Молево

Остальные соглашались с ней, охотно соглашались, вместе с тем, имея смешанное настроение. Они сохраняли в уме густоту сомнения, и оставляли на сердце теплящуюся надежду.

– Надо нам организоваться на поиск, – постановила Татьяна Лукьяновна, – да аборигенов привлечь. Они подскажут, где искать.

– Похожу по дворам, – высказала инициативу девушка Ксения, и немедленно двинулась к ближайшей избе.

Вскоре она отскочила от неё, словно от чего-то явно неприятного и перешла на другую сторону улицы, к избе напротив. Ей долго никто не отворял дверь. Пошла дальше, дальше, обходила всё село, натыкаясь либо на что-то несимпатичное, либо на отсутствие хозяев. Спустя немалое время, она всё-таки вернулась с двумя мужиками. Таковыми оказались Потап и Анастасий. Они в то же время вошли в Думовею по делам. Замыслили одни дела, оказались иные. Должно быть, поважнее.

– Вот, – сказала девушка, – нашла двоих, да и те не местные. А здесь, – она обвела улицу рукой с повисшей пухленькой кистью, – всюду либо пьянь, либо нет вовсе никого.

– Теперь понятно, почему вокруг даже поля не вспаханы, – задумчиво произнёс Денис Геннадиевич, вспоминая свою агитацию за поездку в эти девственные и целинные просторы.

Никто не придал его словам значения, а Потап и Афанасий низко поклонились. Афанасий вызвался сказать первым:

– Прослышали мы о вашей беде. А льва сами видели. Подле Пликапика. Позавчера. Вместе с барашком. Он его почему-то не ел. Наверно, сыт был кем-то ещё. Мы, было, подумали, что они вовсе чучела, коли не шевелились.

– Вы вот, что, господа хорошие, – Татьяна Лукьяновна выступила вперёд, – про сытого льва не надо. Вы хорошо ли знаете здешние леса, поля и горы?

– Знаем, – Потап оценивающе глянул на женщину, – знаем. Ходим тут по всяким лесам, и ни разу не заблудились.

– Я бы всю свою семью призвал на поиски, – сказал Анастасий с воодушевлением, – они эту округу знают даже получше меня. Ну, кроме одной малышки. Правда, они все женского полу, – он покосился на Татьяну Лукьяновну, – но женщин беречь надо, негоже им зря пропадать. Тем более, говорите, натуральный лев тут бродит, а не тот, что во сне. Львы, они…

– Ладно. – Татьяна Лукьяновна подняла гладенькую руку и посмотрела испытующе на обоих селян. – Женщины останутся в домах.

– Я тоже пойду на поиски, – сказала Ксения.

– Хорошо. Мы уже заметили, что львы тебя слушаются. Тогда и я пойду. А штаб расположим тут, в избе Семирякова, если он, конечно, согласится.

– Соглашусь, соглашусь, – Павел Саввич даже обрадовался такому доверию.

Вот, – вступил в разговор Николошвили, – выходит, начальником штаба вы естественным образом и становитесь.

Тот поначалу вежливо отказался, восклицая «что вы, что вы», но затем с удовольствием принял командование, сразу создав две оперативные группы. Одну возглавил Потап, другую Анастасий. Организовал и общий стол с едой. Шеф-поваром сходу вызвалась Татьяна Лукьяновна. Она со знанием дела составила список необходимых продуктов быстрого приготовления и послала в лавку Мирона с Николошвили как самых выносливых и здоровенных. Тотчас после их возвращения был готов экспресс-обед.

Потап, отметив несуетливую сноровку Татьяны Лукьяновны, прикинул про себя: «хозяйственная женщина». И, ещё раз оценив её внешность мужским взглядом, несколько смутился из-за собственного поведения, хоть и сокрытого от чужих глаз.

Все члены бригады поисковиков немного перекусили да пустились на разведку, пока не слишком далеко. Потап, Абрам Ицхакович, Ксениюшка и Авскентий двинулись вверх по течению Бородейки, Анастасий, Николошвили, Денис Геннадиевич и Татьяна Лукьяновна – вниз. Семиряков остался в штабе и составлял план на будущее.

Спустя пару часов обе части поисковиков почти одновременно закончили начальную попытку ни с чем. Не доходя до штаба, они уселись на брёвнышках, кем-то оставленных между ним и церковью. Стали совещаться о более эффективном продолжении поисковой работы.

Тем временем, чудом нашлись ещё два знатока здешнего края из самой Думовеи. Оба, не сговариваясь, окатили головы ушатами холодной воды, попили рассольчику и с разных сторон подошли к брёвнышкам. Толкнули друг друга в плечо, устояли и расхохотались.

– Ничо, ничо, ничо, – бурчал один.

– Тс-с-с, – отвечал ему другой.

Ксениюшка глянула на них, узнав этих пьянчушек, когда ходила по дворам, и прыснула в нос.

– Что, присоединяетесь? – спросила она вновь прибывших.

– Не только присоединяемся, – ответил один из них, – но станем настоящими проводниками, поскольку эти места знаем наизусть.

– Пока не найдём вашего парня, пить не будем, – ответил другой, – у? – он ткнул соседа в бок.

– Угу, – согласился тот.

Так, поисковые команды увеличились до четырёх. Семиряков выдал каждому по сухому пайку и сам влился в одну из команд. Постановили, куда кому идти, да ушли. До вечера.

Очередное возвращение тоже не принесло никакого успеха. Снова уселись на брёвнышки. Неподалёку паслись молчаливые гуси.

– Отдохнём. Сил наберёмся. Если надо, будем искать до ночи. Везде. А потом возьмём фонари, да снова на поиск. – Анастасий вопросительно глянул поочерёдно на все четыре спасательные команды.

– Конечно, – поддакнули добровольцы.

– А мы за Бородейкой-то не искали. – Высказал догадку Потап. – Вдруг он там?

– Угу! – воскликнул Николошвили. – Ведь мне наш возница говорил, что конь-то мокрый возвратился.

– Почему ты сразу не сообщил? – Возмутился Потап. – Весь день искали не там. А надо было плотики сгондобить, да переправиться на тот берег. Доподлинно он там погибает.

– Не сообщил. Да, не сообщил. Позабыл. Значения тому не придал, – попробовал повиниться поэт-традиционалист, и сконфузился.

Поисковики призадумались. Гуси присели на землю и стали окапываться, почти не поднимая пыли.

20. Злодей

В другом столичном городе, в элитном пентхаусе с видами на блистательный центр и на загородный лес, за компьютером новейшего выпуска с тонким, очень большим и вогнутым монитором сидел злодей. Мы не будем называть его человеческого имени, поскольку не считаем достойным этому существу носить таковое. Тем более – отчество. А фамилия и вовсе неуместна. У него есть лишь грамматическое имя, и оно как раз нарицательное. Поэтому пребудет оно с буквы обыкновенной, строчной. Обозначим его просто злодеем. Без всякой заглавной буквы. Лишь заметим, что богатство его взяло начало с удачного антрепренёрства у талантливой контрабасистки. Он блестяще устраивал её гастролирование с гарантией ошеломительного успеха. И гонорары упрятывал в сомнительных банках. Затем устроил изящное, по его мнению, убийство артистки, да опустошил те банки, содеяв им банкротство. Далее его фантазии по отъёму денег не иссякали. Постоянно в уме злодея нарождались безотказные «ноу-хау». И теперь он, давно уже приевшись многочисленным достатком, добытым тем или иным способом разбоя, сидел в эргономичном кресле, не вписываясь в него, а наоборот, эдак скукоженно торчал в нём с каменной скукой на лице, испещрённом сеткой многочисленных борозд. Что-то выискивал во всемирных паутинах, то и дело создавая мимику пренебрежения из глубин своей души или чего-то другого, её замещающего. Наверное, испытывал нужду в чём-то ином, в том, чего у него пока нет. Хотелось чего-то новенького, стоящего, более того, вовсе не материального. Да вдруг, совершенно случайно нажав на очередную ссылку, набрёл на ту же статейку, что Абрам Ицхакович пересказал Ксении. Очередное тоскливое пренебрежение тотчас выскочило на поверхность его изрешеченного лица, однако редкое чутьё, присущее всякому злодею, всё-таки заставило читать. Он без любопытства, но внимательно освоил весь текст целиком, а затем вернулся к отдельным кускам, наиболее его задевшим, и повторил вслух:

– «Пространство обладает генной структурой, отвечающей за его поведение и формирование». Замечательно. «Возможно влияние на создание изменений в любом веществе и влияние на его поведение извне, то есть, допустима генная инженерия пространства». Отлично. «И ею способен заняться человек». Таковое нам очень даже подходит. Весьма, весьма. Это и есть наше настоящее дело, – заявляет он усмешливо, одновременно с подлянкой в интонации. – «Абсолютное оружие… Куда там водородной бомбе до инженирования всего, что вокруг»! Ого! Ого-го-го! Надо бы ещё поискать, не найдутся ли отзывы, а то и конкретные разработки.

И он принялся шарить по ссылкам, скорчиваясь до крайней неудобности на благоприятном кресле элитного производителя «Мадера А».

К моменту захода солнца и появлению сочного багрянца на западной стороне небосвода, очерченного верхушками леса, он отдохновенно-расслабленно откидывается на спинку сидения, подчиняясь его эргономике, и жарким шёпотом произносит:

– Нашёл.

А отыскался единственный отзыв на статью. И тот оказался скептическим. «Был ведь Солярис Станислава Лема. Океан ума. Тот воздействовал на пространство в себе и на пространство вблизи себя, воспроизводя формы, так или иначе витающие в сознании пришельцев. Не знаю, предполагал ли Лем что-либо подобное естественнонаучной модели пространств, или ему было всё равно, что за физика там обитает, просто сочинил, и всё»…

– Тьфу ты, – злодей углубил сеть канавок на лице, – Нам этого не надо.

И стал неистово искать дальше.

– О, ещё нашёл кое-что, – утешился он.

На сей раз всплыла пара статей того же автора. В одной говорилось о некой «каинистике», где речь шла о деяниях Каина и о его потенциальных способностях по части способов возделывания пространства. Поначалу он вспарывал землю плугом, чтобы получить от неё плоды. И получал. Потом он пожертвовал Богу часть плодов, обретенных таким способом, надеясь заработать от Него что-то большее. Иными словами, он попросту уничтожил эти плоды. Но Бог не счёл за жертву его приношение, потому-то и не принял. Вышла, так сказать, осечка. А затем Каин рушил земные слои, чтобы воздвигнуть город из плодов этого разрушения. Опять же для извлечения собственной выгоды. Но уже не от Бога, а от иных людей, поселяющихся там для поиска собственной мзды. Любое построение в каинистике, по мысли автора, обязательно сопряжено с разрушением во имя выгоды. Возведение через разрушение исключительно ради выгоды, – вот её принцип. И кстати, её разрушение отнюдь не жертвенное, потому что Бог не признаёт это жертвой. Такова сущность каинистики. Она прижилась почти в любой деятельности человека-горожанина. И автор, поскольку был зодчим, с неохотой вынужден был причислить себя к адвокатам Каина…

«Ну, каинистика, это вполне годное дело, – ухмылялся злодей, – более того, разрушение без созидания, оно будет получше, прибыль от него вообще баснословная».

Далее выскочили некоторые комментарии случайных читателей. Кто-то высказался о пятиконечной звезде в качестве символа всякого подобного построения. И пошла цепочка возражений и дополнений. Кто-то видел в ней знак военных людей, профессиональных разрушителей. Кто-то подхватил эту мысль и напомнил о большевистской власти, чья идеология основывалась на разрушении самом по себе, и она использовала тот же знак даже слишком навязчиво. Кто-то увидел её в символике «свободных каменщиков», то есть, масонов, людей, связанных с духом. А кто-то негодующе указывал, что в ней запрятано «золотое сечение» – основа всякого творения. И кто-то подытожил. Он соединил строительство, магию, творчество, убийство – всё в едином этом знаке. И указал, что, возможно, он и есть «клеймо Каина». Другие накинулись уже на него, обвиняя в пресловутом «притягивании за уши» фактов, заведомо несводимых…