Чагинск. Книга 1
- Автор: Эдуард Веркин
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Чагинск. Книга 1"
— Кристинка, конечно, обломалась, — подмигнул Федор. — Был ты у нас, Витенька, мудачок-мудачок, а теперь Салтыков-Щедрин… Помнишь, у нее раньше были треугольные сиськи?
— Нет, — сказал я.
— А я помню. Знаешь, у некоторых баб треугольные сиськи всю жизнь…
Федор подбрасывал в огонь сухарины.
— Бабы тупые как не знаю что, всегда ставят не на тех. Потом плачут, ах, какая я дура была, ах, надо было выбирать того, доброго и честного, а не этого, красивого и с длинным хером… Но уже поздно.
Действительно, поздно, зря я согласился на шашлыки, надо было работать.
— Федя, давай без этого, а? — попросил я. — Сто лет назад все случилось, а мы до сих пор это вспоминаем…
— Ну, правильно, Витя, ты живешь будущим… — вздохнул Федор. — А у нас какое будущее? Тут будущее передается по наследству, мать старший экономист передает место дочери младшему экономисту, все как надо. Вот мой начальник своего сыночка на юридический отправил, думаешь, мне что-то в нашей конторе светит?!
— Ты хочешь заведовать ментовкой? — удивился я.
— А чем тут еще заведовать?!
— У вас здесь стройка. Много вакансий появится.
— Ага, появится…
Роман слушал с интересом. Он тоже открыл банку, попивал, щурясь.
— Вакансии, может, и появятся. Но вакансии… это не про нас вакансии. Вот взять хоть Рому!
Роман оторвался от банки.
— У Ромы отец плясал — и он пляшет, — сказал Федор.
— Значит, хочешь заведовать ментовкой, — повторил я.
Федор промолчал. Он выудил из коробки очередную банку, открыл и неожиданно заявил:
— Мужики, а давайте стрелять!
— В кого? — не понял Роман.
— Да хоть в кого…
Федор вдруг достал из-за пазухи пистолет Макарова.
— Я лично люблю в выдр, — сказал Федор. — После работы поедешь на берег, чуть стемнеет, они и вылазят…
Федор вставил магазин, дослал патрон, четыре раза выстрелил в воду.
Я вздрогнул. Роман поперхнулся пивом. Это было чрезвычайно неожиданно.
— Всю рыбу, суки, сожрали, — пояснил он. — Помнишь, Вить, сколько пескарей раньше было? А сейчас… Всех пескарей сожрали, твари…
Федор выстрелил в реку еще четыре раза.
— Но сейчас их нет, — сказал Федор. — Прячутся, к вечеру вылезут. Давайте просто так постреляем? Рома, ты же козак! Иди сюда, я дам тебе «парабеллум»!
Федор рассмеялся, поменял магазин и протянул Роману пистолет.
— Я не умею…
— Это легко, — заверил Федор. — Направляй туда, нажимай на крючок, вот и все дела.
Он выстрелил еще несколько раз, пули глухо воткнулись в воду.
Выстрелы на пляже звучали неожиданно громко.
— Да ладно, Ром, шмальни!
— Не, — отказался Роман. — Неохота…
Тогда Федор протянул пистолет мне.
— Спасибо, — я покачал головой. — Я уже выпил… Руки трясутся…
— Так ты же не за руль садишься! Да не кони, никто тебя в трубку дуть заставлять не будет, твоя милиция тебя бережет…
Я не спешил стрелять.
— Не, мужики, вы меня поражаете, — пожал плечами Федор. — Могу поспорить, этот ваш арап уже подскочил бы, а вы…
Почесал лоб пистолетом.
— Совершенно бесплатно! — заверил Федор. — Когда еще на халяву стрельнуть представится? У меня в «буханке» полбанки масляток, их все равно под списание…
Выстрелил, попал в камень, пуля с визгом отскочила и убралась в кусты на другом берегу.
— Помнишь, как пугачи делали? — продолжал приставать Федор. — Так это лучше в сто раз. Давай, Вить, грохни по выдре, пусть, сука, знает…
Федор опять протянул пистолет. Пистолет, я вроде…
— Тут нет выдры, — заметил Роман.
— Есть, — заверил Федор. — Выдра крадется… Давай, Вить!
Не знаю, что остановило меня. Возможно, едва заметная ехидная улыбка, промелькнувшая на лице Федора. Возможно, Роман. Его укусил слепень, Роман зашипел, растирая шею. Или что-то на другом берегу, осколок стекла, поймавший солнце, проблеск в ивах, угодивший мне в глаз.
— Нет, — сказал я. — Потом, на свежую голову.
— Ромик? Бахни!
— У меня рука болит… — ответил Роман.
— Ну, как хотите, — усмехнулся Федор. — Что я уговариваю… Мне больше достанется.
Федор достал из коробки бутылку.
— Ты всегда с пистолетом ходишь? — спросил я.
Открыл рукоятью пистолета бутылку.
— Да не, раньше не ходил. Сейчас вот…
— А что так? — спросил Роман.
— Да так, есть… причины.
Федор огляделся.
— Короче, тут у нас еще в марте было, пошел один чел на охоту… на уток, короче…
Он спрятал пистолет в карман и выпил бутылку до половины.
— У нас уток много весной. И гусей полно, они в Африку летят…
Набрав воздуха, Федор покрякал.
— Короче, двинул этот дядька на охоту. Вышел в поле, поставил шалаш, подсадных понавтыкал, сел. Сидел целый день, а гуси не полетели. Ну, скучно, он, само собой, нажрался… Под вечер похолодало, ну, он пузыречек достал, бутеры с салом, выпил, закусил, еще выпил. Подзамерз слегка, ну и сморило. Проснулся к утру ближе, часа в три, глядит, а по полю к нему кто-то шлепает, топ-топ, топ-топ…
Он потопал бутылкой по песку.
— Кто идет? — не понял Роман.
— Да хрен знает, типа стога. Серое такое. Мужичила этот перепугался, помпу схватил и три заряда в стог засадил. А стог не падает, идет и идет…
Федор погудел в горлышко.
— Ну? — Роман допил банку, сплющил и кинул в огонь.
— Ну, этот мужик помпу перезаряжать стал, да по синьке патроны из патронташа не смог вытянуть. А этот стог подошел, ружье отобрал, в сторону отбросил…
Федор швырнул бутылку в реку.
— Ну и вот так.
— Что вот так? — спросил Роман.
— Огулял, — ответил Федор.
Роман поглядел на меня, я пожал плечами. Федор взял еще бутылку.
— Я не особо понял…
Федор пояснил пальцами и бутылкой.
— Что-то все равно не понял, — сказал Роман. — Ты хочешь сказать…
— Ну да, да.
— А сам ты откуда знаешь? — спросил я.
— Да знаю… Этот мужик чердаком после этого слегонца потек, — объяснил Федор. — В Никольское его отправили, ну, накачали там феном, он там два года просидел. Потом главврач решил его загипнотизировать, он под гипнозом все и рассказал. Про уток, про шушуна… Такой вот «Гамлет», короче.
— А дальше? — спросил Роман. — Дальше что?
— То есть?
— Ну, после психушки? Что с этим мужиком стало?
— Да ничего.
Федор погрустнел.
— Ничего хорошего, короче. С работы его уволили.
— За снежного человека? — уточнил я.
Ни я, ни Роман не смеялись. Я бы, пожалуй, посмеялся, но Федор рассказывал серьезно, так что я подумал: эта история приключилась с кем-то из его родственников.
— Да, в общем. Это всплыло, и все узнали, что он вроде как со снежным человеком… А он в доручастке работал.
— Ну да, — согласился Роман. — В доручастке.
— Он там дренажом заведовал, — сказал Федор. — Ну и проблемы начались, никто не хотел ему подчиняться. Потом жена ушла… Короче, он даже дом здесь не смог продать, люди не покупали.
Федор замолчал.
— И кто это был? — Роман осторожно огляделся. — На самом деле?
— Говорю же, шушун, — зевнул Федор. — Снежный человек, сасквоч, йети.
Там… — Он махнул в сторону леса. — За Кологривом леса каждый год горят, вот он сюда к нам и лезет… Ну, в смысле, снежный человек. Шушун. Ему там жрать нечего, вот и прет…
Федор замолчал.
— Нет тут никакого шушуна, — сказал я.
— Это раньше не было, а теперь завелся, — возразил Федор. — Как клещ.
— Что? — Роман потрогал шею.
— Раньше, например, клещей не было, а сейчас полно. Вот и это… Да он и раньше тут был, рассказывали же.
— Что рассказывали? — не понял я.
— Да ты что, Вить, забыл? Ты же…
— А какой в этом смысл? — перебил Роман. — Смысл этой истории?
Федор поглядел на него непонимающе:
— Какой истории?
— Про мужика и шушуна.
— А, да… А какой там должен смысл быть?
— Не знаю.
Хорошее пиво.
Тогда Федька поймал лягушку. То есть жабу. Коричнево-желтого цвета, пупырчатую и глупую. Кристина тут же назвала ее Грушенькой и стала рассматривать, держа на ладони, а Федька тут же сказал, что от жаб одни бородавки. А Кристина сказала, что в одной книге она читала про умную жабу, то ли Грушеньку, то ли Евдокию, она не помнит уже, а про бородавки — чушь. Она отпустила жабу, а Федька поймал и капнул жабе в нос последнюю каплю из лимонадной пробирки. Жаба впала в оцепенение. Федька заржал — жаба забалдела. Кристина сказала, что оставлять ее в таком состоянии нельзя, ее непременно сожрет журавль или хорек.
А Федька вдруг распух: губы, веки, щеки, нос. Щеки надулись, от глаз остались узкие щелочки: если бы я встретил такого Федьку на улице, я вряд бы его узнал. Федька, конечно, стал во всем Грушеньку обвинять — типа у него аллергия на жабью слизь.
И хотел ее о дерево шмякнуть, но Кристина его самого шмякнула, а Грушеньку мне поручила. Так я ее в кармане до дому и волок, все думал: а вдруг она у меня в кармане сдохнет, разложится в болотные сопли и все штаны пропитает. Пока мы шли, Грушенька сделалась твердой и сидела в кармане как деревянное яблоко. Она потом у меня в банке еще два дня сидела не шевелясь, я думал, что она все-таки сдохла, но на третий день Грушенька начала ползать, и я выпустил ее в сад.
А Федька так тогда распух, что его Кристина за руку до дома вела. Бабка Федькина пришла в ужас и стала ругаться, а перепуганный Федька тут же рассказал про все: про вонючку, про сироп и про сосиски. Меня почему-то назвали детдомовским быдлом, а Кристину шалавой, такой вот поход получился.
— Мне кажется, это история про неизбежность, — сказал Роман. — Про экзистенциальный тупик.
Федор потер лоб бутылкой.
— Это как «Смерть Ивана Ильича», — сказал Роман. — Очень похоже.
— Не знаю, — покачал головой Федор. — Раньше точно такого не было. Раньше я за карасем на бочаг ходил к Кирпичному: за час полведра натаскаешь — и каждый в ладонь. А сейчас на озера за восемьдесят километров ездим и длиннее чем в палец не ловим.
— Сами все электроудочками выбили, — сказал я. — Чего жалуешься?
— Да нет, у нас никто с электричеством не ходил, я точно знаю. Но все пропадает…
— Это от засмотра, — сказал Роман. — Мы все засмотрели. Раньше люди у себя сидели и не лезли, а теперь у них машины у всех, они ездят и смотрят везде. Вот мир и не выдерживает. И люди фотографируют все подряд, это расщепляет душу.
Над этим Федор задумался.
— А помидоры тогда почему не растут? — спросил он. — Раньше росли.
— Это от озонового слоя, наверное, — предположил Роман.
— Мы недостойны помидор, — сказал Федор.
Про засмотр мне понравилось. Бабушка мне примерно так и говорила. Что нельзя смотреть на зеленую клубнику, или на детишек маленьких, или на поросят.
А если народа много и народ смотрит и смотрит — вот и результат. Раньше ты шел в лес — и мало кто его, кроме тебя, видел, а теперь все шатаются. Пялятся туда-сюда.
Федор достал еще три бутылки, раздал нам.
Мы пили молча. Я думал про засмотр. В этом есть здравое зерно. Мы увидели почти все и почти везде и хотим видеть больше. Мы бесстыже пялимся в небо миллионом телескопов и еще бессовестнее вглядываемся в глубину материи микроскопами. Мы подвесили камеры над улицами, скоро они будут в каждом компьютере и телефоне, скоро мы сможем распылять камеры и красить ими стены, скоро в мире не останется уединения.