В те холодные дни

1

Вернувшись из Москвы, Сергей Тарасович с каждым днем утверждался в мысли, что его предложения в конце концов будут одобрены и приняты. Записка министру, все технические и экономические расчеты получаются весьма убедительными, продумана каждая деталь, все неопровержимо логично. Главным козырем сейчас был выигрыш во времени, и это было в руках Косачева. Пусть другие попробуют, потягаются.

По дороге на завод, в машине, он мысленно планировал дальнейший ход дела. «Во-первых, — думал он, — нужно основательно подготовиться к совещанию в Москве и добиться государственного заказа. Во-вторых, надо обеспечить изготовление труб высокого качества в обещанный срок, а то и ранее».

В решении первой задачи он больше всего рассчитывал на свою пробивную силу, на свой опыт. Дальнейшее же представлялось более сложным: сумеет ли собрать в один кулак и направить воедино усилия всех инженеров, техников, мастеров, рабочих — словом, всего заводского коллектива. Это не так-то просто, нужно время, терпеливая, разумная работа с людьми, меры убеждения.

Косачев полагал, что следует начать с психологической перестройки, с некоей встряски умов. Он знал, что вдруг переломить привычки и психологию людей нелегко. Ведь его завод уже много лет работает в отлично налаженном ритме, все идет в определенных размеренных рамках, и если иногда случаются срывы, это не страшно, их можно поправить на ходу. Все давно наловчились «затыкать мелкие дыры», вмиг приноравливаются к обстановке. Так и крутится все по заведенному кругу, только смотри-поглядывай да не торопясь поправляй.

Новое же дело, как известно, приносит много забот, и люди часто отмахиваются от него. Нечего, мол, рисковать, от добра добра не ищут. Он-то, Косачев, хорошо знает, как нелегко в таких случаях вводить новшество, менять налаженный ход производства, ломать старые привычки.

Как опытный руководитель, он не преувеличивал своих собственных сил, думал и о тех, кто работает в одной с ним упряжке. Он знал, что умеет ладить с людьми, был уверен, что столкуется и на этот раз.

«Надо расшевелить командиров производства, — думал Косачев. — Вот, к примеру, главный инженер Водников. Знает дело, правда, иногда нападает на него какая-то вялость или нерешительность, приходится напоминать, подталкивать. Интеллигент, деликатный человек, хотя и умеет хватку показать в иных случаях, но чаще пасует, боится спорить с людьми, не одернет кого следует, будто жалеет. Взять хотя бы его отношения с заместителем, с Поспеловым. Никакой твердости, одни уговоры да назидательные беседы. Я сам не люблю Поспелова, хоть и знаю, что он толковый инженер. И если его подстегнуть, взять твердой рукой, он может здорово поставить электросварочное дело. Тут Поспелов мастак».

Думая о главном инженере и его заместителе, Косачев не хотел ничего преувеличивать и уменьшать, желал объективно разобраться в достоинствах и недостатках каждого.

У Водникова интересная и суровая биография. Был на фронте, у него много боевых орденов. В прошлом — артиллерийский офицер. Воевал в Донбассе, под Ростовом-на-Дону, в Сальских степях, в Сталинграде. Дважды был ранен: сперва в голову, потом в левое плечо. В боях за Сталинград был удостоен звания Героя Советского Союза.

Потом Белорусский фронт, Польша, плацдарм на Одере, сражение под Берлином. За это время Водников был ранен еще три раза: два ранения были легкими, а после третьего провалялся более двух месяцев.

Теперь, спустя много лет, Водникову иногда становится страшно от одного только воспоминания о тех боях, в которых он участвовал, и о том, через какой шквал огня и смерти прошел.

Когда кончилась война, Водникову едва исполнилось двадцать пять лет. Он решил поступить в институт, мечтал стать ракетостроителем. Но случилось так, что после защиты диплома его послали работать на флот, занимался он делом, далеким от ракетостроения, хотя интересным и увлекательным для молодого инженера. Служил на корабле, надолго уходил в море и, привыкший к суше, тосковал по земле, по деревьям, по шумной жизни на городских улицах. Постепенно росла в его душе какая-то странная неприязнь к морю, к пугающему неоглядному простору серо-зеленой холодной воды, свинцовому небу. Корабль, на котором служил Водников, однажды наскочил на мину. Это было далеко от берега, от других кораблей, помощь не подоспела вовремя, судно пошло ко дну. В этой катастрофе Кирилл Николаевич был контужен, простудил легкие, едва не погиб.

Больше года лечился в Ленинграде в госпитале, и по состоянию здоровья его списали с флота.

Года через два Кирилл Николаевич по рекомендации главка был направлен на гражданскую работу — на трубопрокатный завод, где судьба свела его с Косачевым. Сергей Тарасович, присматриваясь к новому специалисту, почувствовал в нем характер организатора и незаурядный инженерный талант. Назначил его начальником участка, потом начальником цеха. Вскоре Косачев предложил ему должность главного инженера завода. С тех пор прошло более десяти лет, и Сергей Тарасович ни разу не пожалел о своем выборе, был доволен главным инженером, хотя время от времени «песочил».

Недавно Косачев дружески заметил Водникову:

— Уж больно ровный ты стал, Кирилл Николаевич. Ничем тебя не взорвешь, все на одной скорости бегаешь. Надо решительнее переключаться.

— Согласен, Сергей Тарасович. Расчеты сделаем как надо.

— Расчеты — это еще не все, — сказал Косачев. — Нужен правильный настрой ума и воли. И не только в твоей и моей башке, а у всех решительно.

О том, как «настроить» весь коллектив, Косачев думал и сейчас, сидя в машине. Всех он знал, видел, кто в чем силен и в чем слаб.

Вячеслав Иванович Поспелов, толковый работник и хороший специалист, совсем из молодых, всего лет восемь назад окончил институт стали, написал оригинальную работу по проблемам сварки твердых сплавов, сразу выдвинулся. Его приглашали в НИИ, обещали приличную должность, хороший оклад, но он не захотел идти по ученой линии, попросился на производство. Увлекался кибернетикой, автоматикой, заставил работать над этой темой весь отдел технической информации, требуя от сотрудников самых подробных сведений о новейших изобретениях в технике и открытиях в науке как у нас, так и за рубежом. Его знаниям могли позавидовать многие. Но чем больше он узнавал о достижениях современной техники и науки за рубежом, тем скептичнее смотрел на перспективы отечественного трубостроения.

— Они уже вон где, а мы? Куда нам!

Приток новой информации, неожиданные толкования учеными и специалистами давно известных и, казалось, вполне понятных ранее проблем не вооружали Поспелова силой нового знания, а, наоборот, обезоруживали, вызывали некую растерянность. Ему казалось, что он сам безнадежно отстает, а бежать было страшно: вдруг выберешь неверное направление?

Как-то раз, передавая Поспелову очередной бюллетень новостей науки и техники, заведующая отделом технической информации инженер Нонна Столбова сказала:

— Тяжело на вас смотреть, Вячеслав Иванович.

— Почему?

— Удивляюсь, как может одна голова вместить такое количество информации. Когда вы перестанете собирать и начнете отдавать? Вы не человек, а горе от ума.

Поспелов нимало не обиделся на Нонну. Она ведь не понимает, что знания нужно копить, как электрический заряд, только в таком случае можно рассчитывать на мощный разряд и яркую вспышку.

Но стоило нерешительного Поспелова подхлестнуть, «захомутать», как он энергично брался за дело, выполнял его со знанием и толком. Косачеву нравились молодые, как он говорил, «необъезженные скакуны», он с удовольствием вовлекал их в круг настоящих больших дел и терпеливо «объезжал», гоняя до седьмого пота. Испытывая личную неприязнь к Поспелову, он все-таки считал его человеком способным, в известной степени оригинальным.

Поспелов был убежденный технократ, свято верил в непогрешимость электронно-вычислительных машин, а их умение быстро считать и прогнозировать ставил выше мыслительных способностей человека.

— Человек ненадежен, — рассуждал Поспелов, — быстро устает, хрупкая психика делает его переменчивым, капризным. Будущее, несомненно, принадлежит компьютерам, пора всем понять, что машины призваны сыграть решающую роль в научно-техническом прогрессе, в развитии производства.

Увлекаясь машинами и кибернетикой, он и в самом деле недооценивал роль человека в развитии общественных производительных сил.

Косачев стал испытывать неприязнь к Поспелову с тех пор, как узнал, что Поспелов женился на девушке, которая была невестой Николая Шкуратова. Косачеву было неприятно, что на заводе нашелся человек, который прямо или косвенно пошел против Шкуратовых. И надо же было такому случиться! Очень обидно ему стало за Николая, которому Сергей Тарасович всегда симпатизировал, следил, как парень растет, чем интересуется, как учится.

…Машина наконец остановилась перед заводскими воротами. Косачев через смотровое стекло увидел знакомые серые корпуса.

— Уже? Приехали? — спросил он Семена Герасимовича, с волнением наблюдая за потоком людей, устремившихся к проходной и оживленно разговаривающих.

— Она и есть, центральная проходная.

— С приездом, Сергей Тарасович! А мы-то переполошились, — слышался рядом громкий голос вахтера, открывавшего ворота и пропускавшего директорскую машину. Старый усатый вахтер в черном полушубке улыбнулся директору, даже снял шапку и помахал ею в воздухе. — Желаю здравствовать!

— Спасибо! — ответил ему Косачев и улыбнулся вахтеру, которого он лично знал лет двадцать пять.

Директор всегда въезжал на завод через главные ворота, откуда его сверкающая черная машина плавно катилась вдоль аллеи Героев труда к парадному подъезду заводоуправления. Шофер знал, что директор любит ездить по этой дорожке медленно, и всегда сбавлял скорость. Было приятно смотреть на заснеженные ветки берез, на белые стволы, смирно стоящие в сугробах, как солдатская шеренга. Вдоль расчищенной дорожки слева и справа на больших дюралевых щитах висели портреты передовиков производства, ударников, лучших людей завода. Директор знал в лицо каждого человека.

В середине аллеи Сергей Тарасович увидел двух рабочих, которые снимали со щита чей-то портрет.

— Останови, — приказал он шоферу.

Когда машина прижалась к кромке, вышел на дорожку.

Два парня в спецовках снимали портрет старого котельщика Петра Максимовича Воронкова.

Увидев директора, рабочие поздоровались с ним.

— В чем дело? — спросил Косачев. — Почему снимаете?

Младший рабочий бросил папиросу на снег, наступил ногой. А старший пожал плечами, спокойно ответил:

— Из отдела кадров распорядились. Старик уже не работает.

— Как это не работает? Куда же он делся?

— А кто его знает! Говорят, уволился.

Косачев чуть было не взорвался от злости, но сдержал себя, не повысил голоса.

— Поставьте портрет на место. Я отменяю распоряжение отдела кадров, — строго приказал он рабочим.

— Да мы-то при чем? — пожал плечами младший, парень в серой заячьей ушанке. — Нам приказали.