Горячее сердце (повести)

Глава 17

В самое неподходящее время, когда весна незаметно переходила в лето и зацветали луговые травы, Капустина начинала бить малярийная дрожь. И хоть днем парило, он не снимал побелевшую от дождей кожанку, знобко застегивал пуговицы до самого подбородка. Из-за этой непонятной болезни, которую доктор назвал сенной лихорадкой» приходилось бесконечно выслушивать советы пропариться в бане, пропотеть.

На днях Петра назначили председателем только что созданной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. По его просьбе направили к ЧК и Филиппа Спартака с Антоном Гырдымовым. Новые работники новой комиссии таскали, расставляя по комнатам булычевского особняка, разномастные столы и стулья, когда Филипп столкнулся с Петром. Тот только что вернулся из Нолинского уезда. Еще не успел сбить с фуражки мохнатую пыль.

— Хвораешь все? — спросил сочувственно Филипп, — слышал я: надо чай из мяты с медом...

— Ну, брат, — садясь на подоконник, измученно улыбнулся Капустин. — И ты туда же. Как это ты говорил-то? Надо волосы дыбом иметь? Так, что ли?

— Ну так.

— Замечаю я: у всех от моей болезни волосы дыбом. Все одно заладили. Болезнь — ерунда. Тут есть дела похорохористей. Наломали, оказывается, мы в губисполкоме горшков: для хлебных закупок назначили высокие твердые цены. Убедили нас сделать это «друзья»-эсеры, да и сами мы раскинули мозгами: вроде полегче хлеб пойдет, крестьяне будут посговорчивее, а сегодня телеграмма из Москвы. Ленин пишет: от таких цен выгода только кулаку. У бедняка хлеба все равно нет. Выходит, для кулака мы постарались. Понятно? А хотели как лучше. И все из-за того, что близко смотрим. Не думали, к чему это приведет. Предполагали, что хорошо сделали, а, оказывается, нет.

Филипп оттирал с рук прилипшую грязь.

— Это ясное дело. Надо бы попрозорливее быть.

— Я вот к чему, Филипп, — взглянув в глаза Спартаку, проговорил Капустин, — Пора нам умными быть, особенно вот на этой работе. Знать, где что делается и почему.

Теперь Спартак понял, к чему клонит Капустин: Веру Михайловну-то из Тепляхи он проморгал, не расспросил, а еще Митрий Петру говорил: не больно ладно идут дела в селе. Поди, с чем важным приезжала учительша. О том, что Гырдымов ее спугнул, не стал Филипп говорить — последнее дело на друга: жаловаться.

— Узнать бы надо, как живется в Тепляхе, — сказал Петр. — Мы все-таки с тобой там власть ставили, — но было понятно, что нарочно за этим ни сам Капустин, ни Филипп не поедут: слишком много разных неотложных дел.

— Гырдымов в Тепляхе был, — сказал Спартак.

Капустин взмахнул рукой: это, мол, что был, что не был — разгону дал и уехал.

Но Гырдымов, оказывается, много привез новостей. Затащил Филиппа к себе в комнату. На этот раз весь стол в бумагах.

Походил в задумчивости, заложив руки за спину, потом остановился напротив Спартака:

— Доклад вот сочиняю. Про мировую революцию. Из Москвы товарищи приехали, говорят: каждый партийный большевик должен доклад сочинить и выступать. Понятно? Мне вот сказали: про мировую революцию рассказать.

Филипп с почтением покосился на бумаги: в гору идет Антон. А ему нет, ему не управиться с докладом.

Гырдымов опять прошелся по паркету с руками за спиной, так же внезапно остановился:

— Шиляева из Тепляхи знаешь?

— Книгочея-то, что ли?

— Может, и книгочея. В исполкоме он у них.

— Этого знаю, — сказал Спартак.

— Контра он. Слыхал? На открытое сопротивление идет. Народ против Советской власти подбивает.

— Ну да?

— Вот тебе и да. Сами члены волисполкома не могут сладу с ним найти, — добавил Гырдымов.

Филиппа вначале это озадачило. Ну и Антон. Все разглядел. Как это он так?

— Вообще-то я тоже раньше эдак думал, — сказал Спартак. — У Шиляева в башке черт те что творится. Он ведь Карпухина прятал. Еще весной.

Гырдымов шлепнул Филиппа по плечу.

— Во-во. И я понял так: арестовать его надобно. Понимаешь? Отказался везти и многие другие за ним повернули.

— Ну что, я могу съездить, — сказал Спартак. Он чувствовал себя должником еще за ту апрельскую провинность, когда не смог из-за Шиляева поймать в Тепляхе поручика. Гырдымов вот сразу уразумел вредность Шиляева, а он словам Капустина поддался.

На этот раз они согласно потолковали о том, что контрреволюционное нутро, как ни скрывай, все равно вылезает. И у Шиляева оно вот проявилось. И впервые Спартак был полностью согласен с Гырдымовым.

— А Капустин его сильно защищал, — вставил Филипп.

— Капустин что. Мы лучше его поняли, — подвел итог разговора Гырдымов. — Мы Петру чистенькие доказательства выложим.