Песочные часы

Картины путешествия (II)

40

Между качающихся лошадиных голов появляется дерево, потом оно мелькает между ушей лошади. Это внезапно разбуженный возница сильно натянул поводья, совсем рядом с воротами из проволочной сетки. Человек видит оскаленные лошадиные морды, повернутые немного вверх и вбок (крупные лошадиные зубы, цвета старых костяшек домино, с внутренней стороны почерневшие), и на мгновение — белую пену на железе между лошадиными мордами. Дерево немного искривлено, а под кроной проглядывает сук, надрубленный наискось, он торчит почти под прямым углом. Ветви укутаны тонкой ледяной оболочкой, прозрачной и местами почти невесомой, как целлофан. В эту прозрачную оболочку укутан и ствол, но тут она совсем истончилась, особенно с той стороны, что освещена солнцем, и с восточной стороны можно рассмотреть чуть сморщенную кору. Слышно, как вода ритмично капает с веток, стуча по металлическим желобам. Теперь головы лошадей повернуты вбок, вбок и вовнутрь, к дышлу, оно между лошадиными головами, их головы наклонены, но неестественно, как будто обе лошади движутся одновременно, бессмысленно и невозможным образом, куда-то вбок, одна налево, а другая направо, не от дышла, а к нему, здесь, на этом маленьком пространстве, где им не разойтись. Повозка остановилась со скрипом и скрежетом, но, как будто еще чуть-чуть откатывается назад. Теперь человек видит два крупных черных лошадиных глаза под сползшими шорами. Лошади смотрят куда-то вперед, по крайней мере, так ему кажется, как будто их туда, в это неопределенное и неясное «вперед», влечет сила инерции, до сих пор их подгонявшая, поэтому их глаза, силой повернутые, вместе с головами, вниз и вовнутрь, к дышлу, все еще придерживаются траектории движения уже остановленной повозки, только они (или этот скошенный взгляд). Теперь человек оглядывается назад и окидывает взглядом пустую повозку, в которой поблескивают на солнце несколько соломинок, ярко-желтых. Затем он видит железные обручи задних колес, грязные и от этой грязи утолстившиеся, а за ними, с обеих сторон, параллельно, в грязи, свежие следы колес.

41

Четырехугольное пятно солнца, пробивающееся сквозь маленькое окно, теперь падает, не встречая препятствия, на желтую глину. Человеку кажется, что глина испаряется. Или это только иллюзия. Его грязное на локтях пальто переброшено через спинку стула. На нем испачканные брюки и галоши. Галстук ослаблен, а рукава сорочки закатаны. В руках он держит железную лопату, уже немного заржавевшую, но все еще блестящую под ржавчиной, капельками осевшей на острие. Человек устанавливает острие лопаты точно на линию освещенного солнцем квадрата, затем всем своим весом надавливает на нее. Острие лопаты входит в глину на пять-шесть сантиметров, потом он отваливает ком твердой желтой земли.

42

Его запачканное на локтях пальто брошено на кучу кирпичей, возвышающуюся метрах в десяти от него, и он видит на нем желтую звезду, совершенно деформированную, не столько перспективой, сколько складками ткани. Кирпичи брошены кучей, некоторые совсем побитые, некоторые сломанные пополам, некоторые только чуть обломанные. Они совсем выцветшие, как будто кирпич со временем превращается в камень, или это только впечатление, из-за слоев отвердевшей штукатурки, сплавившейся с плотью кирпича, сросшись с ней. Под левым рукавом, завернутым над локтем (правый, мятый и запачканный, болтается вокруг запястья, немного съежившийся и скомканный), на солнце блестит его белая кожа, усыпанная красными пятнышками веснушек, как у форели. Тонкие рыжие волоски на предплечье едва заметны. Человек устанавливает острие лопаты на затвердевшей земле, затем надавливает на него, острие входит в землю сантиметров на пять-шесть, потом слышно, как оно ударяется обо что-то твердое. Человек начинает дергать черенок, вправо-влево, как будто железо застряло между двумя твердыми предметами. Слышен хруст, похожий на треск обломанного зуба под щипцами врача. Тогда из-под земли появляется багряный и влажный, цвета свежей говядины, обломанный кирпич. Человек наклоняется и берет его в руки. Его ладони замотаны в тряпку, наверное, это носовой платок, но цвет материи или возможные линии клетки больше не видны, потому что заскорузлое полотно пропитано подсыхающей грязью. Эта тряпка затянута посредине ладони, и пальцы немного согнуты, прижаты друг к другу, поэтому движение руки неуверенное и неловкое. Он поворачивает кирпич боком, потом берет его пальцами, как щипцами. Кирпич выскальзывает из руки и опять падает в грязь. Человек оглядывается и в алом свете заходящего солнца видит на винтовке охранника острие штыка. На секунду это единственное, что он видит, потому что алое солнце полностью заливает стекла очков, на которых видны следы грязных пальцев. Охранник сидит на куче трухлявых балок, держа винтовку между коленей. Человек понимает, что охранник на него не смотрит, и бросает на него короткий взгляд, как будто сейчас он видит его в первый раз. Вскоре ему удается вычленить четкий силуэт без лица, охранник на красном горизонте, его жесткая шляпа, на которой развеваются петушиные перья, уже не темно-зеленые, а желтые и оранжевые, как языки пламени. Тогда человек опускает взгляд на кирпич и пытается поднять его пальцами-щипцами, которые раздвигаются недостаточно. Наконец, ему удается взять кирпич в клещи и отбросить в кучу. Кирпич падает в метре-двух от него. Потом слышно, как охранник что-то ему говорит, какие-то слова без смысла, может быть, это ругательство, может быть, угроза. Напуганный, человек быстрым движением оказывается рядом с кирпичом, упавшим в грязь. Опять слышится голос охранника. Может быть, охранник просто смеется.

43

Квадрат солнечного света, рядом с которым он начал копать глину, переместился, и теперь на полу, между столом и квадратным окном, лежат два квадрата одинакового размера: один более светлый, нарисованный солнечным лучом, и второй, тоже желтый, цвета свежей, только что выкопанной глины. Эти два квадрата пересекаются почти симметрично, по центру, потому что ровно настолько передвинулось солнце. Второй квадрат, тот, в глине, неравномерно углублен. Выкопанная глина лежит совсем рядом с углублением, как крупные щепки акациевого дерева. На щепках тут и там видны гладкие блестящие поверхности, которые на них оставило острие лопаты, где-то четко прочерченные, как на гипсовой модели. Чуть ссутулившись, в наброшенном на плечи пальто, теперь человек сидит за шатающимся столом, руки лежат на столешнице. Правая рука перевязана какой-то тряпкой, определенно носовым платком, но на нем, из-за грязи, едва видны линии клетки. В похожих на клещи сжатых грязных пальцах он держит сигарету. Дым от сигареты поднимается вверх, потом появляется в прозрачном столбе солнечного света, наискось падающего из окна, и начинает голубоватым туманом перемещаться в желтом свете. Лопата прислонена к стене рядом с плитой. Лопата не освещена лучами, но поток рассеянного света прикасается к острию, которое теперь ярко блестит, потому что капельки ржавчины с него стерты. Почему человек вдруг перестал копать? Может быть, он слишком устал, или глина слишком твердая, и ему пришлось остановиться. Или, может быть, черенок лопаты натер ему ладонь?

44

Он поднимает кирпич обеими руками, неловко, потом слегка замахивается и бросает его в кучу. Кирпич переворачивается, и слышен звук, похожий на удар по деревянным кеглям. Человеку кажется, что он может видеть, вопреки грязным стеклам очков, ярко-красную рану на кирпиче и алое облачко кирпичной пыли. Теперь он возвращается и берет лопату, лежащую на земле там, где остались четкие следы его галош. Его взгляд сосредоточен на острие, и он как будто вместе с ним проникает в глубину. Его движения скованные и неуверенные, голова низко наклонена. Вдруг по его телу проходит судорога, как если бы он резко проснулся. Это охранник опять что-то сказал, или это был звук свистка? Судорога длится лишь мгновение. Таща за собой лопату, человек подходит к куче кирпичей и берет пальто. Потом шагает в строю, держа лопату на плече.

45

Человек сидит за столом, закутавшись в грубое одеяло, пропахшее лошадьми. Лампа теперь не на столе, она висит на крюке, на стене, слева от стола, совсем низко над его головой. Свет падает из квадратного окна напротив. Этот свет белый, серо-белый, скорее рефлекс снега, чем дневной свет. Окно дрожит под ударами ветра, и иной раз кажется, что сквозь невидимые щели между рамами и подоконником проникают игольчатые снежинки. Или такое впечатление возникает только из-за порывов ветра, вносящего сквозь щели волны холодного воздуха. Человек смотрит в окно, немного ссутулившись, положив руки на стол. Однако там ничего не видно, кроме кружения снежинок и маленькой косой выпуклости в нижней раме, за стеклом. Его пальцы внезапно останавливаются, а руки на мгновение остаются лежать в неподвижности перед ним. Затем рука устремляется к одной из книг, которая лежит верхней в стопке с правой стороны от него. Он придвигает ее ближе, потом держит вот так, не раскрывая, и рассматривает переплет, как будто сейчас видит впервые. Это какой-то старый журнал, засаленный, с обтрепанными страницами. На зеленой обложке рекламные фотографии автомобильной резины и крупные стилизованные буквы, несомненно, марка покрышек. Название напечатано крупным шрифтом, наискось, в верхней трети тома, на красно-сером фоне: Выбор. Под названием в большой светлой рамке текст, расположенный двумя колонками, может быть, это содержание номера. Человек скользит пальцем по засаленным и загнутым страницам, явно не обращая внимания на их стремительное мелькание. Потом возвращает журнал в стопку, откуда он его взял. Следующая тетрадь, которую берет в руки сейчас, на первый взгляд такая же, как и первая, те же фотографии автомобильных покрышек с волнистым рисунком протекторов, та же косая полоса с названием, тот же светлый квадрат, в котором напечатано содержание в два столбца. Только цвета задней стороны обложки незначительно отличаются. Он возвращает тетрадь на место, откладывает одеяло и подходит к окну. Заложив руки за спину, смотрит в окно. Быстрое мелькание снежных хлопьев и иногда, между двумя порывами ветра, нечеткий силуэт дерева.

46

На его плечи наброшено пальто, в петлицу которого, слева, вдет крупный желтый цветок. Лесная тропа кое-где закрыта кронами дубов, как сводом. В руках он держит сучковатую палку, которой бьет по крапиве, растущей вдоль тропы. Вдруг останавливается: до него доносятся удары топоров. Теперь ему кажется, что он слышит и голоса. Снимает пальто и перебрасывает его через руку, потом внезапно, ослепленный солнцем, выходит из чащи. Прикрывая глаза ладонью, на открытом пространстве, в десяти шагах от себя, он видит блестящие лезвия топоров, сверкающих, как осколки разбитого зеркала. Он пока почти не различает дровосеков, только их силуэты сквозь листву, прямо на границе леса, через дорогу, но уже слышит их возгласы, сопровождающие блестящий взмах лезвий. Высоко над подожженным лесом подрагивает зеленая крона дерева. Цветы и листья бузины напротив него пребывают в покое, как и высокие стебли крапивы, и зеленые кроны вокруг. В течение какого-то мгновения он ничего не понимает. Смотрит вверх, туда, где раскачиваются кроны деревьев, в небо. Небо голубое, совсем голубое. Только где-то там, над кроной дерева, сквозь нее проглядывает белое облако. Еще не увидев за складками зеленого занавеса листьев мускулистые торсы дровосеков, он понимает, что крона дрожит под ударами их топоров. Но человек как будто не верит своим глазам.