Голоса потерянных друзей

Глава семнадцатая

Ханни Госсетт. Ред-Ривер, 1875

Мы собираем свои пожитки, сворачиваем лоскутное одеяло, снимаем занавеску, за которой прятались от солнечных бликов, танцующих на речных волнах. Вот уже несколько дней мы плывем вверх по Ред-Ривер, то и дело налетая то на отмель, то на ветки, упавшие в воду. За это время мы успели пересечь и покинуть Луизиану. Теперь мы, на наше счастье или несчастье, добрались до Техаса.　

Дом остался далеко позади. Он так далеко, что оглядываться нет смысла, да и назад вот так просто уже не вернуться. Лошадей мы продали, и я надеюсь, что новый хозяин будет о них заботиться. Прощаться с ними было тяжело, особенно Джуно-Джейн. Но только так мы смогли выручить деньги, чтобы запастись продуктами и купить билет на пароход, на котором мы и плывем сейчас. Я до сих пор гадаю, правильно ли поступила, поднявшись на борт вместе с Джуно-Джейн. Но до отправки я упросила ее написать письмо Тати, Джейсону и Джону и отправить его. В нем я просила их не волноваться за меня и сообщала, что уехала разузнать что-нибудь о судьбе массы. Вернуться я обещала еще до начала сбора урожая. О том, что я надеюсь выйти на след родных, я не упоминала. Не знаю, как Тати, да и Джейсон с Джоном воспримут эту новость. Почти все время, сколько я себя помню, они были моей семьей. Но я все еще помню и другую жизнь, ту, которой жила давным-давно в маленькой деревянной хибарке, где ребятишек было так много, что в кровати все без конца пихались коленками и локтями, а шум стоял такой, что себя невозможно было услышать.　

Во время нашего путешествия Джуно-Джейн читает мне вслух газетные объявления, размещенные в маленьких квадратиках. Сколько она уже их прочитала, и не счесть! Грузчики и члены экипажа — по большей части он состоит из цветных, если не считать капитана и его помощников — часто приходят в наш маленький «лагерь» на палубе и всякий раз спрашивают, о чем пишут в объявлениях. Некоторые просматривают страницы сами, скользя по строкам жадным взглядом и надеясь отыскать в них то, что питает их надежду.　

Пока что это удалось только одному парнишке — он наткнулся на объявление девушки, которая по описанию была похожа на его сестру.　

— Послушай, а если я достану тебе бумагу с чернилами, ты напишешь за меня письмо, а? Чтоб я мог его отправить, когда доберусь до Джефферсона. Я в долгу не останусь! — заявил он, глядя на Джуно-Джейн. Та согласилась, и грузчик радостно зашагал по своим делам, посвистывая и напевая: — «Благ, благ, благ Господь! До чего же он добр ко мне!»　

Белые пассажиры парохода «Кэти П.» — все сплошь из бедняков. Они едут в Техас за лучшей жизнью. На поющего грузчика они сначала смотрели как на умалишенного, но недолго. Пошел слушок, будто мы за деньги варим под навесом колдовское зелье и накладываем заклятия вуду — вот почему к нам валом валит народ. А еще сплетники подметили с нами босоногого и рослого мальчишку, который вечно молчит, и решили, что это все наших рук дело, а посему лучше держаться от нас подальше.　

Да, мисси мы взяли с собой. А что нам было еще делать? На борт мы ступили с причала полуразрушенного захолустного торгового городка, изрядно пострадавшего после войны. Оставлять в нем мисси, в ее-то состоянии, было никак нельзя. Так что мы решили, что если не найдем в Джефферсоне массу, то передадим Лавинию в руки его поверенного, и пусть он уже сам с ней разбирается.　

Наше судно покидает воды Ред-Ривер и выходит в озеро Каддо, потом пересекает заболоченный участок большого кипарисового леса, с каждым минутой приближаясь к нашей цели — порту города Джефферсон. Вскоре уже со всех сторон слышится протяжное гудение и пыхтение пароходов.　

Пых-пых-пых, ту-ту-ту!

Приземистый корпус «Кэти П.» покачивается на волнах, когда мы проплываем мимо встречного судна, груженного хлопком, кукурузой, мешками с зерном. И мы тоже чего только не везем на борту: и сахар с патокой в стальных бочках, и одежду, и гвозди, и даже стеклянные окна. Пассажиры встречных судов машут нам, а мы — им.　

Близость порта чувствуется все больше. Впереди пронзительно гудят суда. Вдоль берегов появляются притаившиеся среди кипарисов и увитые виноградными лозами пестрые здания с тяжелыми балконными решетками. Городской шум перекрывает пыхтенье нашего парохода и гул его котла. В жизни такого гама не слышала — и не видела разом столько людей. Музыка, крики, ржание лошадей, рев быков, лай собак, стук колес экипажей и тележек по улочкам, мощенным красным кирпичом. Нарядное местечко! Оживленное и громадное. Самый отдаленный речной порт в Техасе.

И тут меня охватывает тяжелое чувство. Сначала я не понимаю почему, но потом все встает на свои места. Я припоминаю этот город. В прошлый раз я попала сюда не по реке, но именно сюда меня привез шериф, когда я была еще малюткой, а афера Джепа Лоуча только-только вскрылась. Меня решили упрятать в тюрьму, пока не приедут мои законные хозяева, — шериф счел, что так будет безопаснее.　

Воспоминания застают меня врасплох, когда я складываю газетные листы и убираю их в наш узел. Они все сплошь исписаны по краям карандашом, который кто-то из матросов стащил с игорного стола, стоящего в одной из верхних кают. Джуно-Джейн записала имена всех пассажиров «Кэти П.», которые разыскивают близких, вместе с именами тех, кого они ищут. Мы пообещали, что будем расспрашивать встречных о них во время своего путешествия. И если что-нибудь разузнаем, то напишем в Джефферсон по почте, указав в качестве получателя пароход «Кэти П.».　

В благодарность нам приносили кто несколько центовых монеток, кто — целый дайм, кто — коробок спичек для розжига костра; несли свечи, печенье и даже пшеничные лепешки с камбуза. «Берите в дорогу, пригодится!» — говорили они. Мы ничего такого не просили, но люди сами предлагали. В жизни еще так сытно не ела, как за время этого путешествия! Даже не припомню, когда я в последний раз была сыта подряд несколько дней.　

Думаю, я буду скучать по «Кэти П.», пассажирам и экипажу, но пора прощаться.　

— Поставить бы ее на ноги, — говорю я, кивнув на мисси Лавинию, которая сидит в углу. Она так и будет сидеть, пока ее не поднимешь и не потащишь, точно тряпичную куклу. Мисси не сопротивляется, но и не помогает. Сложнее всего было таскать ее дважды в день, точно маленького ребенка, в уборную, расположенную на корме парохода. Джуно-Джейн наотрез отказывалась это делать. А люди при виде нас расступались — все боялись приближаться к Лавинии. Она же временами шипела на них, если была не в духе, и звук этот напоминал шум, доносящийся из котельной.　

Стаскивать ее на причал оказывается куда проще. Пассажиры быстро отходят в сторону, давая нам дорогу, и мы оказываемся на сходнях втроем. Даже матросы — да что там, весь экипаж — держатся поодаль. Впрочем, почти все они добры к нам и, пока мы спускаемся, нет-нет да и подбросят цент, дайм или какую- нибудь вещичку.　

Они склоняются к нам, чтобы напомнить о своей просьбе:　

— Не забудьте расспросить о моей родне, если сможете. Благодарствую!　

— Матушку мою звать Джули Шиллер…　

— Сестру зовут Флора, а братьев — Генри, Айсом и Пол…　

— Братьев звали Хэп, Хэнсон, Джим и Зекиль. Все — урожденные Роллинсы, хозяина звали Перри Роллинс, и дело было в Виргинии. Папу звали Соломон Роллинс. Он был кузнецом. Всех продали на Юг двадцать лет назад, чтобы погасить долг, и угнали с караваном, во главе с торговцем. Я уже и не надеялся с ними увидеться в этой жизни. Если сможете поспрашивать о них по пути, буду вам благодарен, парни. И поминать вас в молитвах не перестану, чтобы и Господь не оставил вас.　

— Мою жену звать Рутой. У нас были две дочки-близняшки — Лолли и Перша. Их перекупил у массы Френча человек по фамилии Комптон да так и забрал прямо из поместья.　

Джуно-Джейн устремляется к кучке дров, наваленных на причале, и просит достать газетные страницы, чтобы удостовериться, что мы никого не забыли.　

— Не о чем беспокоиться, — заверяю я ее и хлопаю по нашему узелку. — Мы ведь уже записали все имена, о которых они нам сейчас напомнили. Да и потом, я держу список в уме — уж кто как не я умеет запоминать имена. Я ведь повторяю их в уме с шести лет, с тех пор как мы шли за повозкой Джепа Лоуча, где-то недалеко от этих мест.　

Джуно-Джейн облокачивается на поленницу и упрямо ждет, когда я выдам ей газеты:　

— Что написано, того уж точно не забудешь!　

— Но ведь записи можно потерять, — возражаю я. В это путешествие мы с ней пустились не как подруги, а как люди, которым сейчас друг без друга не справиться. Вот и всё. И так будет всегда. — А память останется со мной, куда бы я ни направилась!　

— Как будто люди память не теряют, — отзывается Джуно-Джейн, взглянув на распластавшуюся рядом мисси. По траве, прямо к ее ноге, ползет маленькая зеленая змейка. Шляпа Лавинии сползла на затылок, и кажется, будто девушка наблюдает за незваной гостьей, вот только даже попытки не делает, чтобы ее прогнать.　

Я хватаю палку и отгоняю змею, думая о том, что Джуно-Джейн на моем месте наверняка бы позволила той заползти, куда она пожелает. Ох и загадочное же создание эта смуглая девица, которая сейчас больше напоминает тощего большеглазого мальчишку. Хотя иногда она выглядит как тихий, печальный ребенок. В такие мгновенья мне даже начинает казаться, что полукровкам тоже несладко живется. А иногда Джуно-Джейн делается холодной и недоброй, словно ею, как и ее мамашей, да и вообще всем их племенем, владеют злые духи.　

Меня тревожит, что я никак не могу ее раскусить. Она ведь могла бросить нас с мисси на причале, но не сделала этого. И даже заплатила за билеты на пароход из денег, вырученных за продажу лошади. Интересно почему?

Усевшись рядом, я протягиваю ей кипу газетных страниц и карандаш:　

— Что ж, почему бы не проверить еще разочек. Мы все равно пока не знаем, куда идти. Как только появится кто-нибудь поприличнее — какой-нибудь белый джентльмен в хорошем костюме — ты у него вежливо выспроси, где нам искать мистера Уошберна, ладно?　

Пока Джуно-Джейн просматривает свои записи, в голову мне приходит одна мысль:　

— А как же мы будем разговаривать со стряпчим о бумагах твоего отца, если отыщем его? — я обвожу взглядом сперва Джуно-Джейн, а потом и саму себя. — Ты только глянь на нас! Я же точь-в-точь темнокожий мальчишка, а ты похожа на маленькую драную крысу! — На борту «Кэти П.» я была до того занята «Пропавшими друзьями», что и не подумала, что нам делать, когда мы сойдем на берег. — Ни один стряпчий с нами и разговаривать не станет!　

Судя по лицу Джуно-Джейн, ей это тоже в голову не приходило.　

Она прикусывает кончик карандаша, обводит взглядом нарядные кирпичные домики и двухпалубные суда — их тут множество, хотя есть даже трехпалубные. Внезапно раздается оглушительный пушечный выстрел, который перекрывает на мгновенье портовой гам и городской шум. Мы так и подскакиваем от неожиданности. Грузчики останавливаются, оглядываются по сторонам, а потом продолжают работу.　

Джуно-Джейн вскидывает свой острый подбородок.　

— Я сама с ним поговорю, — объявляет она, приподняв уголки губ и сморщив носик, такой же вздернутый, как и у массы. — Если я ему скажу, что я дочь и наследница Уильяма Госсетта, он наверняка примет меня за Лавинию. Мне кажется, раз уж стряпчий живет в Джефферсоне, а папа недавно пользовался его услугами, Лавиния наверняка солгала, сказав, что они встречались в Новом Орлеане.