Нечто большее…

Отбросив все сомнения, я потянула за рубашку, выпрастывая её из-под ремня. В моих руках Дэвид развернулся и оказался лицом ко мне. Пуговицы я начала расстёгивать снизу вверх — медленно, одну за другой, вместе с пальцами постепенно поднимая взгляд. Я чувствовала, что он следит за мной, за моими движениями. Как и тогда, когда я завязывала бабочку перед приёмом.

Закончив с последней пуговицей, я развела полы рубашки руками, обрисовывая контуры его тела. Дэвид не шевелился, позволив мне хозяйничать над ним. Несколько раз я провела по крепким мускулам груди, чувствуя, как волоски на ней щекочут мои ладони. Потом, развернув их тыльной стороной, я провела руками вдоль пресса, кожей пальцев ощущая его рельефность. Дэвид был в отличной форме. Великолепный образчик мужчины, спрятанный за идеальным покроем деловых костюмов. Сейчас он был мой, и я готова насладиться им полностью.

Дорожка волос от пупка спускалась вниз и пряталась под ремнём джинсов. Я потянула, вытаскивая его конец из шлевок, и взялась за пряжку. Чтобы расстегнуть её, мне пришлось резко дёрнуть ремень на себя. Дэвид шумно выдохнул, а я прикусила нижнюю губу, очень довольная собой. Следующей должна была быть пуговица, но, едва коснувшись обнажённой кожи его живота, мои пальцы задрожали. Тем не менее, я справилась, но на этом решила с брюками закончить. Вместо этого я снова вернулась к груди и, проведя руками до плеч, скинула с них рубашку. Мой взгляд не поднялся дальше твёрдой линии губ Дэвида, но я успела заметить, как на его щеках заходили желваки. Он едва справлялся с собой. Чувствуя свою безраздельную власть, я завела руки за шею Дэвида и поцеловала его прямёхонько в середину груди.

— Хватит!

Его резкий окрик заставил меня испуганно отпрянуть. Подняв взгляд, я встретилась с пылающими тёмными глазами. Сердце неистово колотилось. Я не поняла, когда и в чём допустила ошибку.

— Я…

— Нет! Не говори ничего!

Его глаза удерживали мои, пока он рвал с рук застрявшую на манжетах рубашку. Похоже, Дэвид понимал, что я готова задать стрекача, потому что, избавившись от многострадальной рубашки, он мгновенно захватил меня в свои объятия, целуя всюду, где в тот момент оказывались его губы. Мне стало не по себе из-за резкой смены его настроения и последующей за этим силе натиска. Сопротивляясь, я попыталась его оттолкнуть:

— Подожди.

Он не слышал меня, терзая мою плоть губами, обжигающим дыханием и объятиями. Халат упал с плеч, обнажая меня до пояса, и вид моей обнажённой груди вызвал у Дэвида стон облегчения.

— Наконец-то!

Его руки спустились вдоль спины до лопаток и, держа под ними, он прогнул меня в пояснице.

— Дэвид!

Я снова попыталась призвать к нему, но в тот момент, когда, наклонив голову, он припал губами к моему соску, все мысли разом вылетели из головы.

— Ох!..

Пальцы сами зарылись в непослушные тёмные волосы, притягивая его ближе. Он проводил языком по ареоле соска, затем втягивал его губами и легонько прикусывал. И так несколько раз. Ноги совсем перестали слушаться, и я со всей силы вцепилась в волосы Дэвида. Это было вовсе необязательно, потому что он крепко держал меня в руках. Но в тот момент, когда он начал опускать нас на пол, я поняла, что он с собой не справляется.

— Нет! — крикнула я, упираясь руками в его грудь. — Не так! Не здесь.

Собственные слова вернулись к нему, отрезвляя. Дэвид резко выпрямился, удерживая меня, а затем подхватил на руки и понёс в спальню.

Кровать была застелена. Ему пришлось поставить меня на ноги, чтобы сорвать с неё покрывало и верхние простыни. Всё это было проделано яростно и в полном молчании. Я, между тем, полностью освободилась от болтавшегося на бёдрах халата и, когда Дэвид повернулся ко мне, предстала перед ним полностью обнажённой.

Дэвид замер. Он пожирал меня глазами, обволакивая полным желания взглядом так, будто обнимал руками. Я выпрямилась, запрещая себе смущаться и краснеть. Неистовость Дэвида могла быть погашена лишь одним — нежностью, и я снова решила зайти с этой стороны.

— Иди ко мне, — прошептала я мягко и протянула к нему руки.

И в этот момент всё изменилось.

Он оказался передо мной на коленях и, обхватив за поясницу, уткнулся лицом в живот.

— Боже мой, малышка, что же ты со мной делаешь!

Я чувствовала, как дрожат его руки. Горячие губы обжигали мою кожу поцелуями; дыхание — опаляло.

Всё оказалось таким простым и в то же время непостижимым. Дэвид боялся меня. Боялся силы чувств, что испытывал рядом со мной. Его ярость, резкость, грубость были продиктованы именно этим страхом и являлись своего рода защитной реакцией. Поняв это, я чуть не рассмеялась от облегчения. Но это было бы неправильно — дать ему понять, что я обо всём догадалась. Тем более, что я могла и ошибаться. Но если это так…

Недолго думая, я обхватила его голову и поцеловала в макушку.

— Люби меня, Дэвид. Как можешь, люби.

Его стон — больше болезненный, нежели страстный — был доказательством того, что я не ошиблась. Что бы ни испытывал ко мне этот мужчина, дело не только в похоти. На каком этапе наших недо-отношений это изменилось — вряд ли он сам отдавал себе в этом отчёт. Но не может тот, кто желает всего лишь удовлетворить свой сексуальный голод, с таким трепетом припадать в женскому лону.

Его язык проложил дорожку вниз от моего пупка к жёстким волоскам на лобке. Я потрясённо выдохнула его имя, когда его руки сдвинулись на мои бёдра и дальше — к центру, раскрывая меня перед ним. Язык несколько раз скользнул вдоль нежной плоти, а затем его место заняли пальцы. Мои руки судорожно вцепились в широкие мужские плечи, направляя его.

— О господи!

Он посмотрел на меня снизу тёмными от желания глазами.

— Войдя в тебя, я не смогу быть нежным. Поэтому хочу, чтобы первой кончила ты.

Он резко встал, заглушая мой страстный стон поцелуем и увлёк меня за собой на кровать.

То, что произошло дальше… То, что он делал со мной… Вершины, на которые поднимал — то постепенно, то стремительно… Ничего этого не было в моей жизни до, и даже в пароксизме страсти я точно знала, что никогда не будет после. Никогда и ни с кем. Дэвид Рассел выжег других мужчин из моей жизни.

Он не был нежным, как и обещал. Я ещё содрогалась во влажном оргазме, который он подарил мне своим языком и руками, когда одним яростным толчком Дэвид ворвался в моё лоно. Наполняя меня собой, растягивая под себя, он вонзался в меня с тем же неистовством, с каким до этого целовал. Мои ноги переплелись вокруг его талии, руки судорожно скользили по влажной от пота спине. Я подходила к ещё одному оргазму, когда неожиданно он вышел из меня и одним движением перевернул на живот.

— Хочу тебя так, — выдохнул он и после, просунув руку под талию, приподнял, открывая себе лучший доступ в моё тело.

Я не любила заниматься любовью в этой позе, но то, как это делал Дэвид… м-мм… как он вдавливал меня в себя… настолько глубоко, настолько чувственно — на грани сладкой боли.

— Да, да… ещё… так…

Моё дыхание прерывалось, не выдерживая подобной муки. Я судорожно сжимала в руках простыни, двигаясь навстречу ему.

— Не смей кончать, — останавливаясь, сквозь стиснутые зубы рыкнул Дэвид. — Сейчас я. Ты — после. Я хочу видеть твои глаза, когда доведу тебя до оргазма.

— Ох!

Его дрожь сотрясала моё тело, но Дэвид не двигался. Следуя своему плану, он сдерживал мой оргазм, а заодно и свой, что давалось ему тяжелее, чем мне. Поддаваясь инстинкту, я начала двигать под ним бёдрами, побуждая и умоляя о продолжении. Он выругался, и в следующее мгновение я почувствовала, как его тело содрогнулось. Изливаясь, Дэвид упал на меня, погребая под собой.

Сердце неистово колотилось. Я лежала под ним, расплюснутая его весом, затопленная его страстью. Невозможно было сделать вдох, чтобы не потревожить его, но я начала задыхаться.

— Мне тяжело.

Он немедленно скатился с меня, освобождая, но сразу же по телу пробежал озноб от потери контакта. Именно поэтому мне не нравилось заниматься любовью в подобной позе — из-за вот этого отстранения, следующего за оргазмом. Но Дэвид и здесь меня удивил. Он по-хозяйски положил руку мне на спину и притянул к себе, прижимая к груди и к вовсе не ослабевшей эрекции.

— Именно так я всё и представлял, — всё ещё тяжело дыша, произнёс он. — С тобой не могло быть по-другому.

Его губы скользнули по моей шее к чувствительному местечку за ухом. Дэвид отодвинул мои влажные волосы и тихонько лизнул ушную раковину, останавливаясь на мочке. Я протянула руку, обрисовывая его лицо, чувствуя лёгкую щетину на щеках. Его пальцы обхватили мою грудь и принялись играть с соском. Он снова распалял меня, готовясь ко второму раунду.

Я знала, как это случиться на этот раз: под ним, глаза в глаза. И когда он снова повернул меня на спину и расположился у меня между ног, удерживая мой взгляд, я была уже готова принять его.

— Смотри на меня, Бет. Чувствуй меня.

Встав на колени, Дэвид взял меня за бёдра и притянул к себе, упираясь толстой головкой члена в мой вход. На этот раз всё было медленней. Он входил в меня дюйм за дюймом, то продвигаясь вперёд, то отстраняясь. Надавливая на нервные окончания, он помогал себе пальцами, лаская мой клитор и заставляя меня стонать от наслаждения. Он почти довёл меня до следующего оргазма пальцами, но тут снова схватился за бёдра и начал двигаться, насаживая меня на себя всё сильнее и сильнее. Полный отчаяния и безумного наслаждения стон вырвался из моей груди. Голова моталась из стороны в сторону, руки лупили по кровати; я потерялась в чувственной гонке.

До самого последнего момента, пока моё напряжение под нетерпеливыми движениями его бёдер не достигло высшей точки, я находилась в плену его глаз.

— Пожалуйста! — взмолилась я и, запрокинув голову, выгнулась дугой.

— Кончи для меня, малышка! — прохрипел Дэвид, склоняясь к моей груди и зажимая в зубах сосок. Словно послушавшись его, приливная волна самого мощного жизни оргазма затопила меня, унесла с собой остатки разума. И пока я кончала в его руках, он двигался во мне, снова и снова, продлевая мой оргазм и приближая свой.

Эта ночь была долгой и короткой одновременно. Я молила об её окончании. Я умоляла, чтобы она никогда не заканчивалась. Перенасыщенные друг другом, мы заснули среди смятых простыней и запахов нашей страсти.

Я нисколько не удивилась, когда на следующее утро проснулась в постели одна. Безумием было бы считать, что подобное может повториться. Идеальная ночь — она на то и идеальная, чтобы остаться единственной.