Нечто большее…

Глава 10

Я всегда считала себя человеком разумным. Может, иногда разумность путала со скучностью, но вряд ли за всю жизнь мне удалось принять участие хотя бы в одной мало-мальски серьёзной авантюре. Я искренне полагала, что продуманная в деталях поездка на побережье гораздо лучше внезапного порыва смотаться в соседний штат прошвырнуться по барам. Нельзя сказать, что я вообще никогда не совершала безумных поступков. Однажды, ещё учась в университете, мы с Анжелой действительно съездили в Нью-Джерси и хорошенько там напились. Ночной паром, качка, Анжела, держащая мои волосы… Боже, я по-настоящему жалка, если не могу вспомнить ничего более авантюрного, чем то, как на обратной дороге меня выворачивало в Гудзон.

Моя теперешняя поездка на остров — поначалу я назвала её авантюрой, — носила профилактические цели. Нет — лечебные. Я излечивалась от жалости к себе. Появление Дэвида и моя на него реакция показали, что до ремиссии ещё далеко.

Протерев ладошкой запотевшее зеркало, я уставилась на своё отражение. На фоне белоснежного полотенца, намотанного на голову, мои горящие глаза и щёки выглядели особенно дико. Не горячая вода и не пар были тому причиной, и я не знала, что именно бесило меня больше всего: человек, который довёл меня до этого состояния или же то, что я позволила ему себя «довести».

Пора было уже выключить дурочку и понять, что не из-за моего увольнения Дэвид Рассел приехал на «мой» остров. Не такой уж я и ценный кадр, чтобы за мной по свету гоняться. Значит, дело в другом. И скорее всего, это другое — не что иное, как чувство вины. Дэвиду чтобы-его-черти-взяли Расселу стыдно за своё вмешательство в мою жизнь. Переживает, небось, что я наложу на себя руки. Конечно, после того, как я всю ночь прорыдала на его груди, он вполне мог испытывать сомнения относительно моей адекватности. Добавим и мою патологическую неспособность спокойно на него реагировать, наши стычки и тычки — вот вам и клинический рисунок. А мистер Барракуда Рассел не мог позволить себе заиметь в биографии фирмы суицидальное пятно.

Что ж, убедить его в том, что я вполне себе самодостаточна и без Джеймса, будет не трудно. Больше никаких слёз и сомнений. Никаких страданий ни по кому: ни по Джеймсу, ни по самому Дэвиду.

Я решительно сорвала с волос полотенце, но тут же замерла: я вовсе не страдаю по Дэвиду Расселу! Что за нелепые мысли!

Именно этот момент память выбрала для того, чтобы вернуть меня к нашему поцелую.

— Ох-х…

Ноги перестали держать, и, цепляясь руками за край раковины, я опустилась на пол.

Эти ищущие губы. Этот напор. Эта страсть… Боже мой! Я прижала руки к пылающим щекам, но второй раз за последнюю минуту мне пришлось себя одёрнуть: размечталась! Не было ни одной долбанной причины, по которой Дэвид Рассел мог бы захотеть меня поцеловать. Правда, и на заглаживание вины это мало походило.

Но, чёрт побери, каким же жарким был поцелуй. Каким крышесносящим он мог бы стать, если бы я позволила себе расслабиться и полностью ему отдаться. Ведь, это действительно он первый начал. Он меня поцеловал — Дэвид. А я совсем ему не отвечала. И даже мысли такой не возникло — отвечать ему. Под музыку из «Титаника» я прошлась по его поцелую армейским маршем. Может, именно это его разозлило?

Голова шла кругом.

Не из-за чувства вины он здесь — теперь мне это понятно. Но из-за чего? Что могло побудить его приехать сюда? Или в договоре о найме я пропустила пункт об обязательном поцелуе руководителя компании для увольняющегося сотрудника? Я вытаращила глаза, глядя прямо перед собой. Не может быть, чтобы он…

Стук в дверь прервал мои размышления.

— Бет, ты уже час там сидишь. С тобой всё в порядке?

Что? Час? Неужели.

— Да, всё в порядке, — поспешно крикнула я, но быстро остановилась: какое, собственно ему дело…

Поднявшись с пола, я быстренько натянула на себя халат и снова намотала на голову полотенце. Всё-таки скандалить лучше одетой.

Распахнув дверь, я появилась из жаркой ванной в клубах дыма. Слава богу, Дэвид тоже надел футболку — иначе мне было бы сложно с ним ругаться. Правда, это было так необычно — футболка на мистере Всегда Идеально Выглаженная Рубашка, — что на несколько секунд я потеряла дар речи. Но всего лишь на несколько!

Мотнув головой, я ринулась в атаку:

— Какое тебе дело, сколько времени я провожу в своей ванной? Что ты вообще делаешь в моём номере, и кто, чёрт подери, тебя впустил?

— Не могу понять, нравишься ты мне в гневе или нет, — задумчиво протянул Дэвид.

Рыкнув, я бросилась к нему и остановилась ровно на расстоянии хука.

— Отвечай на вопрос!

— Какой из трёх?

Аррррррр!!! Руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Ладно, ладно, — он засмеялся и, подняв верх руки, сделал шаг назад. — Начну с конца. Впустил я себя сам, с помощью ключа. В твоём номере я потому, что было бы удивительно назваться твоим мужем и поселиться в другом. Ну а насчёт какое мне дело…

Одним плавным движением Дэвид приблизился ко мне. Как-то очень резко его стало много. В одно неуловимое мгновение заполнивший собой всё пространство, он навис надо мной, как… как скала. Могучий утёс в чёрной футболке с логотипом Ральфа Лорена и потёртых джинсах. Стоя перед ним — под ним, если точнее, — я почувствовала себя никчемной и маленькой. И растерянной.

— Неужели ты до сих пор не поняла, что мне определённо есть дело, — тихо закончил он.

Его шокирующие слова отлетели от меня, как горошины. Но его взгляд! Им он сбил меня с орбиты, на которой я вращалась вместе со своей злостью. Вся вселенная уместилась в его стальных глазах. Кролики и кобры, львы и овечки — ассоциаций масса, но суть одна: невозможно сопротивляться, когда на тебя так смотрят. Будто вбирают тебя глазами — твою силу, душу, жизнь. Никто и никогда раньше не смотрел на меня с таким выражением, поэтому во мне сейчас боролись два чувства — удивление и ужас.

В делано игривом тоне Дэвида, когда он сообщал мне интригующую новость про неожиданное изменение статуса наших отношений, чувствовалась провокация. Он сказал это походя, ожидая, что я взорвусь от возмущения. И я бы обязательно это сделала, если бы сейчас меня не начало потряхивать.

Нервно сглотнув, я несколько раз моргнула и затем осторожно отошла от Дэвида. Сев на кровать, я уставилась на свои нервно сжатые руки. Времени у меня не было. Надо было обязательно что-то сказать или сделать. Я чувствовала, как он внимательно следит за мной, ожидая моей реакции. В голове крутилась всего одна мысль, и я её озвучила:

— Я тебе нравлюсь.

Это было утверждение, а не вопрос. Может быть поэтому он задержался с ответом.

— Да, — услышала я его ровный голос.

— Именно поэтому ты здесь.

— Да.

В одночасье всё стало ясно. Его приезд. Его приглашение на конференцию. Его заинтересованность мною. Его поцелуй. «Когда мы займёмся любовью…».

Было два варианта развития событий: либо я сейчас выкидываю его из своего номера — сама или с помощью администрации, — либо иду с ним на ужин и там выясняю, что именно ему от меня нужно.

Я соскребла с пола остатки своего самообладания и встала с кровати. Поплотнее запахнув халат, я наконец посмотрела на Дэвида:

— Я поужинаю с тобой.

— Я понял это ещё час назад, — усмехнулся он.

— Нет, я действительно с тобой поужинаю. — Я сделала ударение на последнем слове, с радостью отмечая, как вытягивается его лицо. — После этого ты отставишь меня в покое.

Дэвиду почти удалось взять себя в руки, но до этого я различила нехороший огонёк, вспыхнувший в его глазах. Краешек идеальных губ начал едва заметно подёргиваться. Вот так-так! Всего лишь одним предложением мне удалось его взбесить.

— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Думаю, мы оба постараемся сполна им насладиться.

— Всё зависит от выбора блюд.

Я немедленно прикусила язык: а вот это говорить было вовсе необязательно.

— У тебя есть какие-либо предпочтения? — Дэвид прищурился.

Чёрт! Сама виновата. Но надо идти до конца. С вызовом я дёрнула вверх подбородком:

— Удиви меня!

Я действительно услышала, как его челюсть ударилась об пол. Вот так, напыщенный индюк. Я тоже умею играть в эти игры.

Отвернувшись от Дэвида, я подошла к комоду и начала перебирать своё бельё.

— Извини, мне надо переодеться.

Только после того, как через несколько томительных минут раздался щелчок закрываемой двери, я заметила, как дрожат мои руки. Тяжело вздохнув, я бросила разноцветные тряпочки обратно и села на кровать. Закрыв лицо руками, я уткнулась в колени. Чёёёёрт! Зачем я это сделала?

Дэвид прилетел сюда не из-за моего увольнения, и не из-за своего чувства вины. Он здесь из-за меня. В другое время его внимание могло бы мне польстить. Но после того, что я услышала от него Майами…

И снова я задалась вопросом, который непременно возникал, когда я начинала думать о случившемся: а так ли велика вина Дэвида? Да, он беспринципный человек, вмешивающийся в жизнь других людей, но если бы Джеймс действительно любил меня, разве удалось бы Дэвиду нас разлучить? Он признался, что познакомил Джеймса с Викторией, но не он спускал с моего несостоявшегося жениха штаны, чтобы тот сделал ей ребёнка.

Раскинув руки, я упала на кровать и уставилась в потолок. Я разрывалась между тем, что чувствовала и тем, что хотела чувствовать. Джеймса я теперь презирала. А Дэвида? Я злилась на него. Его манера поведения выводила из себя. Но то, что я испытывала к нему, нельзя было назвать презрением. И я очень удивилась, поняв, что и о ненависти речи не идёт. Мне было неловко в его присутствии — это да. Как бывает неловко перед человеком, который однажды застал вас в момент вашего главного дерьмо-триумфа.

Но вот он говорит, что я ему нравлюсь. Пусть не сам, пусть мне пришлось вытащить из него это признание, но я нравлюсь Дэвиду Расселу. Сюрприз, сюрприз!

А он мне? Я задумалась.

Это не совсем обычный мужчина. Красивый, успешный, сильный, харизматичный, волевой, решительный — уже одного из этих качеств достаточно, чтобы женское воображение улетело в немыслимые дали. Но вкупе друг с другом, да ещё в одном человеке! Я не покривлю душой, если скажу, что, несмотря на необычность наших отношений, Дэвид мне нравился. И если бы… если бы всё сложилось по-другому…

Внезапно меня озарило, и я села в кровати. Стоп! Так сейчас и есть это самое «по-другому»! У меня больше никогда не будет шанса узнать, чем же я привлекла его. Я хочу польстить своему женскому самолюбию, сходить с ним на ужин и если дело закончится чем-то большим — даю слово, я никогда не буду об этом сожалеть.

Это было против моих правил. Против разумности и рассудительности, в которых я себя обвиняла. Но что если в моей жизни всё изменится, если я стану вести себя по-другому. Я хочу попробовать стать безрассудной. Хочу думать только о сегодняшнем дне и о своём удовольствии. Может, это и есть ожидаемое мной выздоровление? Может, пришло время позаботиться о себе? Не боливийский чистильщик бассейнов, а Дэвид Рассел — что до одного, что до другого мне — как пешком до Луны. Но насколько длинен будет этот поход зависит только от меня.