История села Мотовилово. Тетрадь 12

Яшкин запой и побои Наташки

Итак, Яшка с Наташкой засватались. Свадьбу решили провести в последнее венчание мясоеда перед Рождественским постом. Наташка была неимоверно рада, что прибилась к берегу, теперь ей нечего глядеть в запятки Федьке, а насчёт того, что она была с ним в тесных связях, Яшка может и не узнать. В день свадьбы можно его преднамеренно напоить до бесчувствия, чтобы в первую брачную ночь он не понял отсутствия её девственности. Так мечтала про себя Наташка, деятельно помогала в хозяйстве, готовившись к свадьбе.

— Ты, знать, жениха себе подцепила? — спрашивали её.

По улице в эти дни она ходила самодовольная, возвышенно подняв голову на людей, не глядела, не чуя земли под собой… Ей жених Яшка пришёлся по душе: ласковый и внимательный бережливый к ней; да и дом женихов, где ей придётся жить, тоже понравился: пятистенный, разукрашен орнаментом. Со львами, вырезанными из дерева, прибитыми по краям карниза. А Яшка на радостях вообще чувствовал себя на седьмом небе. Пусть все завидуют, какую я себе невесту отхватил! Он ежедневно по вечерам навещал свою невесту, а по праздникам, так вообще, почти не покидал её дома. Парни бесстыдно предупреждали Яшку, говорят: она с изъяном!

— Брехня! Это всё от зависти, — отговаривался Яшка.

Собирающемуся в очередной поход к невесте, Яшке его мать с предчувствием беды с болью на сердце наказывала:

— Ты там поосторожнее будь, всё же не на своей улице-то. Как бы тебя там не укокошили! Сам-то никого не задевай, на чужой-то улице будь посмирней. С людьми-то не заедайся: будь поучастливее. Уж больно ты у нас задиристый. Я боюсь за тебя, как бы тебя там не ухайдокали! — болезненно вздыхая, наказывала мать Яшке.

— Не ухайдокают, у меня в кармане опуга есть, — намекая на финский нож. — Двоих не осилю, а одного-то уложу на месте.

— А зачем он тебе сдался? — страдальчески вздыхала мать, вопрошая Яшку о наличии у него ножа.

— Как зачем! Нужная игрушка, притом же украшение кармана, да плюс к тому — охрана. Он в обиду не даст, — воинственно закончил своё ухарское изречение Яшка.

— Ну, гляди, у тебя своя голова на плечах, — с тревогой на душе заключила наказ Яшке мать.

Но материнские наказы Яшке пошли не в счёт. Своенравный, всегда воинственно настроенный, он дерзко держал себя среди людей, не ожидая, кто его затронет, сам иногда задирал, напрашиваясь на драку. В своём поведении на чужой улице, где проживает его невеста Наташка, он так осмелел, что не счёл быть предостережённым в посещении игорного дома Якова Забродина, куда молодые мужики и парни обычно сходились для игры в карты на деньги. Предварительно сговорившись, Мишка Ковшов и Панька Свинов, заманили Яшку к Забродиным поиграть, переброситься в картишки, а сами имели вознамеренье, как следует вложить по бокам на память Яшке. Первому пришлось банковать Яшке, он в банк положил рубль, подсыпав к нему горсть мелочи. И для опуги-устрашения, выхватив из-за голенища финский нож, властно воткнув его в стол около денег, самоуверенно, вызывающе дерзко проговорил:

— А вот сторож моему банку!

Панька мигнул Мишке, мол пора действовать. Мишка ловкой хваткой выдернув нож из крышки стола, бросил его в темноту чулана.

— Ты что?! — окрысился Яшка на Мишку.

— Ничего! — грозно огрызнулся на него Мишка.

— Мишк, дай ему по кумполу-то, он затихнет! — подзадоривал Панька.

— А ты пни ему под яйцы-то, он и замолкнет!

— Нет, ребята, я драться вам в своём дому не позволю. Хотите, так проваливайте на улицу, там и деритесь! — предупредительно унимал спорящих хозяин дома Яков, а сам сильно желал, чтобы Яшке за дерзость с ножом вложили как следует.

Яшку чуть ли не силком выпихнули из избы на улицу. Видя, что сейчас на него нападут и, сожалея, что нож остался в избе, он для обороны кулаки свои поднял к груди, приведя их в положение наизготовку. На шум, предвещающий драку, сразу же сошлась толпа народу.

— Как бы у Яшки-то не оказалось, чего за голенищем! — заметил Иван Федотов, зная Яшкины выходки и его решительность на всё.

Мишка Ковшов, изловчившись, схватил Яшку, приподнял его и бросил на землю.

— Вот это гвахнул! — айкнул кто-то в толпе.

— Вот это звезданул! — подтвердили в толпе.

Мужики в толпе загудели, а бабы заголосили:

— Караул! Убил! Убил!

Били Яшку в четыре руки, Мишка с Панькой, помогая пинками, не жалея Яшкиных боков и рёбер.

— Так ему и надо! — подзадоривали из толпы мужики, уж больно он задирист и с ножами ходит.

— Мишка, не робей! — подзадоривал и так неробеющего Мишку Панька, награждая Яшку по чему попало.

Удары звучали, как о мешок с зерном. Бабы охали и жалостливо болезненно вздыхали:

— Убьют ведь, вон как уськают! — слышалась бабья жалость из толпы.

А мужики подзадоривали:

— Так! Так! — вкладывайте ему уму-разуму!

Кто-то успел, сбегал и сказал Наташке, она в растрёпанном виде прибежала как раз в то время, когда разъярённый Мишка Ковшов, переведя дух азарта, проговорил:

— Это ему ещё дёшево, кулаками-то за ножик ему надо добавить, — и, выхватив из поленницы сосновую палку, начал ей дубасить по Яшкиной спине и бокам.

— Караул! Убил! Убил! — взревела взбаламученная Наташка.

Она, дико крича, бегала вокруг, стараясь высвободить из драки своего жениха, но взмахи кулаков и палки не давали ей приблизиться вплотную. Она пробовала найти сожаления у толпы, но мужики, отворачиваясь, бурчали:

— Пусть поучат его буйную головушку, а убьют, так туда ему и дорога!

А удары палкой всё продолжались и продолжались.

— Караул, караул! Убили! Убили! — дико голосила Наташка.

— Ни хрена ему не сделалось! — без всякого возмущения, спокойно проговорил Яков Забродкин.

— Видать, совсем ухлопали, он, вроде уж и не дышит! — слышалось из толпы.

Натешившись, Мишка с Панькой от Яшки отступили, оставив его валявшегося на земле. Яшку, полумёртвого втащили в Наташкину избу. Тёщенька встретила его аханьем.

— Эх, чай как Наташке-то его жалко. Не знай отудобит или совсем уж изойдёт! — вздыхала жалостливо Дарья.

— Отбрыкается, он живущий, — высказался Иван.

В избе Яшка, оправившись от побоев, с видом полумертвеца, валяющегося посреди пола, несколько остепенившись, угрожающе в адрес бивших его, проговорил:

— Даю клятву, если выживу, отомщу!

— Ну как твои дела? — участливо, с сожалением спросила, наклонившись к нему Наташка.

— Как-нибудь прозимуем! — многозначительно ответил он.

Наречённый Яшкин тесть Емельян бессловесно сидел на кутнике и почти не принимал никакого участья в этом грустном для Наташки деле; он не в пример жены Авдотьи, наречённой Яшкиной тёщи, с виду был спокоен, он без всякого сожаления к Яшке продолжал безмолвно сидеть на лавке с тайной думой про себя: «Видно, хорош дитятко! Хорошим зятьком бог наградил!»