тонкостей, которые похода касались. Вроде и хорошо всё. Спрашивал, дойдут ли ладьи до города заморского? Дойдут. А обратно? Дойдут, только как-то не так. Товар довезут? Довезут, но тоже как-то по-другому. Да и нехай как, дойдут и ладно. Все ушедшие в поход вернутся? Все. А сам Прядота и сыны его? Все, да тоже непонятно как-то. Так и не смог Прядота добиться, что же за препона такая будет. Ну да ладно, главное ладьи вернутся, вся семья жива, и на том удача.