Горячее сердце (повести)

Дома не находила места. «Что делать мне?»

«Ехать, мне надо ехать скорее в Вятку, — кусая концы платка, думала она. — Иначе будет поздно. Если Митрию укрывательство Карпухина присочинили, это уже грозит настоящей бедой».

От волнения и внутренней сосредоточенности Вера матери отвечала невпопад. Она решила, что завтра же уедет в Вятку, что медлить ей нельзя. Уже не в старой своей Тепляхе была она, а где-то в Вятке. Рядом находился решительный Капустин, похожий своей храбростью на Инсарова.

Всю ночь ей не спалось, всю ночь она слышала скрип лиственницы и стук ставен. Но это не пугало ее. Она старалась заснуть и в то же время боялась проспать крик петухов. Едва наступил жухлый рассвет, как она уже разбудила мать и объявила ей, что поедет к тетке в Вятку. Мать тряслась от страха, не зная, что происходит с дочерью.

— Подожди, хоть рассветет, хоть Боренька проводит, — цеплялась она за жалкие доводы, но Вера, подавляя в себе жалость, чмокнула мать в щеку и прямо через кочковатый лужок, мимо шумливого осинника устремилась на проселок.

Ее встретила ясная прохлада утра. Взбодренные ночным дождем, упруго прямились травы, весело шелестела светлая листва. Отойдя от Тепляхи за полверсту, Вера с облегчением оглянулась. Теперь она была свободна. Но вдруг увидела черную фигурку, взмахивающую руками. Поняла, что это гонится за ней Боренька и хочет уговорить ее, чтобы не ездила в Вятку. Она пошла еще быстрее. Хорошо, что вывернул на перекрестке диковинный бело-рыжий мерин, и Вера Михайловна попросила возницу, чтобы посадил ее. Она боялась оглянуться, ей казалось, что Боренька вот-вот догонит ее и ссадит с подводы. Она слышала относимый ветром крик:

— Э-э-а-а, э-э-а-а, — и торопила возницу. Тот поправил картуз с обломившимся козырьком и зачмокал на пестрого мерина, замахнулся кнутовищем.

— Н-но, золотой, фельдеперсовый!

У Веры Михайловны в глазах зарябил быстро мелькающий березник. Потом колеса протарахтели по жердяному ненадежному мостику, и она поняла, что теперь в безопасности.

Когда в горсовете постовой сказал, что Капустин в отъезде, она вдруг стала решительнее, догадалась найти Солодянкина и пошла с ним к Гырдымову. Но лучше бы не ходить к этому комиссару с колким подозрительным взглядом. Гырдымов вызвал у нее такую боязнь, что она выскочила из горсовета, не помня себя. Ей вдруг стало тяжело в Вятке. Она почувствовала себя совершенно чужой и презираемой. Глухая стена была перед ней и преодолеть ее она не видела никакой возможности. И тот разговор о Шиляеве, с которым ехала она, показался ненужным. Просто спьяна болтал отец Виссарион о мести волисполкомовцам. Ничего не случится страшного с Митрием.

Когда шла по Московской, солдат в шинели внакидку нехорошо цокнул языком. Тут же подскочил к ней увертливый горбун в грязном пиджаке, застегнутом на булавку, и крикнул:

— Барышня, дай хлебушка кусочек!

— У меня нет, — виновато ответила она.

— Ух ты, буржуйка, — возмутился нищий.

Солдат захохотал, и она бросилась бежать, не разбирая дороги. В это время послышался спасительный голос Бореньки:

— А я вас везде ищу, Верочка. Садитесь. Что ж это вы? И у вашей тети был и в училище заезжал. Матушка ваша беспокоится.

Вера стала на подножку тарантаса.

Пахуче цвела рябина. Сонливый денек утомленно ожидал дождя, который, наконец, ударил бойким перевалком. Вера не замечала этого дождя, не слышала ненужных никому Боренькиных речей. Она теперь знала: вернется домой и все останется по-старому. Боренька будет есть пироги, играть в дурачка, потом полезет обниматься. И если он скажет: «Я с ума схожу по вас, Верочка, неужели вы это не замечала?» — ей уже не набраться духу и не ответить, как тогда: не замечаю. Ею овладело равнодушное послушание.

Потом просочилась горькая злость на себя: но как же так, как же я ничего не сделала? И она заплакала, отвернувшись от Бореньки. Хорошо, что шел дождь. А то бы Боренька стал ее утешать. А так он слез не разглядел.