Голоса потерянных друзей

Глава пятнадцатая

Ханни Госсетт. Луизиана, 1875　

— Нам пора уходить, Джуно-Джейн! — в жизни так с белыми не разговаривала, но Джуно-Джейн ведь не белая и не цветная. Сама не знаю, как ее назвать. Но сейчас это и не важно: будь она хоть царицей Савской в новом розовом наряде, нам все равно надо бежать, пока дела не приняли скверный оборот. — Помоги затащить мисси Лавинию на лошадь, и продолжим путь. А то та старая дама того и гляди решит, что мы либо умерли, либо солгали ей про лихорадку.　

Вот уже четыре дня мы торчим в этой лесной церквушке, где я обхаживаю, кормлю, обмываю лихорадящие тела и молюсь. Четыре дня я оставляю монетки на дереве у края поляны и криком сообщаю женщине о том, что нам принести. Она славная, добрая, великодушная. Даже забрала с собой пса, чтобы позаботиться о нем. Она будет ему хорошей хозяйкой, я в этом уверена и рада, что так сложилось, вот только наша помощница все больше волнуется, когда обнаруживает, что мы так и не ушли отсюда. Должно быть, слухи о лихорадке уже расползлись, и местные жители гадают, не стоит ли им сжечь этот дом, чтобы спасти свои семьи от хвори? Дровосеки тоже, не ровен час, заявятся сюда, так что не стоит испытывать судьбу.

Джуно-Джейн мне не отвечает. Она сидит ко мне спиной у стены, обклеенной газетами. Я не могу видеть ее лица и не знаю, что она делает. После того как Джуно-Джейн пришла в себя, она почти все время молчит, выглядит испуганной, вздрагивает от малейшего шороха, точно те солдаты, что бродят по дорогам после войны с перепутанными мыслями да расшатанными нервами. Коли разум покинул тело, не обязательно, что он вернется назад. Может, так душа спасается от страданий. Сколько я ни расспрашиваю Джуно-Джейн, она не может вспомнить ни как попала сюда, ни что с ними делал тот мужчина с повязкой на глазу и его помощники.　

А мисси Лавиния и вовсе не проронила за все это время ни слова. Пока я мыла ее водой из дождевой бочки и одевала в то, что мне за плату принесла старуха, она лежала безвольно, точно тряпичная кукла. Я раздобыла для нее мужской костюм и шляпу. Если мы наткнемся на кого-нибудь по пути, так нам будет проще объяснить, кто мы такие и куда держим путь.　

— Пора в дорогу, — говорю я, собирая провизию и одеяла, лоскутное и шерстяное, которые купила у женщины. Под ними можно будет спать или натянуть над головой на манер палатки. — Лошади оседланы. Джуно-Джейн, помоги мне поднять мисси Лавинию коню на спину.　

И снова никакого ответа.　

Я пересекаю комнату, касаюсь плеча Джуно-Джейн:　

— Ты меня слышишь? Что ты тут в углу нашла такого важного, что и ответить мне не можешь? Я тебе, между прочим, жизнь спасла, ты это понимаешь? Точнее, вам обеим! Могла бы так вас и оставить у браконьеров в сарае, к твоему сведению! И, пожалуй, зря я этого не сделала. Я тебе ничегошеньки не должна. А вот ты могла бы и помочь, раз просят! — восклицаю я, начиная терять всякое терпение. Солнце уже поднялось из-за деревьев. Еще немного — и я уеду одна, а они теперь пускай сами себя спасают.　

— Сейчас-сейчас, — отвечает Джуно-Джейн тихим, бесцветным голосом, слишком взрослым для девчонки ее лет. — Мне надо сначала кое-что закончить.　

Она оторвала от стены газету, поставила на нее ногу и принялась обводить стопу острым охотничьим ножом, купленным мной все у той же старухи.　

— Мне жаль, что башмаки, которые я для тебя раздобыла, тебе не по душе. Вот только некогда нам ждать, пока ты в них подложишь бумагу. Набьешь их травой и листьями по пути. На твоем месте я была бы благодарна просто за то, что не осталась босой! Вот для мисси Лавинии у старухи ничего не нашлось. Придется пока ей так ехать, но с этим мы потом разберемся! Нужно скорее бежать!　

Девчонка глядит на меня своими странными глазищами. Не люблю, когда она так делает, — мне сразу становится не по себе. Джуно-Джейн вытаскивает из-под себя пару газетных стелек, которые она успела вырезать раньше, и протягивает мне:　

— Это тебе. Вставь в обувку, чтобы отгонять духов.　

По моей спине пробегает холодок, он касается моих ребер, а потом прошибает меня насквозь, заставляя поежиться. Я всегда старалась держаться подальше и от духов, и от разговоров о них.　

«Господи, я ни в каких духов не верю!» — мысленно говорю я. Раз уж мы еще в церкви, надо сразу в этом признаться, лишним не будет.　

— И как же тонкая бумажка защитит меня отдухов? — спрашиваю я у Джуно-Джейн.　

«Боже, я правда во все это не верю, но если я сделаю как она просит, мы быстрее уедем отсюда!»　

Я сажусь в кресло и сбрасываю башмаки:　

— Если мы сразу же снимемся с места, я сделаю, как ты просишь. Вот только вовсе не духи на нас навлекли все эти беды. А злые люди, и еще вы с мисси Лавинией да план ваш дурацкий, ну и глупая моя голова! Ишь чего удумала: переодеться мальчишкой и с вами поехать!　

— Если стельки тебе не нужны, верни их! — восклицает она. Неожиданно к ней возвращается ее привычный писклявый тон. Слышатся в нем и нагловатые нотки. Что ж, это добрый знак: значит, она идет на поправку.　

Джуно-Джейн пытается отобрать мои газетные стельки.　

Но я проворно перехватываю их:　

— Нет, я это все-таки положу!　

Она отдирает от стены еще несколько газетных листов, складывает и прячет под рубашку, так что они топорщатся над поясом бриджей. Рубашка ей до того велика, что швы, которым полагается быть на плечах, сползли до самых локтей.　

— Нехорошо воровать из церкви, — осаживаю ее я.　

— Ой, да подумаешь! — она машет в сторону стены. — От них не убудет!　

Я обвожу взглядом бревенчатые стены, покрытые от пола до потолка газетными листами, и только тут замечаю, что текст на них забран в небольшие рамки. За время нашего заточения я толком их и не рассматривала — слишком была занята. Но кто-то не пожалел времени на то, чтобы аккуратно расклеить страницы так, чтобы ни одна не закрыла собой другую. Вряд ли так стали бы делать лишь для того, чтобы уберечься от непогоды.　

— Интересно, что там написано? — неожиданно для себя спрашиваю я вслух.　

— Ты что же, за все это время и строчки не прочла? — спрашивает Джуно-Джейн, набивая газету в башмаки.　

— Я не умею читать, — признаюсь я без тени стыда. — Не все живут на всем готовом, чтобы и дом был, и деньги на еду с одеждой просто так выдавали. Кое-кому приходится выживать, работая в поте лица, — и до освобождения, и после того, как его объявили. До свободы хозяйка жестоко нас порола, если только заставала кого-то за попытками выучиться читать. А потом уж мы сами приучились работать от рассвета до заката — и не важно, что за сезон на дворе: время посадок, прополки или сбора урожая. И когда заканчивается работа, мы зажигаем сальную свечу или сосновую лучинку, чтобы шить или штопать, а то и мастерить одежду себе или на продажу. Ну а выручку — всю до последнего цента — мы тратим, чтобы купить в лавке то, что сами же и вырастили, а заодно и семена на будущий год. Еще нам надо заплатить массе по договору, чтобы в один прекрасный день — о счастье! — землю отдали нам навсегда. Этот день непременно настанет, если, конечно, я все не испортила, увязавшись за вами с мисси Лавинией. Так что нет, читать я не умею. Зато умею работать и придумывать шифры. А считаю в уме быстрее, чем любой сочтет на бумаге. А что еще нужно?　

Джуно-Джейн вскидывает худенькие плечи и старательно завязывает шнурки на башмаках.　

— Раз уж ты собралась покупать себе землю, то тебе, уж конечно, дадут бумагу, которую надо будет подписать. И как же ты, не умея читать, поймешь, что тебя не дурят?　

Этой палец в рот не клади. И, главное, сколько бахвальства! Куда больше она мне нравилась, когда была в забытьи и держала рот на замке.　

— Какой глупый вопрос, ей-богу! Само собой, я попрошу кого-нибудь прочитать, что написано. Кого-нибудь, кому доверяю. Буду я время тратить, чтобы учиться читать ради одной-единственной бумажки!　

— А как ты проверишь, что этот твой чтец не лжет, а?　

— До чего же ты подозрительная! Есть на свете люди, которым можно довериться! Среди цветных в том числе! Между прочим, с Севера частенько приезжают учителя и открывают для цветных школы! Может, с возможностями у нас сейчас туго, но уж найти кого-нибудь, кто умеет читать, — не ахти какая задача. — Хотя, сказать по правде, хозяйка терпеть не может, когда ее прислуга якшается с «саквояжниками» да учителями-северянами.　

— Можно читать и для удовольствия! Если любишь интересные истории.　

— Пф! Я лучше послушаю, когда их кто-нибудь рассказывает. Хотя сама знаю немало. Те, что мама рассказывала, а еще Тати и старики. Многое я услышала, пока старшие мастерили наряды для тебя. Могу хоть сейчас тебе дюжину пересказать!　

В ее глазах впервые мелькает интерес, вот только до историй у нас дело вряд ли дойдет: нет времени. А как только доберемся до Госвуд-Гроува, так распрощаемся — больше я не желаю иметь никаких дел ни с ней, ни с мисси Лавинией.　

Я натягиваю свои башмаки:　

— А теперь растолкуй-ка, какие такие слова из газет отгонят от нас злых духов?　

— Не слова, а буквы, — уточняет Джуно-Джейн. Поднявшись, она проверяет, как сидят башмаки, и остается, судя по виду, очень довольна. — Прежде чем колдун на тебя духов нашлет, ему придется сперва сосчитать все буквы в твоих башмаках. А тебя между тем уже и след простыл!　

Я делаю несколько шагов и слышу, как шуршит бумага.　

— Надо было и мне буквы сосчитать, прежде чем обуваться. Я бы тогда точно знала, сколько времени есть на побег! А то вдруг колдун и впрямь увяжется за мной да как начнет голосить: «Постой-ка минутку, дай я буковки сосчитаю!»

Джуно-Джейн обиженно глядит на меня, скрещивает на груди костлявые руки с острыми локтями:　

— Никто тебя не заставлял класть в ботинки газету! Ты сама!　

— Чтобы ты только затихла и мы наконец отправились в путь, — говорю я, снова окинув взглядом газеты на стенах. Надеюсь, ничего важного Джуно-Джейн не сорвала. — Может, соизволишь мне рассказать, о чем там написано, в этих газетах, пока мы не уехали? А то вдруг увезем что-то ценное!　

Джуно-Джейн недовольно ерзает, хватается за заднюю часть своих бриджей, доходящих ей до коленей, и пытается спустить их пониже, а потом натягивает еще выше, чем было. Бьюсь об заклад, эта девчушка в жизни бриджей не носила.　

— Они ищут пропавших друзей.　

— Кто, газетчики?　

— Нет, те, кто попросил напечатать в ней объявления, — Джуно-Джейн подходит к стене и тычет пальцем в верхний угол одной из страниц. Она покрыта маленькими квадратиками — похожая страничка была в Библии, которую масса приносил, когда кого-нибудь хоронили. Там в самом начале на отдельном листе он рисовал квадратик и вписывал в него номер могилы.　

Рука Джуно-Джейн почти такого же цвета, как потемневшая от воды бумага. Ее указательный палец скользит вдоль верхней надписи.　

— «„Пропавшие друзья“, — читает она вслух. — Мы получаем множество писем с просьбой сообщить сведения о ком-то из пропавших друзей. Все они печатаются в этом разделе. Объявления подписчиков „Христианского Юго-Запада“ мы размещаем бесплатно. Цена публикации для всех остальных — пятьдесят центов».