В те холодные дни

— Если бы вы поехали к министру или написали письмо, — сказал Косачев. — В крайнем случае, позвонить можно.

— Это неудобно, Сереженька, — Кузьмин пожал плечами. — Вроде нажима с моей стороны. Ты же знаешь, он самолюбив, только рассердится еще сильнее. Вот если как-нибудь так, к случаю, — я скажу. Определенно поддержу тебя.

— Да некогда ждать случая, — настойчиво и упрямо твердил Косачев. — Нужно теперь, завтра же. Именно в этой ситуации нужна ваша поддержка.

Аркадий Петрович добродушно засмеялся, стараясь держать разговор в рамках легкой дружеской беседы:

— Ах, Серега, Серега! Как был горяч, таким и остался. Хочешь меня столкнуть с министром? Ну что же, ты знаешь, я не трус. Могу пойти, стукнуть кулаком по столу. Но не всегда следует полностью поддаваться чувству, нужно и разума слушаться. Зачем же мне драться с министром, когда он умный человек? Он и без меня поймет твои доводы. Так даже лучше для тебя: добиться победы без протекции, так сказать, без давления авторитетов. Я бы на твоем месте пошел один на один. Ты вон какой богатырь, практический человек, в пух и прах разобьешь наших кабинетных мудрецов, в этом я ни капельки не сомневаюсь. Что мне, старому воробью, лезть в вашу львиную драку? Моего чириканья никто не услышит.

Аркадий Петрович откинулся на спинку стула, зашелся старческим смехом, даже слезы выступили на глазах.

Косачев понял позицию академика, помрачнел. Угрюмо отодвинул от себя чашку, так и не попробовав чаю, решительно встал из-за стола.

— Спасибо за советы, Аркадий Петрович. Извините, что помешал мирному течению вашей жизни. Будьте здоровы.

Он взял свой портфель и пошел к выходу.

— Куда же ты, на ночь глядя? — встревожился Аркадий Петрович, желая остановить гостя.

Косачев не откликнулся, скрылся за дверью.

— Экий горячий. Гордец!

Продолжая искать союзников своего проекта, Косачев решил поискать надежных сторонников среди нефтяников и газовиков. Чтобы разведать ситуацию, захотел встретиться со своим зятем Иваном Полухиным. Когда-то Иван работал на заводе у Косачева механиком, потом поступил в Московский геологоразведочный институт. Вскоре женился на дочери Косачева Тамаре. Молодые не пошли по косачевской дороге, выбрали свой путь в жизни.

— Жаль, что Тамара отбилась от моей стаи, — сокрушался Сергей Тарасович. — Да что поделаешь? Женщина всегда идет за мужем, а не за отцом, так уж повелось.

Иван Полухин смолоду быстро пошел в гору, участвовал в открытии нескольких месторождений природного газа, стал известным специалистом. Теперь многие солидные газовики и нефтяники считаются с ним, советуются. В прошлом году Иван рассказывал Сергею Тарасовичу о своих поездках по промыслам и стройкам. Тогда же говорил, что всех волнуют проблемы быстрейшего промышленного освоения природного газа и нефти. Жизнь заставляет думать о том, как скорее наладить транспортировку нефти и газа к потребителям. На многих промыслах, где еще нет железных дорог и нефтеперерабатывающих предприятий, остерегаются бурить новые скважины, боятся из-за отсутствия больших резервуаров и хранилищ затопить плодородные земли, вызвать пожары. А газ? Разве мало огненных факелов пылает в степях, в пустынях, в непроходимой тундре? Ясно же всем, что нужно скорее строить трубопроводы, значит, нужны трубы большого диаметра. Нефтяники и газовики, несомненно, хорошо понимают ситуацию, должны поддержать Косачева. А может, и подскажут какую-нибудь толковую мысль.

«В конце концов Иван наш бывший рабочий, осталось же у него хоть сколько-нибудь заводского патриотизма? — с надеждой думал Косачев. — Обязательно надо повидаться с ним, и как можно скорее. Теперь каждый день дорог».

Собираясь к зятю, Косачев с особым радостным чувством стремился туда еще и потому, что соскучился по внуку.

Сергей Тарасович набрал номер телефона и обрадовался, что к аппарату подошла Тамара.

— Доченька! Здравствуй! Я в Москве, хочу к тебе заехать. Сейчас же. Дома все в порядке? Ну и добро, приеду — поговорим. Через полчаса буду у вас.

Вызванный Косачевым таксист отлично ориентировался в московских перекрестках и поворотах и мигом домчал его до зоомагазина. Косачев решил заглянуть сюда на минутку, чтобы купить для внука давно обещанный подарок — аквариум с рыбками.

Окинув опытным взглядом все аквариумы, выбрал самый большой, похожий на стеклянный шар. Потом придирчиво отобрал диковинных рыбок, велел пустить их в аквариум с водой, купил корм, расплатился за все и осторожно понес в машину. Хотя в машине было достаточно тепло, Косачев прикрыл аквариум полой своей шубы, чтобы рыбки не замерзли.

Пробиваясь к улице Вавилова, где в большом новом доме жила Тамара, Сергей Тарасович с нежностью думал о предстоящей встрече с родными ему людьми. Как жаль, что так быстро проходит время, не успел оглянуться, как маленькая ласковая девочка Тамара стала взрослой, выпорхнула из родительского дома, уехала в столицу. Прошедшие годы не погасили его душевной привязанности и любви к дочери. Отцу так хотелось, чтобы дочь всегда жила рядом, занималась делом, близким его душе. Теперь и женщины нередко становятся инженерами-металлургами, строят заводы, конструируют машины, станки, и Тамара могла бы делать трубы. А впрочем, может, и не следует всем идти по одной дороге? Жизнь мудрее нас, не зря она дает каждому свое.

В первые годы супружеской жизни Тамара каждое лето уезжала с мужем в экспедицию, быстро приспособилась к полевым условиям, работала много и с увлечением. Побывала в сибирских краях, в пустынях Средней Азии, в Закарпатье, на Кавказе. С годами кочевая, скитальческая жизнь стала утомлять Тамару, неустроенность быта, оторванность от друзей и постоянного места работы вызывали раздражение и усталость. Видимо, не прошла бесследно тяжесть трудного детства. Тамару потянуло к уравновешенному, спокойному быту, к ясному распорядку дня. Ей казалось, что, если она посвятит все свое время только одной науке, ее жизнь обеднится, она не испытает полноты женского счастья. С каждым годом сильнее пробуждалось материнское чувство, хотелось иметь детей, создать семью. Муж не сразу понял Тамару, еще лет пять продолжал брать ее с собой в экспедиции, и они вместе лазали по скалистым горам, ходили по знойным пескам, жили в палатках, варили пищу на дымных кострах, пили мутную воду из заброшенных колодцев. Поддаваясь увлечению и азарту Ивана, она старалась быть полезной мужу в его занятиях и действительно хорошо помогала, да и сама была отличным работником, знающим свое дело. И все же, после того как ей исполнилось тридцать лет, Тамара осела в Москве, перешла на преподавательскую работу, читала лекции в институте, а Иван продолжал свои изыскания, уезжал в экспедиции.

У Тамары был свой, как она любила говорить, «цивилизованный» уютный дом, в котором ей хорошо и спокойно жилось. Занималась любимым делом, воспитывая славного белоголового сынишку. Размеренная, наполненная «оседлая» жизнь вполне устраивала ее, Тамара чувствовала себя полноценным человеком, нужным работником, женщиной и матерью. Она была счастлива.

С отцом у нее были особые душевные отношения. После смерти матери она жалела его, понимала, как он страдает, и видела, что только напряженная, всепоглощающая работа спасала отца от горя. В то трудное время Тамара готова была сделать для отца все, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить ему жизнь. Но в чем могла найти утешение для себя и для отца беспомощная, маленькая девочка?

Отец дни и ночи работал на заводе. Чтобы осиротевшая девочка не оставалась дома одна, ее взяли в свою семью старые друзья Косачевых Шкуратовы. Однако девочка долго не могла привыкнуть к новой жизни, тосковала об отце. Шло время, и чужая семья, принявшая ее, как свою, постепенно стала родной для Тамары. Отец же незаметно отдалялся от дочери, хотя часто наведывался, приносил гостинцы, ласково говорил с Тамарой о ее занятиях в школе, просматривал дневники. Те короткие, но трогательные свидания с отцом она запомнила на всю жизнь. Она очень любила отца. Постепенно свидания становились более краткими, Сергей Тарасович приезжал не так часто, как прежде. А вскоре в жизни отца случилась крутая перемена.

Неожиданная женитьба Сергея Тарасовича больно ранила душу Тамары. Девочка к тому времени стала уже достаточно взрослая, отлично понимала, что в поступке отца не было ничего неестественного, бесчеловечного, но все равно расценила отцовский шаг как измену памяти матери. Тамара замкнулась, стала угрюмой, неразговорчивой. Ей тяжело было оставаться в городе, где отец жил с другой семьей. Когда подросла и окончила десятилетку, Тамара по первому же зову Ивана, уехавшего учиться в Москву, самовольно сбежала туда, поступила в институт. Потом в течение нескольких лет ни разу не приезжала домой на каникулы, избегая встреч с отцом. Внешне все было корректно: отец писал ей письма, она отвечала, он посылал ей деньги, был щедрым, она же брала столько, сколько нужно было на одежду и обувь, на скромное питание. Иногда писала отцу: «Папочка, ты слишком часто присылаешь мне деньги, я еще не истратила присланных раньше». Хотя она ни разу ничем не дала понять Сергею Тарасовичу, что его женитьба была неприятна ей, он сам чувствовал и понимал настроение Тамары и никогда, ни одним словом не упрекнул ее.

Новую жену отца Клавдию Ивановну и ее дочерей-двойняшек Марусю и Женю Тамара видела всего несколько раз, когда они приезжали в Москву. И с Клавдией Ивановной, и с девочками она была сдержанна, не показывала своей неприязни, но и не проявляла особой радости. С годами все улеглось, Тамара привыкла к тому, что у отца новая семья. Постепенно и неожиданно для самой себя прониклась симпатией к Клавдии Ивановне и к своим сводным сестрам.

Отец с годами относился к Тамаре все более ласково и сердечно, словно старался загладить свою вину перед ней. А с появлением внука особенно привязался к Тамариной семье, обожал мальчишку, не чаял в нем души. Приезжая в Москву, обязательно навещал их.

Поднимаясь в лифте, Косачев прижимал к животу стеклянный шар аквариума с рыбками, стараясь не уронить. Нащупал кнопку звонка, подождал, когда пройдет одышка, позвонил.

Дверь открыла Тамара.

— Какой ты молодец, папочка! — бросилась она на шею отцу и чуть не выбила из его рук аквариум. — Что это у тебя? Здравствуй! Проходи, пожалуйста.

Она сняла с его головы шапку и, продолжая разглядывать отца, ласково говорила:

— Какой ты седой, папуля! Держись, не сдавайся.

— Это иней, ведь мороз на дворе, — пошутил отец, ища глазами, куда бы поставить аквариум. — Возьми, Тамарочка, я разденусь. Смотри не урони, это я Сереже купил. Где он, разбойник? Спит?

— В детской играет. Пойдем к нему.

Тамара взяла из рук отца аквариум и, улыбаясь, ждала, пока он разденется.

Она была невысокого роста, круглолицая, с гладкими русыми волосами. Стояла стройная, прямая. Несмотря на то что ей было около тридцати пяти лет, выглядела она совсем молодо, от нее так и веяло жизнелюбием и здоровьем.

«Как похожа на Аню! — подумал Косачев. — Вылитая мать».

— Замерз? — спросила Тамара.