Вавилонская башня

– Слушай, а вся эта генетика как-то повлияла на то, как ты человеческое поведение понимаешь?

Люк задумывается:

– Хотел сказать «нет», но, вообще-то… Любовь и все прочее – это свойство человека. Как язык, только он уже совсем, исключительно человеческий феномен. Поэтому мне не нравится мода учить обезьян людскому языку. Это унижает их как самостоятельный вид, все равно что в цирке их наряжают в штаны и чепчики. Но когда видишь, что все устроены из цепочек ДНК – и мы, и улитки, и слизни, – когда понимаешь, что у тебя в клетках постоянно что-то происходит, что в языковом сознании никак не отражается… Да, наверно, немного меняешься. Прежде всего перестаешь заблуждаться насчет собственной значимости, что, вообще-то, полезно. Любовь всегда любовь, это понятно. Но есть еще секс, и тут уже слепой инстинкт, как когда антитела окружают больную клетку или вирус размножается.

– Я думала, такая мысль должна утешать.

– Утешает периодически. Но только голову.

– Может, этого и достаточно?

– Лучше бы вообще без подобных утешений. Бывает же так, что все складывается…

– По моему опыту – нет. Или складывается и тут же распадается.

– Ты на что-то намекаешь?

– Да, в общем, нет…

– Значит, ничего нового.

Фредерика добавляет в «Наслоения» часть статьи, что дал ей прочесть Лук. Ей нравится, что улитки вписывают в завитки панциря свой генокод: читай кто хочет. Отдельно выписывает характеристику любовной стрелы helix hortensis и то, чем она отличается от стрелы helix nemoralis.