Чагинск. Книга 1

Но они не несли ничего.

— Культурно-спортивный центр «Дружба»!

Зинаида Захаровна спускаться не стала, приветствовала своих подопечных со сцены.

— А где ерши? — спросил Роман. — Где шестеренки? Где грибы?

Я сам задавался этим вопросом: где ерши? Где колосья?

— Где Гулливер? — снова спросил Роман. — Он хотел прийти…

Колонна «Дружбы» следовала в обычной одежде, однако, поравнявшись с трибунами, остановилась, произвела слаженное движение и развернула над головой трехцветный государственный флаг.

— Теперь понятно, — сказал Роман.

По этому вопросу я был с ним солидарен.

«Дружба» притопнула и перевернула флаг. На обратной стороне полотнища был флаг Чагинска. «Дружба» притопнула снова и поменяла флаг в третий раз. Вместо герба Чагинска оказался флаг области.

— Ура! — Зинаида Захаровна смахнула слезу. — Ура!

Мы немного покричали «ура».

«Дружба» хлопнула хлопушками, над площадью взлетели разноцветные полоски фольги.

Зарумянившийся Механошин вернулся из-за сцены.

— А теперь от имени городской администрации я вручу подарки и почетные грамоты!

Началась церемония вручения подарков.

— У меня что-то… не то, — сказал Роман. — Плохо…

— Борис Степанович Третьяков…

Зинаида Захаровна подносила подарок или почетную грамоту, а Механошин вручал их счастливцам и зачитывал поздравление. Оказалось, что награждаемые в основном сосредоточены на нашей трибуне, наверное, так задумывалось изначально.

— За победу в конкурсе народных коллективов «Калинка»! Луцкая Зинаида Васильевна!

На сцену поднимался руководитель ансамбля «Дилижанс», аккуратная женщина в джинсовом костюме.

— Почетный диплом областного съезда зоотехников! Леонов Афанасий Игоревич!

К микрофону выходил суетливый мужчина.

— Пестрякова Ангелина Михайловна! Призер областной олимпиады по биологии…

Ангелина Михайловна оказывалась толстой девочкой, из тех, что любят животных.

Подарки вручались разные, я не смог уловить никакой системы: губная гармоника, электронные часы, вентиляторы, чайники электрические и простые, энциклопедии, дешевые фотоаппараты-мыльницы, наборы ароматических масел. Афанасий Игоревич получил копилку в виде оранжевого бегемота, а Ангелина Михайловна — фарфоровый чайник в горошек, я же думал: где были все эти люди? Последние недели Чагинск выглядел малонаселенным, откуда они появились?

— Сырников Николай Зиновьевич! За долгую добросовестную службу удостаивается звания почетного гражданина города Чагинска с вручением нагрудного знака!

Умеренные аплодисменты, но с трибуны никто не поднялся.

Зинаида Захаровна раскрыла красную атласную коробочку и подняла ее на всеобщее обозрение, словно приманивая из глубины толпы Николая Зиновьевича.

— Николай Зиновьевич! — звала Зинаида Захаровна. — Мы вас ждем!

— Николай Зиновьевич, выходи! — призвал в микрофон ведущий Антон.

— Я здесь!

Роман вскочил.

— Я здесь! — воскликнул он, быстро перебежал к сцене и не очень уверенно на нее взобрался.

— Я Сырников… Самуил Зиновьевич я, почетный гражданин…

Механошин растерялся, Зинаида Захаровна огляделась в поисках милиции, но стражи порядка не спешили на помощь. Роман занял место у микрофона и произнес:

— Я как почетный гражданин хочу поблагодарить администрацию за прекрасный праздник! Но кроме этого, я хотел бы сказать несколько искренних слов, после чего… осуществить широкую этическую обструкцию… Я хочу объявить почтенной публике некоторые факты крайней степени нелицеприятности…

Механошин с отчаянным видом двинулся к Роману, но все обошлось — на сцену поднялся мужчина с залысинами и виноватой улыбкой.

— Я Сырников, — объявил он. — Чуть-чуть опоздал…

— Это я Сырников, — без особой надежды возразил Роман.

Но Механошин и Зинаида Захаровна устремились к настоящему Сырникову и стали, не теряя времени, прикалывать к его груди почетный знак.

Роман заметно сконфузился. Он стоял на сцене и, надо признать, смотрелся глупо, а когда Сырникову стали дарить кофеварку, Роман вернулся на трибуну.

— Этот Сырников все испортил, — сказал Роман. — Людям нужен новый Сырников, качественный…

— Отдыхай, Рома, — посоветовал я.

— А мне, между прочим, однажды почти… почти присвоили, — сказал Роман.

— Что?

— Звание. Почетного гражданина. Небольшой такой город… не помню… мы там три дня выступали. А у них бабла только полсуммы было, ну они и предложили рассчитаться титулами. Или три почетных гражданина, или одного заслуженного работника культуры. Короче, папенька предпочел стать заслуженным работником…

— Рома, у тебя еще все впереди, — сказал я. — Доживи до пятидесяти — и обязательно станешь заслуженным работником, я тебе обещаю.

Почетному гражданину вручили цветы, после чего наградили еще нескольких заслуженных учителей и почетных работников, последним оказалась старушка Кекова, ее удостоили магнитолой.

Механошин откашлялся, дождался, пока старушка сойдет со сцены, и продолжил:

— А теперь мы приступаем к наиболее значимой части нашего праздника — долгожданному открытию памятника!

Осталась акула. Я все думал, когда предстанет акула, куда она делась…

— Где Светлов? — спросил Роман.

Я посмотрел на начальственную скамейку, Светлова там до сих пор не было.

И Хазина.

— Мы все понимаем, что памятник олицетворяет собой преемственность нашей истории и силу наших достижений… Именно с этим… с этими качествами мы вступаем в новый век… То есть уже вступили… Но мы… двинемся дальше…

Механошин закашлялся и замолчал, словно забыл слова, Зинаида Захаровна стала шептать ему на ухо.

— Лети, крылатая базеда, — пробубнил Роман. — Рыдай, картонный Гулливер…

— Да, спасибо, — сказал Механошин. — Итак, честь открытия памятника мы вручаем самым юным жителям нашего города. Спортсменам, художникам, музыкантам! Нашему настоящему! И что гораздо важнее, нашему будущему!

Механошин захлопал в ладоши, трибуны подхватили, Зинаида Захаровна вывела на сцену двух мальчиков и двух девочек, вручила им длинную алую ленту, привязанную к золотой пленке.

— На счет «три»! — объявил Механошин. — Раз, два…

Механошин замолчал.

— Три! Вся площадь.

Дети дернули ленту. Ничего не произошло. Дети дернули сильнее, золотистая пленка натянулась, но не убралась.

Набежала толпа, перегородила обзор, и мы с Романом поднялись по трибуне повыше.

Дети продолжали дергать ленту и добились успеха, узлы распустились, гелиевые шарики начали подъем и потащили за собой пленку.

— Ура! — крикнул Механошин. — Ура!

Площадь завопила. И я, неожиданно для себя самого. Пленка взлетела, и стал виден памятник.

— Не зря пришли, — сказал Роман.

На коне сидел всадник в кольчуге и в пластинчатом нагруднике. Я смирился с тем, что адмирал будет конным, в конце концов, как мы выяснили, история подобные случаи знала. Однако почему он оказался в кольчуге, я понять не мог.

И в шлеме. Такой вид доспеха к периоду боевой славы адмирала окончательно себя изжил. Впрочем, это могла быть символическая кольчуга — адмирал Чичагин как достойный плод на древе русской богатырской школы, достойный преемник витязей прошлого.

— Основатель нашего города, подвижник земли русской Александр Пересвет! — объявил Механошин.

Тут, наверное, в первый раз стало страшно по-настоящему.

— При чем здесь Пересвет? — тупо спросил Роман.

— Пересвет — покровитель квантовой механики.

— Не, это понятно… А при чем здесь вообще… Где Чичагин?

— Не знаю.

Чичагина не было.

— Он ведь даже не похож…

Он действительно не был похож. Всадник отличался коренастой фигурой, крепкими руками, головой, переходящей в туловище без посредства шеи.

В островерхом шлеме, с мечом в правой и щитом в левой руке. Всадник слегка приподнимался на стременах, словно вглядываясь в даль.

— Я не понимаю… Это должен быть Чичагин. Почему это Пересвет? Витя…

Заболела голова.

— …Власть, представители бизнес-сообщества, религиозная составляющая, деятели культуры и образования, рабочие и труженики села — все мы патриоты нашего города! Мы сделаем Чагинск лучше! Будущий Чагинск — город промышленности, город науки, культуры и спорта! С праздником! С праздником вас, друзья!

Механошин покинул сцену, микрофон заняли Зинаида Захаровна и Антон.

— А мы продолжаем, — произнесла Зинаида Захаровна. — И переходим к неофициальной части нашего мероприятия! Друзья, вас ждет музыкальный сюрприз, вас ждут развлечения и кулинарные состязания!

Музыкальный сюрприз вместо этической обструкции.

Кулинарные состязания вместо неотвратимой взбучки.

Они незаметно поместили в его голову фисташковую бомбу.

Люди стали спускаться с трибуны, выходили с окрестных улиц, и буквально через минуту Центральная площадь оказалась заполнена народом.

— А вы точно собирались ставить памятник Чичагину? — спросил Роман. — А вдруг…

У него конь из пластика, вдруг вспомнил я. И сам он наверняка из пластика. Если конь из пластика, то всадник не может быть из металла.

— Голосую за кулинарные радости, — перебил я. — Кстати, тебе как почетному гражданину полагаются усиленные талоны.

— Задумали Чичагина, а получился Пересвет. Но это, может быть, к лучшему…

— Музыкальный сюрприз не рассматривается?

Микрофоном завладел Антон.

— Встречаем! Встречаем! Встречаем! Полюбившийся зрителям исполнитель собственных песен, король шансона…

Антон сделал интригующую паузу.

— Почему у него меч? — спросил Роман. — У Пересвета было копье.

Роман сплюнул в пакет.

Я подумал, что памятнику меч подходит лучше копья. У копья в монументальной проекции серьезный изъян — не удобно сидеть птицам, меч в этом смысле гораздо предпочтительнее.

— Встре-е-еча-ем!

Антон однозначно проводит не только праздники, но и боксерские поединки.

На эстраду энергично взбежал округлый бодрый мужчина в зауженных брюках и серебристом пиджаке.

— Влад Заточник! — представил Антон. — Встречаем неистово!

Публика ответила восторженными аплодисментами. Заиграла настырная музыка, Заточник стал хлопать в ладоши над головой, переступать с ноги на ногу, а потом запел:

Я не был в Уссурийске,
Я не был в Бугульме.
Якутки и марийки не плакали по мне,
Мулатки и хорватки не вызывали грусть.
Я помню Касабланку, я верю, я вернусь!

Заточник пружинисто соскочил с эстрады и, виляя корпусом, приблизился к первому ряду трибун. Вытянул за руку дипломантку восьмого совещания музработников, обнял за талию и начал танцевать, не прекращая, впрочем, пения.

Я вернусь, дорогая, я вернусь…

— Паша… — Роман указал на певца.

— Его зовут Влад, — поправил я.

Заточник отпустил первую барышню и протанцевал вторую, постарше, не забывая петь про далекий берег, вечную тоску и преданную любовь. Ниже нас на трибуне сидела женщина, она поводила плечами в такт композиции, янтарные бусы у нее на шее подрагивали. Заточник нацелился на третью барышню.

— Его могут звать и по-другому… Но, в сущности, это Паша. Ничуть не вздрагиваю… И почему все-таки Пересвет? Это знак? Не понимаю… Как там у старины Хазина… Две тысячи первый год, здравствуй, тучный песец… Слушай, Витя, отличное стихотворение, я его недооценивал, хочу… хочу все-таки огласить…