Ее город

(13)

Но однажды случилось то, что должно было случиться. Нашлись хозяева Сань Мао. Для нас это не стало совсем уж неожиданностью, втайне мы ждали этого. Сань Мао бегал хвостиком за стариком. Со стороны это выглядело слишком комично, несколько раз прохожие даже подозревали неладное, следовали за странной парочкой до самых ворот, расспрашивали охранников и только тогда успокаивались. Но то, что хозяева Сань Мао станут бить кулаками в ворота, нас удивило. Похоже, мир, понимание и душевное спокойствие — большая редкость.

В один из дней прямо к воротам ЖК подъехал угрожающего вида фургон. Увидев незнакомый номерной знак, охранник собирался было остановить его, но водитель фургона ударил по газам и проехал перед старым носильщиком. Когда он остановился, из машины выскочили пятеро или шестеро мужчин, от которых разило алкоголем, с тучной женщиной во главе, и все набросились на него.

Тучная женщина оказалась владелицей Сань Мао, которого на самом деле звали Джонни, и в качестве доказательства она предъявила документы на собаку. Недавно толстуха напала на след своего песика и с ходу решила, будто рабочий-мигрант похитил его, чтобы продать, а потому позвала на помощь друзей. Они пообедали, приняли на грудь в ресторане неподалеку и после этого отправились на разборки. Громилы застали старика врасплох, окружили и попытались задушить. К тому времени, когда двое охранников вызвали соседей во главе с Чжан Хуа, старик уже валялся избитый и окровавленный, а шпица крепко сжимала в руках тучная бабища.

Чжан Хуа позвала:

— Сань Мао!

— Джонни! — взвизгнула толстуха.

Шпиц разволновался, не понимая, что делать, он лаял на всех подряд — на Чжан Хуа, на старика и на свою хозяйку, — а люди отказывались понимать его настроение.

Старый носильщик сидел на ступеньках, прислонившись спиной к стене, раскинув руки и ноги, а охранники промокали кровавую рану. В ответ на наше возмущение женщина, не смутившись, заверещала:

— А мне что прикажете делать? Эти рабочие-мигранты то и дело воруют собак с улиц и продают их в рестораны. Что мне прикажете делать, а? Мне-то откуда знать, что произошло? Вы такие интересные! Я нашла свою собаку, и, конечно, я хочу ее забрать, что тут разбираться? Я не планировала его избивать, просто преподала урок. Ну да, произошло недоразумение, теперь все прояснили и ладно, к чему пререкания? Чего вы расшумелись? — Не переставая орать, тетка отступала к фургону, чтобы умчаться прочь.

Несколько месяцев назад Сань Мао опрометчиво пришел в наш двор; мы его приняли, сочувствовали ему, кормили и заботились о нем каждый день — и что в итоге? Соседи стояли на дороге, дрожа от гнева, но дальше ворчания о том, какой кошмар творится, дело не шло.

В критический момент настоящей героиней себя снова проявила Чжан Хуа. Она притащила стул и уселась прямо перед фургоном. Водитель не осмелился газовать, ему пришлось заглушить мотор. Толстуха не показывала носа, но шофер, мужчина средних лет, опустил стекло, высунулся и спросил Чжан Хуа:

— Что тебе нужно?

Чжан Хуа долго смотрела на него, прежде чем спросить:

— А сам как думаешь?

Мужчина буркнул:

— Извини, ладно?

— Сейчас уже слишком поздно извиняться.

— Тогда чего ты хочешь?

Чжан Хуа стукнула по спинке стула со словами:

— Я хочу, чтобы ты подошел!

Мужчина замялся, затем открыл дверь и вышел из машины. Он поддернул ремень на брюках, приблизился к Чжан Хуа и опять спросил:

— Чего тебе надо?

— Мне лично ничего не надо. А вот ты спроси-ка у своей совести: как Сань Мао попал в наш двор? Ты хочешь просто отмахнуться от этого? А ведь он тут уже несколько месяцев! И этот оборванец, рабочий-мигрант, разве не человек? Ты накидываешься на всех без разбору? Много месяцев старик заботился о собаке — и заслужил вот такое обращение?! Что же это за гребаное общество?! И ты еще спрашиваешь у меня, чего мне надо?!

Мужчина выслушал, закатил глаза, посмотрел на небо, потом на землю, щелкнул длинным ногтем мизинца, достал сигарету, прикурил, сделал две затяжки, затем выдохнул через нос и вытащил бумажник.

Чжан Хуа отмахнулась:

— Не утруждайся! Дело не в деньгах! Если ты предлагаешь от всего сердца, то можешь оплатить медицинские расходы старого носильщика и возместить траты на содержание Сань Мао — сколько сочтешь нужным. Единственное, о чем мы просим, — это выпустить пса и дать ему возможность попрощаться с нами.

Мужчина остолбенел. Лицо его смягчилось, и он пошел к фургону за Сань Мао. Женщина в фургоне сперва возражала, и они о чем-то невнятно поспорили. Наконец, оказавшись на земле, песик бросился к старому носильщику, чтобы облизать и утешить его. Старик, опустив ладонь на спинку пса, вдруг задрожал, его глаза закрылись и не хотели открываться. Мы с соседями никогда раньше не видели старого носильщика в подобном состоянии, поэтому не могли спокойно смотреть на него, а лишь отводили глаза и звали шпица: «Сань Мао! Сань Мао! Сань Мао!» Малыш несся на звуки голоса, сверкая пятками, облизывая то одного, то другого; подбежав к Чжан Хуа, он высоко подпрыгнул, желая лизнуть ее в лицо, так что ей пришлось наклониться. Сюй Дина поспешно вернулась с работы домой. Как только ей позвонили, она взяла такси до ЖК и в итоге успела. Красное такси резко затормозило, и тут же высокие каблуки Сюй Дина коснулись асфальта. Она подбежала к псу, еще даже не окликнув его, лицо ее заливали слезы. Когда собаку с силой вырвали из рук Сюй Дина, Сань Мао издал звук, похожий на всхлип.

Мы все вернулись во двор, собрались на велопарковке и долго не могли успокоиться. Мы говорили о прошлом и настоящем, о мире и чувствах, о морали и совести, о хорошем и плохом, о красивом и безобразном. Мы хвалили Чжан Хуа за то, что она не побоялась опасности. Мудрая и находчивая, она поступила справедливо по отношению ко всем соседям. Мы снова выразили свое сочувствие старику. Спросили его, точно ли ему не нужно в больницу. Он сидел в углу, обняв колени и ошеломленно глядя перед собой, как будто все еще страдал от боли, но все же сумел уверенно покачать головой, отказываясь от медицинской помощи. Мы пили чай и общались, находя удивительным то, что люди, которые обычно мало разговаривают, собрались вместе, просто пьют чай и радуются этому чуду общения.

Во имя справедливости обидчики выплатили в качестве компенсации пятьсот юаней, и Чжан Хуа уверенной рукой приняла деньги. Теперь пять купюр жгли ее ладонь, и она не понимала, что с ними делать. Мы обсудили коллективно и проголосовали, подняв руки; меньшинство подчинилось большинству, и в итоге сто пятьдесят юаней отдали старому носильщику, поскольку он вынужден был заботиться о шпице, да к тому же получил ни за что просто потому, что мир несправедлив. Оставшиеся триста пятьдесят юаней решено было пустить на строительство коммунизма в отдельно взятом дворе — устроить в тот же вечер банкет для всех жителей.

Эта спонтанная идея очень всех вдохновила, люди воодушевились и принялись распределять роли. Несколько мужчин отправились на улицу за закусками, другие пошли за пивом, а женщины расставляли столы и скамейки. В мгновение ока прибыли тележки с едой из двух ларьков, за ними на велосипеде с прицепом приехала жена владельца ресторана; она привезла всевозможную еду, включая любимые деликатесы Уханя: куриные лапы, хрящи, утиные языки, утиные ласты, вонючий тофу, картофельные ломтики и корни лотоса на шпажке. Соседи быстро поставили гриль; угли, мягко раздуваемые банановым веером, волшебным образом разгорались, становясь все более красными; продукты разложили на решетке, и по двору поплыли приятные ароматы. Затем на гриль в несколько слоев насыпали горсть тмина, раздалось шипение, масло вспыхнуло, а дым вдруг рассеялся, уносимый ветром. Соседи глубоко вдыхали и весело чихали. Я только и слышала вопли Чжан Хуа: «Будь здоров! Будь здорова!» Соседи внимательны к соседям даже в мелочах; они боятся, что чихнувшему будет неловко, поэтому вливаются в общий хор пожеланий здоровья, и эта полифония одновременно помогает справиться с затруднительным положением и благословляет. На каждом столе — тарелка с горкой порошка чили, дикого перца и сычуаньских соленых огурцов, рядом — тарелки с легкими закусками, кресс-салат, чеснок, лук-шалот, кунжутное масло, соевый соус, уксус, глутамат натрия[74]. В нашем дворе теперь витали запахи Синьцзяна, Сычуани, Хунани и Юньнань-Гуйчжоуского плато.

Барбекю приходится ждать некоторое время. Но уханьцы нетерпеливы и не могут спокойно ждать готовой еды. А потому обстановка напоминала настоящую уханьскую столовую, где не нужно разговаривать друг с другом. На другом конце стола жена хозяина ресторана с раскрасневшимся лицом и грязными прядями вокруг лица, несмотря на всю суету, выкроила время и подала тарелку с утиными шеями. Утиные шеи не жарят на гриле, это готовый маринованный продукт, и на вкус они так хороши, что на душе становится тепло. В мгновение ока все заняли места, принялись пить пиво и есть утиные шейки в ожидании, пока принесут горячее. Для тех же, кто не выпивал, на велопарковке подготовили огромное количество разнообразных напитков.

Внезапно старый носильщик куда-то делся. Чжан Хуа мобилизовала одного из охранников на поиски, и оказалось, что старик доковылял до ворот, но ноги его еще не окрепли и плохо слушались.

Охранник остановил его. Чжан Хуа выругалась:

— Ну ты даешь, старикан!

Тот пробормотал:

— У меня есть деньги.

— Ах ты, старый хрыч! Деньги деньгами, но ужин — совсем другое дело. Это совместный праздник.

Старый носильщик буркнул:

— Я не знаю, как такое есть.

Чжан Хуа перебила:

— Учись! Если ты не можешь даже есть научиться, то как вообще жить?

Закончив, Чжан Хуа развернулась и зашагала обратно. Охранник повел за ней старика.

Мы все ели, пили и ощутили жалость при виде старого человека, которого привели чуть ли не насильно. Он явно знал свое место и не смел присваивать чужое, не переступал границ и не сидел наравне со всеми, а потому соседям хотелось побаловать его и сказать ему что-то приятное. Все наперебой предлагали:

— Иди сюда, садись. Ешь от пуза. А то ты, бедный, каждый день одними пампушками питаешься. У нас тут в Ухане нет особых деликатесов — они в Пекине, Шанхае и Гуандуне, а нам остаются лишь отходы. Это не обидно, таков выбор истории. Но и эти отходы надо приготовить так, чтобы хотелось язык проглотить. Ты же знаешь председателя Мао — он великий человек, да? Так вот, председатель Мао говорил, что вонючий тофу в Хунани очень вкусный! А в Ухане тофу еще вкуснее, просто председатель Мао не успел по этому поводу высказаться. Кушай, кушай!

Старик часто кивал, но за стол вместе со всеми не сел. Он поставил корзину и опустился на маленькую скамейку чуть поодаль. Жена хозяина ресторана тут же принесла ему утиную шею и шашлык, открыла пиво и поставила у его ног вместе с одноразовым пластиковым стаканчиком. Она была тетка умная и понимала, что старик — всего лишь старьевщик, но, глядя на то, как относились к нему жители нашего ЖК, обслужила его без снисходительности, хотя и не слишком дружелюбно. Старый носильщик уловил это и кивал в знак благодарности. Ел он осторожно и культурно, лишь слегка пережевывая пищу, будто у него плохие зубы. После нескольких глотков пива лицо и шея старика стали напоминать пересохший на солнце соус, поэтому он все время передвигал маленькую скамейку и, наконец переместившись в тень, спрятался и закурил. Чтобы не смущать старого носильщика, мы все сделали вид, что не замечаем его, и больше с ним специально не заговаривали.