Невезение. Сентиментальная повесть

***

Секретарь сказала, что в приемной меня ждет посетительница.

— Кто-то из родителей учащихся или с очередной проверкой?

— Не похоже. Говорит, ваша хорошая знакомая по личному делу.

Какая неожиданная встреча! В кабинет величаво вплывает завпродмагом № 33 Зоя Никифоровна Вершкова, собственной персоной. Ее златовласая корона победно возвышается над разрумяненным лицом, голубые глаза дружески теплеют.

Усаживаю гостью на диван, прошу секретаря приготовить чай.

— Очень рада за вас, — начинает Вершкова, — привет вам от всего нашего коллектива! Что не заходите? Уж для вас-то, как для своего, всегда найдется что-нибудь вкусненькое; будем рады вам, не гнушайтесь своими старыми товарищами…

Благодарю её, но чувствую, пришла она не только за тем, чтобы восстановить доброе знакомство. Внук Зои Никифоровны в будущем году идет в школу; зная, что уже началась комплектация классов, она просит определить его к лучшему учителю начальной школы.

Что ж, довольно предусмотрительно, кажется, бабушка разбирается не только в торговле.

Успокаиваю её, прошу секретаря пригласить ко мне завуча, даю указание записать ребенка к лучшему учителю начальных классов. Гостья довольна. После непродолжительной беседы, ни слова о своей бывшей коллеге Манцевой и ее дочери, она откланивается, достает из своей объемной сумки и кладет на краешек моего стола аккуратно перевязанный пакет.

— Ну что вы, — фальшиво отказываюсь я… — Нет-нет, — уверенно поет Зоя Никифоровна, — это от чистой души…

Про ее чистую душу у меня имеется собственное представление. Не я ли почти два года развозил по домам нужных людей такие пакеты?

Вечером Женя раскрывает пакет. — Откуда такие яства? — удивляется она. — Приходили гости с моего бывшего магазина. — Зачем? — Видно, соскучились…

***

Женины приятели-врачи отмечают двадцатилетие совместной жизни, так называемую фарфоровую свадьбу. Покупаем красивый столовый сервиз, на моей подруге светло-серый нарядный костюм-джерси, белая батистовая сорочка, тонкий золотой медальон украшает крутую лебединую шею.

Берем с собой Толика, которого не оторвать от домашнего задания по арифметике. Что поделаешь — звезда 1-А класса моей школы.

Приезжаем к дому ново-старобрачных, слава Богу, первыми, а там скандал. — Ты просто глупый скупердяй! — вся в слезах, кричит Лина Анатольевна, офтальмолог, своему супругу, стыдливо покрасневшему нефрологу Борису. Он что-то пытается сказать, но его никто не слушает. За происходящим с интересом наблюдает взрослая дочь героев празднества, чувствуется, что родительские свары носят для нее развлекательный характер.

— Это ж надо быть таким жмотом! — не может остановиться плачущая Лина, — скоро придут гости, а у нас нет света… Ты хоть понимаешь, болван, что ты наделал? — яростно вопрошает она несчастного супруга. — какой позор, они обязательно сообщат на работу!

Пока суд да дело ситуация понемногу проясняется. После обеда к ним заявились первые гости этого радостного дня — рэсовские электрики, обнаружившие намертво замерший электросчетчик. Беглый осмотр установил причину: сбоку числовой панели застрял изнутри маленький клочок фотопленки, тормозивший работу аппарата. Похоже, давно им так не фартило. Попытки «договориться» с контролерами ни к чему не привели, наоборот, незваные гости приобрели официальный вид и, не откладывая дела в долгий ящик, составили протокол.

— Понимаете, — обратилась ко мне безутешная офтальмологиня, — уже десять лет этот дурак пользуется одним и тем же кусочком пленки, нет заменить его на более свежий. Вот он и сломался внутри и никак его теперь оттуда не вынуть… Боже мой, пленка стоит 35 копеек, а нас гады штрафанули на целых триста рублей, да еще с позором!

С горя нашли выход: романтизировать свадебную дату живым светом «ужин при свечах», типа так и задумано. Пока Женя успокаивает коллег, сажусь в машину и еду за свечами. Покупаю полсотни и привожу.

— Зачем так много? — спрашивает Женя. — Чтобы хватило до следующего юбилея их веселой супружеской жизни. А то пленка возьмет и снова сломается, с таким запасом можно до конца своих дней экономить.

Прибывшие гости врачи перед тем, как усесться за стол, долго по очереди моют руки. Одни — на кухне, другие — в ванной. Спрашиваю у Жени: они что, собрались на операцию?

— Ты еще не видел, как моют руки после операции, успокаивает меня она, — раза в два дольше. — Почему? — недоумеваю я. — Потому что до операции они моют руки для больного, а после — для себя, разве не ясно?

Всем нравится романтический ужин при свечах. — Здорово придумали! — говорит мой сосед слева. Хозяева осторожно переглядываются, но тему не продолжают. Триста рублей на земле не валяются…

***

Пришла в голову интересная мысль. В начальной школе у меня параллели по три класса. К следующему учебному году одну пожилую учительницу, которая часто болеет и доставляет нам трудности с заменой ее уроков (то старшую вожатую сажаем к ней в класс, то лаборанта), не мешало бы подвинуть. Если предложить ей ставку воспитателя группы продленного дня, она с удовольствием возьмется за это дело. А на ее место…

Помнится, чекист Петровский жаловался, что его Нина тоскует по школе, логопедствуя в районной поликлинике. Говорил, чувствует себя не в своей тарелке. Нина хорошая учительница, ее любят дети, уважают родители, она тактична и интеллигентна, почему бы не предложить? Раз уже «работаешь» на КГБ, как не помочь своему куратору!

На следующий день созваниваюсь с ним, договариваемся встретиться в 18.00 в кафе «Утиная охота» на Шуменском. Георгий Алексеевич не заставляет себя ждать, приходит минута в минуту, я даже не успеваю развернуть меню в кожаном переплете.

Беру сразу быка за рога, без всяких прелюдий: — У меня для тебя есть сюрприз. Кажется, могу помочь решить тебе одну личную проблему. Георгий Алексеевич выжидающе смотрит на меня.

— Как-то ты жаловался, что Нине не очень подходит работа в поликлинике. Или уже привыкла? — спрашиваю я.

— Да какое там привыкла, — отмахивается Петровский. — Рабочий день с девяти до пяти, дома двое детишек, сидит в этой поликлинике на каких-то задворках, разве я не знаю, что ее душа просится в школу…

— Тогда, считай, вопрос решенный. Поговори с ней дома, если она согласна, примет 1 сентября первый класс. Буду рад с ней работать снова. Она у тебя классный специалист, правильно сделает, если вернется в школу.

Мой собеседник заметно оживился. Пьем и закусываем, разговор незаметно переходит на насущные темы.

— Наверное, в твоем управлении с уходом Андропова траур, как вам приход краснобая Горбачова? — интересуюсь я.

— Понимаешь, дело к тому и шло. Политбюро давно нуждается в обновлении, но, видишь, — замялся он, — плохо то, что не успел Юрий Владимирович завершить начатое. Ой, не успел… Правильный был мужик, давно мечтал навести порядок, видел проблемы и умел их решать, только времени, оказалось, ему для этого не было отпущено. А теперь, мы своей кожей чуем это, начинается откат. Вот, ситуация с твоим Товпыгой… — Почему моим? — перебиваю его. — Извини, — смутился мой визави, — я же имею в виду ту бля-скую ситуацию…

Разговор приобретает интересное для меня направление, но тут в кафе появляется подвыпившая компания, трое угрюмых парней в кожаных куртках (двое рослых, а один маленький шибздик), и разбитная девица с нечесаными космами. Один из них кажется знакомым. Не по зоне ли? Устраиваются за дальним столом, ведут себя нагло, шибздик включает на всю мощь переносную «Спидолу». В кафе возникает напряженная обстановка. Официанты робко кучкуются в сторонке. Мывшая пол техничка, застывает с массивной деревянной шваброй недалеко от нас. К наглецам подходит за заказом молоденькая официантка, шпана ерничает, один пытается привлечь ее к себе, она отшатывается… В течение считанных минут пристойное кафе превращается в развязный шалман. Посетители, уткнувшись в свои тарелки, делают вид, что ничего не замечают.

— Ну что, старичок, — говорит мне Петровский, — поставим мудачье на место? — Не мешало бы, — соглашаюсь я, но настроение у меня быстро падает, только кабацкого скандала для полного счастья не хватало. Едва в партии восстановился, и вот опять… Дернул меня черт встречаться сегодня с чекистом, можно было и по телефону договориться, а тут мы еще выпили, как бы не оказаться крайними. Хотя, чушь, чекисты своих не выдают, прорвемся…

— Молодые люди! — громко, но покладисто обращается Петровский к разгулявшейся компании, — если вам не трудно, приглушите музыку, нам бы переговорить хотелось…

Компания удивленно встрепенулась. — Говорить можно и на улице, а здесь отдыхать надо, — высоким тенорком учит нас шибздик.

— А что, может, мы и в правду мешаем, — юродствует сосед шибздика слева, — так пусть народ скажет: — Кому мы мешаем? — угрожающе оскалил он рот с гнилыми зубами. Народ углубился в тарелки, возникла неприятная пауза.

Нахожу глазами техничку, скоро мне она понадобится, и громко бросаю в зал: — Мне мешаете, говнюки! Или глушите свою шарманку, или вон отсюда!

Двое верзил угрожающе встают и направляются к нам. Вскакиваем и мы. Я быстро отхожу к техничке, лохматая девка насмешливо орет: — О, один уже смылся!

Двое разделились. Один бросается к Георгию Алексеевичу, другой преследует меня. Хватаю из рук технички швабру, рывком сбрасываю тряпку и сверху вниз наношу удар крестовиной по голове хулигана. Он рухнул плашмя, и у меня кольнуло сердце — не слишком ли сильно я приложился к его дурной башке?

Увидев это, застыл на месте босяк, бросившийся к моему спутнику. Громко заголосила девка, перебивая музыку «Спидолы». Я не заметил, как Жора скрутил верзилу и велел официантам немедленно вызвать милицию. Через десять минут явился милицейский наряд, принял всю блатную компанию, усадил на стул очухавшегося с разбитой головой и стал вызывать ему скорую.

Вечер был испорчен. Я обратил внимание на то, что Георгий Алексеевич не предъявил наряду удостоверение работника КГБ. Нам пришлось давать разъяснения в райотделе милиции. Там насмотрелся на портреты Малыша-Мустафы и Гарика, развешанные на стенде «Их разыскивает милиция». Запомнил наглые рожи навсегда. Приехал к Жене в одиннадцатом часу. Долго о чем-то говорили. Поздно уснул.

Утром позвонил Георгий Алексеевич, сказал, что все в порядке, все вопросы с милицией улажены. Удивленно заметил: — С тобой опасно связываться, не думал, что ты такой безбашенный, мог бы его и убить!

Договорились встретиться на следующей неделе. Интересно, что он хотел рассказать мне в кафе о Товпыге? Что ж, подождем.

***

На днях будут устанавливать памятник на могиле Дины и Мариши, скоро исполнится годовщина их ухода. Должна приехать Динина мама, она несколько раз со мной созванивалась. Говорила, что муж ее умер, она живет в Нетании, имеет хорошую квартиру. Есть родственники в Израиле, но с ними она, практически, не общается. Спрашивала о наследстве, оставшемся после дочери, интересовалась, в каком состоянии квартира.