Ее город

(3)

Температура в тот день доходила до отметки в сорок градусов и не опускалась ниже тридцати трех, влажность составляла девяносто пять процентов, небо было ясным, а ветер совсем слабым. Влажность — это самое неприятное. Когда она зашкаливает, человеческому телу очень трудно охлаждаться, и дыхание становится прерывистым. Такая погода держалась восемь дней, и в городе начали умирать старики и хроники. На рынке уже тогда продавались бытовые кондиционеры, но стоили они втридорога, к тому же требовалось получать разрешение в соответствующих ведомствах и платить пошлину. Большинству людей это не по карману. Я переписала предложение из учебника по географии и торжественно вручила дочери, чтобы она повесила у себя в комнате: «В Ухане влажный субтропический муссонный климат с четырьмя четко обозначенными сезонами и обильными осадками; среднегодовая температура — шестнадцать градусов по Цельсию». Субъективно кажется, что возможно чувствовать себя комфортно в субтропической среде при среднегодовых шестнадцати градусах. Однако порой, будучи не в силах работать, я сворачивалась калачиком на цементном полу, поставив рядом лейку с прохладной водой, и поливала себя, пытаясь пережить последние дни этого зноя.

В тот день первой почувствовала неладное наша собачка Пеппи. Разумеется, она тогда тоже лежала на полу задрав лапы. На спине у нее длинная шерсть, так что ей, наверное, еще жарче. Внезапно она насторожилась, перевернулась, повела ушами и подозрительно завиляла хвостом. Через некоторое время наклонила голову, внимательно прислушалась и зарычала. Я поинтересовалась у нее, в чем дело, тоже навострила уши и сосредоточилась, но не услышала ничего необычного. Пеппи напряглась, встала в стойку, а потом подскочила ко мне, чтобы охранять от надвигавшейся опасности. Я поднялась, вышла на балкон, оперлась о перила и посмотрела по сторонам, но увидела только раскаленное марево в лучах заходящего солнца. Марево подергивалось, и очертания города терялись в нем. В этом не было ничего из ряда вон выходящего — так и выглядит Ухань в разгар лета. Но Пеппи меж тем волновалась все сильнее. Она тоже выскочила на балкон, вытянулась в струнку, стала рычать и бить лапами, вздыбила шерсть вдоль хребта, потом приняла грозную позу и залилась лаем, похожим на боевой клич. Я верила Пеппи больше, чем себе, поэтому продолжала стоять на балконе, бдительно наблюдая за происходящим вокруг.

Мгновение спустя мир действительно изменился. Внезапно голубое небо стало мутно-желтым. Налетевший ветер, словно дикая лошадь, сбился с пути, он постоянно менял направления, свистел и усиливался. Под его порывами облака утрачивали форму, переворачивались в небе и рвались на клочки. Сверкнула молния, донеслись слабые раскаты грома. Приближалась гроза. Вот-вот на город налетит сильная буря. Пеппи за свои два года уже дважды пережила все наши «четкие» сезоны и знала, что такое гроза, однако в этот раз беспокоилась сильнее обычного. Что еще должно было произойти?

Бюльбюли и воробьи поспешно вернулись в гнезда к птенцам, а Чжан Хуа закричала внизу: «Убирайте одежду!» Не успел ее крик стихнуть, как желтая песчаная туча внезапно закрыла небо и солнце. В темноте явственно пахнуло рыбой, а затем земля и небо сотряслись, да так сильно, что с моего стола с громким звоном упал стеклянный стакан. Душа ушла в пятки: я подумала, что это землетрясение. В мгновение ока город полностью исчез, превратившись в море пыли, листьев, птичьих перьев, использованных пластиковых пакетов и бумаги. Тяжелый рыбный запах, проникавший в ноздри, казался мерзким, и дышать было невозможно.

Я остолбенело вытаращила глаза на разрезавшую небо огромную молнию, напоминавшую водораздел, а потом инстинктивно плюхнулась на корточки и прикрыла руками голову. Пеппи самоотверженно рвалась в бой. И тут на крышу невыносимой тяжестью обрушились раскаты грома. Вдруг стена со змеевидными подтеками гудрона обвалилась с диким грохотом. На окне таинственным образом оторвался крюк, ставня с силой ударила по стеклу, и стекло со звоном разбилось на мелкие осколки. Сразу же наступили темнота и тишина: темнота превратила комнату в пещеру, а тишина стояла такая, словно у меня лопнули барабанные перепонки. Я собралась было вместе с Пеппи побежать вниз, но вдруг издали раздался барабанный бой, напоминавший звук африканских тамтамов, которые я как-то раз слышала со сцены. На город будто надвигалось полчище чернокожих воинов. Я замерла в нерешительности, не понимая, куда податься, сердце мое сковал страх перед неизвестностью. Барабанный бой явно приближался. Неожиданно небо осветилось, и стало видно, что между ним и мной поднялась еще одна сероватая стена, которая медленно надвигалась. В этот момент я уже смирилась со своей участью, как приговоренный к казни, и только Пеппи оставалась храброй: она постоянно прыгала и яростно лаяла на подступающую стену. Когда стена наконец обрушилась на меня, я ощутила всем телом прохладу и только тогда поняла: то была завеса дождя, и не просто дождя, а очень сильного ливня. Это дождевые капли барабанили на подступах.

Я долго стояла под дождем, ловя капли в ладони и постепенно осознавая, что в мире бывает такой величественный и вселяющий ужас дождь.

Всю последующую жизнь я не видела ни одного дождя, который мог бы сравниться с этим по силе и по способности напугать. Каким бы сильным дождь ни был, ему не удавалось меня устрашить.

Ухань превратился в море, а мой дом — в болото. Сначала я использовала все имевшиеся емкости, чтобы подставить их под струи, но вскоре заниматься подобным мне показалось смешным, поскольку разница между домом и улицей не особо ощущалась: с потолка лило, и пришлось спешно открыть все двери, чтобы вода могла беспрепятственно утекать к сливу ванной[62]. Теперь любые жалобы на квартиру и на климат в Ухане выглядели по-детски глупыми — можно жаловаться сколько угодно, а от реальности не убежишь. Я выбрала место, где хлестало не так сильно, поставила пластиковый навес и под него — кровати, чтобы мы с дочерью могли спокойно спать, ведь нет ничего важнее сна.

После дождя стена у меня окончательно разрушилась.

Как и у моей соседки Не Вэньянь.

Как и в квартире профессора Жао Циндэ на первом этаже нашего многоквартирного дома. В общей сложности без стен остались шестнадцать квартир в четырех корпусах ЖК: восемь — на верхних этажах и восемь — на первых. Единственной, кто никак не пострадал, была Чжан Хуа, разве что диван и бамбуковую кровать потоки воды унесли аж к воротам ЖК, но два охранника перетащили их обратно на велопарковку. Все соседи говорили: «Чжан Хуа, на этот раз тебе повезло, так что не ленись и сделай нам одолжение!»

Чжан Хуа поспешно соглашалась: «Я помогу, помогу». Похоже, ей и правда очень подфартило. Жители сразу шестнадцати квартир столкнулись с необходимостью ремонта и отделки. Дизайн интерьера — модная тенденция, пришедшая из Гуандуна; те, кто разбогател и успел пожить в дорогих отелях, теперь хотели превратить свои дома в их подобие. Изначально квартиры выглядели как квартиры, а отели — как отели, два совершенно разных понятия, даже сравнивать нечего; однако деньги диктуют правила, гуандунские нувориши именно так захотели украсить свои жилища, и, к сожалению, эта мода быстро распространилась по всей стране.

В нашем случае дома находились в запущенном состоянии и сильно пострадали от ливня, так что никто из дизайнеров интерьеров не решался восстанавливать внутреннее убранство аварийных квартир. Немногие декораторы, работавшие в городе, с подозрением спрашивали, зачем при таких условиях вообще что-то украшать. И все пребывали в полном недоумении.

После дождя небо прояснилось. Соседи собрались во дворе и сбились в небольшие группы; они обменивались последними новостями, кругом слышались смех, плач и охи-вздохи. Один мужчина громко ругался: «Да разве ж это, мать вашу, дождь? Это прям артиллерийский обстрел!» Женщины беспомощно качали головами. Внезапно из подъезда выбежал побледневший профессор Жао Циндэ. Он протяжно вдохнул, а потом рухнул на землю и скрючился. Подскочившая жена в ужасе подхватила мужа и принялась громко звать Чжан Хуа. Та сразу обо всем позаботилась и позвонила в службу спасения. Быстро примчавшаяся скорая отвезла профессора Жао вместе с женой в больницу.

Профессор Жао Циндэ пострадал больше всех. Во-первых, он потерпел тот же ущерб, что и другие соседи: мебель промокла, бытовая техника и постельные принадлежности отсырели, в стенах зияли огромные дыры. Но помимо этого он понес еще одну невосполнимую потерю: важные материалы, которые профессор Жао собирал в течение полугода, промокли и пришли в негодность, что и привело к приступу гипертонии.