В те холодные дни

2

Николай после гибели Нины как будто повзрослел, стал более серьезным, сдержанным. С приходом в трубоэлектросварочный цех весь отдался работе. Шло время, и Николай постепенно приходил в себя, но никак не мог забыть страшной гибели Нины. Все время думал о ней. И только теперь становилось ясно, что он никогда по-настоящему не понимал Нину, ее сложного, своеобразного характера. В каком ужасном заблуждении он жил! Почему так случилось? Легкомыслие молодости? Глупая бравада? Безответственная игра чувствами? Как хочешь назови, а всего, что случилось, уже не исправишь, не переменишь.

Терзая себя, Николай стал добрее относиться к Поспелову, даже жалел его, сочувствовал страданию этого человека, ибо видел и понимал, что Поспелов искренне любил Нину и был несчастным, не добившись ее ответной любви. Теперь он понимал, что Нина никогда не любила Поспелова.

Все, что произошло между Николаем и Ниной, теперь виделось как бы заново, по-другому, чем прежде. Он не мог простить себе легкомысленной мальчишеской запальчивости и винил только одного себя в том, что едва зародившееся в чистой девичьей душе нежное чувство любви было им же самим жестоко и грубо растоптано. Разве не так? Он первый сделал неверный шаг, оттолкнул ее, оскорбил и потом обвинял ее же в неверности, не мог ей простить, что, оскорбленная им, Нина вышла замуж за другого, нелюбимого. Какой жестокий урок! И вот расплата!

Мать сочувствовала ему, вздыхала.

Алька тоже жалела Николая. При встрече с ним не знала, как вести себя. В самом деле, как теперь быть? Как подойти к Николаю? Получается, будто она рада, что Нина погибла? Это же не так, Алька сама переживает, такого несчастья она никогда не желала.

Шло время, надо было жить дальше, что-то предпринимать, и Алька однажды решилась серьезно поговорить с Николаем. Он возвращался домой ночью, шел один от трамвайной остановки. Алька неожиданно вышла из-за дерева, преградила ему путь. Он остановился, посмотрел на Альку с удивлением и досадой. Она же внезапно в порыве нежности кинулась ему на шею, заплакала в голос:

— Жалко мне Нину, Коля. И себя жалко. И тебя тоже. Что теперь будет с нами?

Он снял Алькины руки со своих плеч, оттолкнул ее, молча ушел.

Алька прислонилась к дереву, стояла, не решаясь бежать за Николаем.

Петр Максимович Воронков время от времени навещал своих родственников. С тех пор как его многочисленную семью расселили из старого дома по новым квартирам, он, по заведенной привычке, как глава и старейшина рода, испытывал постоянное беспокойство за сыновей, дочерей, снох и внуков. Только ни разу не был у Веры и Федора, все сердился, что строптивая дочь пошла против родительской воли. Теперь же, когда ему особенно муторно было сидеть на Оленьих озерах, вдали от завода, от всех родных, Петр Максимович совсем заскучал. Нечего сказать, удружил ему Косачев теплое местечко.

После неудачной попытки Косачева поохотиться Воронков окончательно извелся от тоски по людям. С женой разговаривал раздраженно, с егерем почти не говорил, срывал зло на собаках, которых любил. Все вспоминал о последней встрече с Косачевым. С каким укором посмотрел на него тогда директор и как обидно сказал, что другие не прячутся по углам! Выходит, что он, Воронков, спрятался, испугался трудностей? Ой как это тяжело, как несправедливо! Хоть бросай все к чертовой матери и беги на завод. Да стыдно же. Сам подал в отставку, согласился жить в этом лесу, в тихом месте, на свежем воздухе. Долго скрывал свои муки от жены, наконец придумал, как ее обмануть, съездить в город, сделать разведку.

— Хватит обижаться на Федора с Верой, — пересилив себя, сказал Воронков жене. — Съезжу я к ним, посмотрю, как там. Не балует ли разлюбезный зятек, не пьет?

— Наведайся, отец, прости молодым обиду, — поддержала Воронкова Алена Федоровна. — И я бы с тобой подалась, да ноги болят, ревматизм опять разыгрался.

— Сиди, не трудись, без тебя справлюсь, — охотно согласился Воронков и собрался один, как и хотел.

Вера не раз приглашала родителей к себе в гости, на новоселье звала, да и Федор трижды приходил, упрашивал Петра Максимовича и Алену Федоровну. Заупрямились старики, то на нездоровье ссылаются, то на занятость, то на непогоду. Ясно, что никак не могут простить молодым их своеволия, хоть и сами видят — ничего плохого дочь не сделала, а Федор оказался вроде хорошим парнем, образумился. В самом деле, неловко было на душе у отца и матери, пора бы простить молодых, чего зло копить, не в обычае это у Воронковых. Поворчали, посердились, и хватит. Чует Воронков, что пришло время мириться. Будешь дальше упрямиться, правильно скажут люди: столько лет прожил, а ума не нажил. Учить надо добром, а не злом.

Пока Петр Максимович добирался до зятя с дочерью, ему вспомнилась вся история Федора, во всех подробностях, как потом не раз рассказывали и сам Федор и Вера.

Было это года четыре назад, когда Вера еще училась в школе, кончала восьмой класс. Весной ей исполнилось шестнадцать, и в тот день, когда девушка получила паспорт, родители подарили дочке ручные часы, привезенные по их заказу из Москвы.

Как-то вечером Вера возвращалась домой из кино. Завернула в переулок и пошла по старой аллее. Вдруг услышала сзади чьи-то торопливые шаги, оглянулась и увидела подбегающего паренька в расстегнутом пальто, без шапки. Он прерывисто дышал и хриплым голосом приказал девушке:

— Стой!

Она остановилась, удивленно оглядела парня:

— Что надо?

— Деньги есть?

— Откуда?

— А часы? — преградил ей дорогу парень.

— Есть, — сказала она добродушно. — Хотите узнать, который час?

Он схватил ее за рукав.

— Не трави баланду, снимай!

Девушка рванула руку.

— Катись отсюда! Пусти!

Он схватил ее за шею, стал душить. От парня несло спиртным. Вера толкнула его так, что он упал на асфальт, а сама бросилась бежать. Но парень тут же вскочил на ноги, догнал девушку.

— Снимай часы, дура! А крикнешь — удушу. Ну! Снимай!

Девчонка оказалась не из робких, ловко подставила подножку. Он схватил ее за ногу, повалил на землю. Борьба продолжалась. Он цепко поддел пальцем ремешок, рванул, и часы оказались в его руке.

— Отдай! — кричала она парню. — Отдай! — Она схватила его за руку, он вырывался, норовил убежать. — Стой же! Стой! — кричала она.

Они не заметили, как на аллее появился милиционер.

— Прекратите драку!

Парень вырвался, хотел убежать, но милиционер удержал его:

— Куда навострился? Что за драка?

Девушка, стоя в стороне, поправляла прическу, застегивала пальто, сердито смотрела на парня.

— Он бил вас, девушка? — спросил милиционер. — Что вы молчите?

— Часы отнимал, умник. А это подарок. В драку полез, нахальный какой.

— Врет она, — пытался вывернуться парень. — Не отнимал я.

Девушка вспыхнула, оскорбленная такими словами.

— Да ты еще и негодяй! Вру? А зачем крутил руки? Пьяница!

— Прекратите спор. Следуйте за мной в милицию, — сказал милиционер, — там разберемся.

В отделении милиции составили протокол, из которого явствовало, что ученик ремесленного училища Федор Гусаров задержан на месте преступления, когда он в нетрезвом виде напал с целью грабежа на школьницу Веру Воронкову, избил ее и насильно снял с руки часы, обнаруженные у него в кармане при обыске, учиненном во время задержания. За совершенное преступление гражданин Гусаров должен понести наказание согласно Уголовному кодексу и т. д. и т. д.

Пока составляли протокол, парень всхлипывал, поглядывая на девушку, которую пытался ограбить. Сейчас он не испытывал к ней никакого враждебного чувства, виновато улыбался. Она же укоризненно покачивала головой, растирая тонкими пальцами синяк на шее. Между прочим, с удовольствием заметила, как здорово расписала ему щеки своими острыми ноготками. «Получил часики? Будешь помнить!» Но потом, когда паренек, всхлипывая, несколько раз взглянул на нее виноватым, раскаивающимся взглядом, ей стало жалко грабителя.

— Ладно, — великодушно сказала Вера милиционеру. — Я прощаю его. И часы пусть возьмет, если ему так нужны. Не жалко.

Милиционер и следователь переглянулись, скрывая улыбку: «Наивная девочка!»

Но парень поверил в возможность такого простого исхода. Стыдливо заулыбался:

— Теперь мне часы не нужны. Сдуру полез. Простите.

Слово «простите» он произнес так, что оно относилось и к девушке и к милиционерам.

— Вы свободны, девушка, — сказал следователь. — Можете идти домой. Когда понадобитесь, вас пригласят.

— А я? — настороженно спросил парень. — Мне тоже можно уйти?

Милиционер кинул на парня иронический взгляд: дурак или прикидывается дураком?

— Вы останетесь под стражей. Вас будут судить.

Эти слова услышала девушка на пороге, внезапно остановилась, будто споткнулась, сказала милиционеру:

— Да что вы? Не надо его судить. Он больше не будет. Отпустите его, он же по глупости. Дурной какой-то.

Милиционер открыл перед девушкой дверь, вежливо сказал ей:

— Идите, девушка. Мы разберемся. Идите.

На суде Федор Гусаров чистосердечно признался, что действительно напал на девушку с целью ограбления и силой снял с ее руки часы. В тот вечер он с приятелями выпил вина, захмелел. Ребята захотели еще выпить, но не было ни вина, ни денег. Тогда один из них сказал:

— Дежурный магазин еще открыт, надо раздобыть деньжат.

— А где? — спросил подвыпивший Федор.

— Отними у кого-нибудь на улице или сними часы, — сказал старший из ребят, корча пьяную рожу. — Что? Слабо? Боишься?

Чтобы доказать свою смелость, Федор пошел на добычу.

— Только с мужиками не связывайся, — крикнул вдогонку приятель. — Лучше старушку или девчонку!

На суд вызвали свидетелей, в частности, дружков Федора, которые подпоили его и спровоцировали на грабеж. Они все, как один, говорили на суде, что никакой выпивки не было и что в тот вечер они якобы вообще Федора в глаза не видали.

Тогда Федор впервые узнал, что такое подлость.

В качестве свидетеля явился на суд и старый рабочий Петр Максимович Воронков. Верин отец. Дело в том, что мастер Воронков вел практику в училище и лично знал паренька.

Петр Максимович пришел на суд и, увидев Федьку сидящим под стражей, приблизился к нему и прямо при всех дал парню звонкую затрещину:

— Эх ты, дурень сопливый!

— Ну, ну! — строго остановил старика милиционер. — Нельзя!

Воронков, вытирая платком багровое, сердитое лицо, отошел в сторонку.

Дирекция училища и старые рабочие просили отпустить Федора на поруки, но суд не согласился. Для примера и науки другим Федора осудили и отправили в трудовую колонию.

Из колонии Федор писал Вере письма, просил прощения: «Скажи Петру Максимовичу, что мне было стыдно смотреть ему в глаза». Вера не отвечала, и он в конце концов тоже перестал писать.

Но когда отбыл наказание и вернулся, стал искать свидания с Верой. К тому времени она уже работала на заводе. Страшно волновался, боялся, что Вера не захочет с ним встретиться, будет презирать его, а он полюбил Веру, жил одним желанием — заслужить ее прощение. Твердо решил до конца своих дней жить честно.

Федор тогда не знал, что и Вера думала о нем с тревогой, вспоминала и жалела. Он нашел ее. Они встретились странно, как будто давно уже объяснились в любви и дали обещание никогда больше не разлучаться.