Все случилось летом

6

Рабочая неделя начиналась с понедельника, а понедельник в леспромхозе начинался с того, что лесорубы, шоферы, механики, кладовщики, — все, кому случалось в тот день быть в поселке, сходились на просторный двор и там садились кто куда — в кузовы машин, на тракторы, в прицепы, а то просто на землю, прислонившись к колесам грузовика. И тогда заместитель директора, он же парторг, полчаса рассказывал о важнейших событиях международной жизни, а затем говорил директор о том, что было сделано на всех лесосеках, на складах за прошедшую неделю и что предстояло выполнить в текущую.

На этот раз настроение директора с раннего утра было чем-то испорчено. Глядел он сердито, говорил отрывисто, то и дело повторялся и часто утирал бритый затылок клетчатым платком. День обещал быть жарким.

— Сегодня Старик опять сцепился с Япинем, — шепнул Харис Каспару.

Каспар поискал глазами Япиня, но его нигде не было видно — наверное, забрался в тенек. Он увидел его позже, после того как закончилось собрание и все машины разъехались по лесосекам. Каспару нужно было отыскать одну гайку, и он отправился на задний двор, где между стеной гаража и забором находилась свалка. Не ожидая здесь кого-нибудь встретить, он даже вздрогнул, чуть не натолкнувшись на человека. Тот стоял, прижавшись лбом к кирпичной стене: его тело обмякло, одна рука висела беспомощно, и, казалось, не будь этой стены, он бы рухнул в крапиву, густо покрывавшую землю.

Япинь, бравый Япинь, стоял в этом укромном уголке, и большие, как горошины, слезы катились по его щекам. Он и не пытался их сдерживать. Громко, как маленький, всхлипывал, и плечи его дрожали, будто в ознобе.

Каспар на цыпочках отступил назад и тихо вернулся к машине. Сам того не желая, он заглянул в душу человека и был озадачен: он впервые увидел плачущего мужчину. Тут было что-то необычное, из ряда вон выходящее. Каспар подумал о том, насколько Япинь, в сущности, одинок. Страшно такое одиночество, но кого винить, на кого пожаловаться? Жизнь идет вперед, диктует свои законы и тех, кто не желает с ними считаться, бьет жестоко. Да, винить тут некого.

— Что-нибудь случилось? — спросил Рейнис. — У тебя такой вид, словно ты шарахнулся лбом об стену.

— Ничего не случилось, — ответил Каспар. — Просто задумался.

— Что ж, занятие полезное. Но может, все-таки поедем? От одних раздумий мало проку, сам знаешь. Надо еще что-то делать.

Надо было ехать. Дорога предстояла дальняя — километров шестьдесят, — там в Силене, на лесопилке, вышел из строя мотор электростанции. Запасные части погружены, в бак залит бензин, наряд и путевка в кармане — чего же еще? Каспар сел за руль, и снова пыльная, латаная и перелатанная зеленая мастерская на колесах неторопливо покатила за ворота.

— Когда вас ждать-то? — крикнул им вслед Язеп из своей сторожки.

— Кто его знает, — отозвался Рейнис, — может, поздно вечером, а может, и завтра.

За воротами, размахивая конвертом, стояла одна из конторщиц.

— Вам письмо, — сказала она, с любопытством и почтением поглядывая на Рейниса, словно был он не простым механиком, а весьма значительным лицом и эту замасленную одежду надел лишь для того, чтобы кое-кого ввести в заблуждение.

На конверте стояло название газеты и адрес редакции. Обрадованный Рейнис поспешил спрятать письмо в карман. Он испытывал прилив радости всякий раз, когда получал конверт с таким штампом в нижнем левом углу. Они были вестью из другого, для него недоступного мира, где живут умные, великодушные люди; он посредственность, не стоит даже их мизинца. О них, об этих людях, часто пишут в газетах, они сами сочиняют стихи, издают книги. И вот посмотри: выбрали-таки время написать и ему, простому, незаметному человеку, в далекий леспромхоз.

— Покажи, чего тебе там пишут? — сказал Каспар, не спуская глаз с дороги.

— Куда спешить, — ответил Рейнис, краснея. Ему казалось, он проявит неуважение к авторам письма и всей редакции, если просто возьмет разорвет конверт и прочтет письмо. Лучше он сделает это, когда останется один, когда даже Каспара не будет рядом. Но письмо не выходило у него из ума, рука тянулась к конверту — хотя бы просто пощупать.

На станции сделали остановку, чтобы купить сигарет и чего-нибудь съестного. А при выходе из магазина они столкнулись с Юстиной. Произошло это настолько неожиданно, что сначала все растерялись и не знали, кто кому должен уступить дорогу и что говорить. Первой опомнилась Юстина, протянула руку Рейнису, как старому знакомому, но тут же отдернула ее и весело сказала:

— Нельзя через порог. А то поссоримся. Идемте на улицу.

Каспар в первый раз держал руку Юстины в своей. У нее была узкая ладонь и крепкие пальцы. Почему-то он подумал о волнах Даугавы и ладонях, их рассекающих.

— Как поживаете? — спросил он, задержав в своей руке ее руку немного дольше, чем положено.

— Я? Могла бы и лучше, — просто ответила она. — Но вы-то, видно, ужасно заняты. Нет времени даже фильм досмотреть…

Каспар молчал. Он несмело посмотрел Юстине в глаза, — они были совершенно серьезны и глядели с легким укором.

— И куда вы теперь направляетесь? — спросила Юстина.

— В Силену, — ответил Рейнис.

— О! Возьмите меня с собой! — воскликнула она и хлопнула от радости в ладоши. — Никогда не была в Силене. Возьмете? — упрашивала Юстина, глядя то на Каспара, то на Рейниса.

— Наш фургон не очень комфортабельный, — произнес задумчиво Рейнис. — А впрочем…

— Я вам не помешаю, буду сидеть в кузове, а вы забудьте обо мне, считайте, что меня не существует.

— Хорошо, — сказал Каспар. — Постараемся.

Он распахнул заднюю дверцу и спустил ступеньки. Этот домик на колесах был не так уж плох. Тесновато, правда, — много места занимал верстак с тисками и дрелью, — но были здесь и свои удобства. Поближе к кабине стоял старенький, но еще упругий диванчик, обитый коричневым дерматином, его сняли с отслужившей свой век машины. Там же над кабиной было приделано окошко, в которое при желании можно было посмотреть на мир.

— Я запру вас, — сказал Каспар. — Иначе дверь может раскрыться на ходу.

— Хорошо, буду вашей пленницей, — ответила Юстина, забираясь в кузов. — Только сначала отвезите меня домой, надо предупредить, что уезжаю.

— Какой солнечный день, — сказал Каспар, когда они, заехав к Юстине, выбрались уже на шоссе. — И вообще лето нынче прекрасное, — добавил он таким тоном, будто делал открытие. — Смотри, какая красота кругом.

Но Рейнис его не слышал. Ему было не до красот природы: он читал письмо, то самое, со штампом рижской редакции.

— Послушай, — сказал он. — Тебя это тоже касается, ты, пожалуй, главный виновник всего. «Уважаемый товарищ, — читал Рейнис. — Вашу басню «Пресмыкалка и Булка» использовать не сможем. Судя по этой работе, Вы плохо знаете жизнь. Иначе как объяснить тот факт, что из нашего светлого сегодня Вы выбрали как раз те отрицательные явления, которые для него не характерны. Кроме того, вы даете людям оскорбительные прозвища: Пресмыкалка, Булка…

Мой Вам совет: изучайте жизнь не из окна кабинета, а старайтесь проникнуть в самую гущу ее, тогда не будет таких вот надуманных побасенок. А задатки поэта в Вас, несомненно, есть».

Каспар тихо свистнул и покосился на друга. Худое лицо Рейниса омрачилось, губы плотно сжались, глаза сузились, точно свет стал слишком ярким. С напускным спокойствием он свернул конверт и спрятал его в карман.

— Что же теперь?.. — спросил Каспар. — Вот ведь…

Не зная, как утешить приятеля, он замолчал и вдруг чуть не подскочил от удивления: Рейнис смеялся, смеялся от души, весело и заразительно.

«Лучше, конечно, смеяться, — подумал Каспар, — так оно легче. Только что тут смешного?»

— Дай-ка я сяду за руль, — немного успокоившись, проговорил Рейнис. — Постараюсь проникнуть в самую гущу жизни.

Каспар остановил машину. Вышли проведать, как себя чувствует Юстина. Открыли дверцу, Юстина шагнула навстречу.

— Чему вы так громко смеялись? — спросила она.

— У нас великолепное настроение, — пояснил Рейнис. — А у вас?

— И у меня. Хотя я не смеялась.

— Ну что ж, путешествие продолжается.

Теперь Каспар сидел без дела, положив руки на колени, глядя на бегущую навстречу дорогу. Рейнис переключил скорость, и машина медленно, вся дрожа от усилий, стала забираться на крутой пригорок. Казалось, за ним кончится земля и будет только голубое небо. Но с вершины открылись новые просторы, словно новая страница огромной книги, и ее предстояло прочесть. Каспар вдруг подумал, что теперь вместе с ним и Юстина любуется ясным небосводом и для нее с каждого пригорка открывается новая страница этой волнующей книги.

По одну сторону дороги лежало поле со стогами сена. Трактор тянул громоздкую фуру, и двое крепких парней загружали ее сухим, как порох, клевером, а две девушки уминали его. Тракторист размахивал руками, что-то объясняя девушкам, — очевидно, как лучше укладывать, чтобы воз не накренился. И Каспар знал, что и Юстина любуется этим полем, возом и этими девушками.

Потом миновали луг, где пестро одетые женщины сгребали в копны сено. Старичок неторопливо прошел по лугу и остановился в тени раскидистой березы. Подняв к губам глиняный кувшин, он запрокинул голову и долго пил. Каспару казалось, он видит, как по его белой бороде катятся капли, стекают на обнаженную грудь, облипшую сухими лепестками и травинками.

Каспар знал, что и Юстина любуется полем, лугом, стариком косарем, березой и глиняным кувшином. Ему стало так хорошо и уж не хотелось ни о чем думать.

— Все же самое прекрасное в мире — человек, — сказал Каспар и поймал себя на том, что думает о Юстине.

— Что ты сказал? — переспросил Рейнис. — Ах, человек… Это верно, — продолжал он серьезно, хотя Каспар опасался, что друг его поднимет на смех. Рейнис не очень-то любил звучные истины. — Наверное, они все-таки правы. Я про стихи говорю. Не выходит у меня, как нужно. Видно, не умею писать. Будь стихи хороши, их бы сразу напечатали. Хорошее от плохого любой дурак отличит. Придется еще попробовать. Правда?

— Обязательно попробуй. Может, теперь не про Булку? Я утром видел Япиня… — И Каспар рассказал о том, что было сегодня у гаража.

— Так ему и нужно, — после некоторого раздумья произнес Рейнис. — Не я своими баснями, так другой проучил этого пижона. Справедливость восторжествовала. Ну да ладно, что было, то было — и больше об этом не вспоминать. Надо смотреть вперед.

— Правильно, Рейнис, только вперед.

— А странно: Юстина едет вместе с нами. Что ты на это скажешь, Каспар?

— Я? А что я могу сказать? Не мешало бы нам где-нибудь пообедать.

— Ты все чаще начинаешь высказывать дельные мысли. Действительно, нельзя же девушку голодом морить.

Из-за пригорка показались крыши небольшого городка, верхушки яблонь, вишен, и наконец, как грибы, пошли расти домики. Солнце раскалило их белые стены, люди старались держаться в тени. Машина выбралась на асфальт и мягко покатила к центру, где напротив универмага помещалась столовая. Освободив Юстину из заточения, они направились в столовую и отыскали в тихой прохладной комнате свободный столик.