Все случилось летом

Когда машина снова набрала скорость, он сказал, не обращаясь ни к кому в особенности:

— Из этого парнишки в свое время может выйти латышский Ломоносов. Такие люди большая редкость.

— Вполне возможно, — отозвалась Юстина. — Однако в его возрасте все читают запоем. Помнится, мне ничего не стоило за неделю проглотить пару романов… Однако Ломоносов из меня навряд ли получится…

Харис почтительно покосился на Юстину.

— Это еще неизвестно, — сказал он. — А вот в кино вы, к примеру, сидели с Япинем. Так из него действительно ни черта не получится. Может, его даже и уволят за полной никчемностью. Когда прислали Япиня из Риги, Старик — это наш директор — говорит ему: «Молодой человек, некоторое время вам придется поработать мастером в лесу!» Тот сразу на дыбы. «Что такое? — кричит. — У меня диплом, я инженер». Старик даже посинел, но пытается по-хорошему: «Не нравится мастером? Ладно, сделаем вас начальником лесопункта». А Япинь заладил свое: «У меня диплом, в лес не поеду». Надо было видеть, как разошелся Старик. «Да я за вязанку ваших дипломов одного хорошего рабочего не дам. Хватит с меня этих, с портфелями. Не диплом мне нужен, а работник!» И знаете, чем все кончилось? На следующий день был вывешен приказ, в котором Япинь назначался диспетчером. И вот по сей день мы без главного инженера.

— Нехорошо за глаза людей оговаривать, — сказала Юстина.

— Это я-то оговариваю? — обиделся Харис. — И не думал. Рассказываю, как было дело. Хотите верьте, хотите нет. Но во всем виноват не Япинь и не Старик, а Витынь. Был у нас такой главный инженер. Пришел он к нам с дипломом, и было решено его тут же произвести в главные инженеры. А Витынь говорит: «Нет, сначала поработаю десятником». Потом некоторое время мастером побыл, начальником лесопункта и только после этого позволил сделать себя главным инженером. На этой должности пробыл у нас полгода, и его забрала к себе Академия наук. «Нам такие люди нужны», — сказали там. С тех пор Старик мечтает всех сделать академиками.

— Вы бы рассказали что-нибудь поинтересней, — заметила Юстина. — Куда, например, делся ваш товарищ и почему он до конца не досидел?

— Не знаю, — пробурчал Харис, удивляясь, чем плох его рассказ.

«А я знаю, — подумал Рейнис, — но не скажу. Может, ей и это будет неинтересно». Но в душе он почувствовал теплоту и благодарность к этой девушке. «Нехорошо за глаза людей оговаривать»… Вот ведь какая…

Подъехав к дому Юстины, Харис попросил разрешения нарвать немного вишен. Он потянулся к дереву, но Юстина предостерегающе вскрикнула. Вдоль забора скользнула тень. Джек зорко охранял хозяйское добро. А посреди двора, едва различимый в темноте, стоял сам Бернсон, чутко прислушиваясь: кто бы это мог быть?

— Славная девочка, — произнес задумчиво Рейнис, когда они подъезжали к своему дому.

— Студентка, — бросил Харис, считая, что этим все сказано.

У них в комнате сидел Язеп, о чем-то рассуждая с Каспаром. Его круглое лицо покойно, неподвижно, как маска, взгляд лениво ощупал одного, другого.

— Я салату вам принес, — сказал он. — А то сохнуть начинает в огороде, скоро совсем отойдет. Вон в глиняной миске. Смешал с простоквашей.

Дыхание у Язепа тяжелое, мерное. Он сидит на скамейке, положив ладони на колени.

— Окошко бы надо прикрыть, — добавляет он. — А то бабочки летят на свет, окаянные. И чего их тянет крылья себе подпалить… Совсем дурные…

— Мы ехали вместе с Юстиной, — сказал Рейнис. — Она, Каспар, спрашивала о тебе.