Свободный торговец

Случается, мотоциклетный кортеж останавливается перед каким-нибудь кафетерием. Красавцы мотоциклы ставятся в ряд на улице, и их мгновенно облепляет толпа мальчишек, которые с молчаливым восторгом разглядывают шикарные машины. Мотоциклисты в кожаных куртках заходят в кафетерий, берут по бутылке пива или кока-колы и сидят себе отдыхают, оживленно беседуя о лошадиных силах, о числе оборотов и количестве километров в час, а также обмениваясь впечатлениями о мотоциклетных прогулках. Впечатления связаны не с красотами природы и тому подобной мутью, а с драматическими дорожными происшествиями.

— Представляете, жму на всю катушку, сто двадцать пять, а этот идиот вдруг как…

— Я было подумал: карбюратор, а потом остановился, гляжу…

Мотоцикл — тема практически неисчерпаемая, о нем можно беседовать часами.

Иногда бывает, что за одним из столиков сидят рабочие-иностранцы, приехавшие в Данию на заработки. Какие-нибудь там евреи или турки, поди разберись, но отличить их от своих нетрудно: почти все низкорослые, черномазые и с усиками, к тому же говорят на непонятном языке. Мотоциклистам их вид действует на нервы, и они не скрывают своего раздражения, но иностранцы притворяются, будто не замечают, и мотоциклистам поневоле приходится прибегать к более доходчивым средствам. Из школьных учебников географии они усвоили, что у южан горячая кровь, а заставить эту кровь вскипеть — для мотоциклистов пара пустяков: толкануть разок, опрокинуть их стаканы, глядишь, черномазые уже взбеленились, и порою дело кончается дракой.

Хозяин кафетерия, пока возможно, ни во что не вмешивается, он тоже не питает симпатии к рабочим-иностранцам, которые возьмут чашечку кофе, рассядутся и сидят весь вечер, будто это им ресторан. Но когда баталии оборачиваются угрозой его имуществу, он звонит в полицию, и иностранцы молниеносно исчезают: они не умеют говорить по-датски и боятся, как бы их не обвинили в том, что они первыми напали на мотоциклистов.

А то еще бывает, что за одним из столиков сидит кучка длинноволосых, эти мотоциклистам тоже не нравятся.

— Здорово, девки! — кричат они им, особенно Бенни мастер их задирать, но длинноволосые притворяются, что не слышат. Они не южане, кровь у них достаточно холодная, а скандал им ни к чему. Это раздражает мотоциклистов, и они пользуются более грубыми методами, но все равно не достигают желаемого эффекта.

— Слушайте, ну чего вы к нам пристаете, — мирно говорят длинноволосые.

— Ах, ну чего вы к нам пристаете, — жеманно передразнивает Бенни.

Однако же до драки так и не доходит, эти длинноволосые просто трусят, поджилки у них трясутся. Поэтому мотоциклисты, пожалуй, все же отдают предпочтение рабочим-иностранцам, у тех по крайней мере хватает храбрости не уклоняться от заслуженных тумаков.

Хенрик не проявляет активности, когда его приятели начинают задираться, ему это как-то не по нраву. Он не чувствует неприязни к длинноволосым, у них в мастерской тоже есть один с длинными волосами, ученик, как и он, вполне симпатичный парень. Может, конечно, эти в кафетерии не такие, они и одеты по-чудному, да и без дела небось болтаются, но Хенрик, в общем-то, не чувствует вражды к людям, которые болтаются без дела, во всяком случае, он их понимает, если они считают, что лучше уж бездельничать, чем, например, учиться на маляра. Хенрику вспоминается и молодая пара, поселившаяся в квартире над ними, которую почему-то невзлюбил его отец. Они всегда так дружески здороваются.

— Привет, — бросают они ему при встрече, словно сто лет с ним знакомы.

Хенрика иной раз так и подмывает остановиться и поболтать с ними. Папаша утверждает, что они занимаются групповым сексом, но Хенрику что-то не верится. А хоть бы и правда, что ж тут такого, он и сам бы не прочь как-нибудь при случае принять участие. Он еще этого не пробовал, да он, собственно, и вдвоем-то ни разу не пробовал, все равно же надо когда-то начинать, так почему бы не начать прямо с этого, один черт.

Сегодня в кафетерии задирать некого, нет ни иностранцев, ни длинноволосых, приходится убивать время разговорами про карбюраторы и свечи, и Хенрик тоже изредка пытается вставить слово, но что он смыслит, пассажир с заднего сиденья, его слова никакого веса не имеют. Потягивая кока-колу, он слушает их болтовню и мечтает о том дне, когда он тоже заведет себе мотоцикл и сможет говорить с ними на равных. Но мотоцикл стоит немалых денег, а чтобы зарабатывать деньги, нужно освоить какую-нибудь профессию. Хенрик и осваивает сейчас профессию: он учится на маляра, у него даже волосы краской заляпаны и голова болит от ядовитой вони. Работа отвратительная и скучная до ужаса, она ему уже опротивела, а чтоб всю жизнь ею заниматься — нет, на это он не способен.

Лавочник Могенсен смотрит телевизор. Вечер выдался удачный, есть что посмотреть простому человеку, нынче это редкость. Показывают американский детектив, правда, лавочник не знает американского языка, но на экране есть надписи по-датски, так что все понятно.

— О. К. Batman, — говорит гангстер своему шефу.

И на экране дается перевод: «О’кей, нехороший человек»[1].

Лавочник наслаждается, фильм легкий и занимательный, всего с одним убийством, можно на какое-то время отключиться, забыть о делах, всяких там супермаркетах и изо дня в день уменьшающейся выручке.

После фильма он выпивает бутылку пива, одну-единственную, чтобы лучше спалось. Он всю жизнь спал прекрасно, но последнее время на него напала бессонница. А если выпить на ночь бутылочку пива, сон приходит быстрей. Однако фру Могенсен этого не понимает, она недовольна и каждый вечер ему выговаривает.

— Это дурная привычка, — твердит она, — раньше ты пил пиво только по воскресеньям.

Лавочнику невмоготу спорить с ней. Нельзя ему сейчас без пива, ночью он должен как следует высыпаться, чтобы днем голова была свежая, тогда он, может, и сумеет справиться с трудностями и продержаться, пока не минует кризис и дела опять не пойдут на лад. Ведь он всю жизнь был бережлив, никогда не позволял себе ничего лишнего, так неужели теперь он не может выпить на ночь эту несчастную бутылку пива, раз она помогает ему уснуть.