Когда порвется нить

И если поначалу они лишь смутно осознавали, что нить Моры не такая длинная, как у Нины, это ощущение вскоре выкристаллизовалось в нечто сокрушительно конкретное.

Нить Моры сообщала, что ей отведено около тридцати лет.

Ей оставалось меньше десяти лет.

В начале апреля Нина хотела поговорить с Морой о том, что происходит, и они часто беседовали, но Нина тревожилась, что не в состоянии оказать поддержку, которую могли бы дать Море собратья, получившие такие же короткие нити.

– Ты знаешь, что я всегда буду рядом с тобой, – сказала Нина, – но, возможно, кто-то может поддержать тебя иначе? Сестра говорит, что в ее школе начали организовывать группы поддержки.

– Я очень ценю твои попытки помочь, – ответила Мора, – но не уверена, что хочу оказаться среди несчастных, со слезами вещающих о том, сколько всего они не успели в жизни.

– Говорят, создаются разные группы, в зависимости от длины нити, то есть те, кому осталось меньше года, встречаются отдельно, а те, у кого впереди еще, может быть, двадцать лет, – отдельно, ну и другие, кто рассчитывает прожить, например… – Нина замолчала, сомневаясь, стоит ли продолжать.

– Как я, – закончила за нее Мора.

– Конечно, поступай так, как считаешь нужным, я все равно буду на твоей стороне, несмотря ни на что.

Мора посмотрела на Нину, чья маленькая фигурка казалась еще более хрупкой в тусклом свете на лестнице, по которой они поднимались к себе на третий этаж, и согласилась посетить группу поддержки хотя бы для того, чтобы осушить слезы – прозрачную смесь вины и горя, которая блестела в глазах Нины.

Менее чем через неделю Мора отправилась в школу, где проходили сеансы групповой терапии.

На улице царила ставшая привычной картина: по крайней мере, одна контора в квартале, по которому шла Мора, была закрыта, двери и окна уже заколочены. На запертых дверях и металлических воротах закрытых магазинов и ресторанов часто встречались таблички с надписями вроде: «Ушел жить своей жизнью», «Провожу больше времени с семьей» или «Отправился за воспоминаниями». На двери бывшего ювелирного магазина Мора обнаружила листок бумаги, на котором было написано: «Закрыто. Ставим точку».

Однако более тревожными, чем эти надписи, были другие встречи – более редкие, но все же случавшиеся, – порой Мора натыкалась на чужую открытую коробку, лукаво выглядывающую над краем мусорного бака или из-под кучи мусора, пылящуюся в куче сломанной мебели на обочине.

В дни и недели, последовавшие за новой информацией о нитях, люди, оправившись от шока, находили разные способы обращения с нежеланными сундучками, вторгшимися в их жизнь. Некоторые, выбрав сознательно невежественный подход в надежде достичь обещанного блаженства, выбрасывали свои шкатулки, чтобы избежать искушения и никогда их не открывать. Склонные к драматическому взгляду на жизнь бросали ящички в реки и озера или запирали в дальнем углу, на чердаке. Бесцеремонные же просто выбрасывали коробки в мусорное ведро.

Некоторые пытались уничтожить коробки в приступах ярости, однако те оказались прочными, как черные ящики в самолетах: их нельзя было ни сжечь, ни разбить, ни растоптать.

Пешеходы, набредшие на открытую коробку, оставленную на обочине дороги или, возможно, выброшенную из соседнего окна, обычно отводили глаза и ускоряли шаг, будто проходя мимо незнакомца, с которым избегали встречаться взглядом.

К счастью, в тот вечер, направляясь в школу, Мора не увидела ни одной выброшенной коробки. Она подумала, что тихие улочки Верхнего Ист-Сайда, на которых рядами выстроились дома из коричневого камня, были либо слишком благородными, либо слишком строгими для такого открытого проявления эмоций.

Здание школы было старым и необычным на вид, будто архитектурный брат-близнец пожилого филантропа, нарядившегося для благотворительного вечера. Море бросился в глаза замысловато украшенный довоенный фасад, на которые так любят обращать внимание продавцы недвижимости, украшенный крошечными гаргульями-грифонами.

Поднимаясь по широкой внутренней лестнице, мимо мраморных досок с цитатами из Платона и Эйнштейна, Мора скользила пальцами по лицу, касаясь маленького бирюзового кольца в ноздре, которое она носила с колледжа и которое, несомненно, нарушало дресс-код, принятый в школах. Младшая сестра Нины, Эми, преподавала здесь уже несколько лет, но до сегодняшнего вечера Мора ни разу не переступала порога этого здания.

Поднявшись на площадку второго этажа, Мора услышала бормотание и, ориентируясь на звуки голосов, вошла в классную комнату 204. К счастью, она пришла последней. ЭМИ

Очевидно, она так и не дочитала «Искупление»[1].

Рука Эми, свесившаяся с кровати, болезненно ныла, растопыренными пальцами она будто нащупывала ручку, которая, похоже, канула в небытие, когда вдруг наткнулась большим пальцем на корешок книги. Вытащив покрытую легким слоем пыли издание в мягкой обложке, Эми увидела, что его закладка – позолоченная, с монограммой, подарок бывшего парня, который уже давно перестал напоминать ей о короткой совместной жизни, – все еще покоится между страницами, на две трети от начала.

Эми принялась за роман еще в марте и не могла поверить, что забыла о нем, настолько история ее захватила. Но в ту ночь, когда появились коробки, книга лежала рядом с ней в постели и в суматохе следующего утра, должно быть, соскользнула с одеяла и осталась в прошлом, как пережиток минувших дней.

Дней минувших.

Эми держала книгу в руках, вспоминая то утро. Накануне она, как обычно, поздно легла спать – привычка, которую ее сестра Нина никогда не понимала, – и никак не желала выходить из ночной задумчивости, навеянной чтением. Во сне она была студенткой Кембриджа 1930-х годов, за которой ухаживал молодой человек, говоривший по-английски как Хью Грант, и Эми вспомнила, как ощутила слабое разочарование оттого, что проснулась в постели одна.

К тому времени, как Эми в то утро встала с постели, Нина уже оставила ей два панических сообщения по голосовой почте. (Нина была всего на год старше Эми, но давно считала себя опытнее и умнее.)

– Позвони мне, как только получишь это! – кричала сестра в трубку. – Не выходи пока на улицу, ничего не предпринимай. Сначала позвони мне! Пожалуйста!

Нина не поверила в надпись на коробках и хотела дождаться встречи с коллегами-журналистами на работе. Но правда заключалась в том, что Эми все равно не стала бы открывать коробку. Посылки появлялись повсюду, явно обладая невероятной силой. Мир каким-то образом вздрогнул и провалился в зазеркалье, а Эми прочитала достаточно романов, чтобы осознать: они попали в ту часть истории, где никто не знал, что, черт возьми, происходит, герои принимали необдуманные решения, о последствиях которых узнают лишь несколько глав спустя.

К счастью, нити пришли в разгар весенних каникул, поэтому никому в Академии Коннелли не пришлось в последнюю минуту принимать решение об отмене занятий. (В тот день мало какие учебные заведения отменили занятия, хотя Эми слышала, что большинство классов было заполнено лишь наполовину, потому что многие ученики и учителя не явились на занятия.)

– У ваших учеников, конечно же, возникнут вопросы, – сообщил в следующий понедельник директор школы, проводя планерку для сотрудников. – И я уверен, что вы все уже составили собственное мнение о произошедшем. Но мы не можем рассказывать нашим ученикам о том, чего не знаем наверняка.

Учительница, стоявшая рядом с Эми, наклонилась к ней и прошептала:

– Значит, по сути, мы вообще ничего не можем сказать?

С тех пор прошло больше месяца, над миром нависла тяжелая тень. Однако школьная жизнь практически не изменилась, администрация по-прежнему старалась максимально уберечь учеников. В школе даже заблокировали доступ к YouTube после того, как выяснилось, что половина учеников в столовой смотрит видео, на котором подросток пытается различными способами уничтожить нити родителей. Позже учителя посмотрели некоторые из похожих роликов в комнате отдыха, и Эми с тревогой наблюдала, как мальчик пытался перерезать нити секатором, окунал их в шипучий самодельный кислотный коктейль, изо всех сил дергал за один конец нити, пока его бульдог тянул за другой.

– Послушайте, я, конечно, не хочу, чтобы дети вдохновлялись этими трюками или смотрели эти видео в моем классе, – вспомнила Эми слова одного из коллег, – но мы не можем делать вид, что этого не происходит. Я не могу по-прежнему учить их истории и притворяться, что сейчас не творится ничего особенного.

«В каком-то смысле, – подумала Эми, – мы действительно живем в невероятные времена».

Она хорошо знала, какую боль причиняли некоторым нити: подруга Нины, Мора, получила короткую. Однако Эми до сих пор не открыла свою коробку и потому смотрела на мир чистым взглядом, и, хотя она никогда и никому бы в этом не призналась, в появлении нитей было нечто… потрясающее… Конечно, это было нечто пугающее и сбивающее с толку, но и, возможно, чудесное? В детстве Эми порой воображала, как ее подхватывает волна приключений, как она набрасывает волшебную мантию, разгуливает по шоколадной фабрике, путешествует во времени. (Однажды, когда она разбила коленку, играя на улице, то прижала палец к маленькой ранке и размазала несколько капелек крови по щеке, представляя себя принцессой-воительницей в далекой стране, – к ужасу Нины, боявшейся микробов.) И вот фантастическое, невероятное вдруг пришло в мир. И Эми была тому свидетельницей.

Держа в руке «Искупление», Эми медленно встала с пола. Нужно было проверить еще несколько тетрадей, а потом можно и почитать. Но, положив роман на комод, она поняла, что впервые мир за пределами книг соперничает с авантюрными историями, предлагая собственный неожиданный поворот сюжета. НИНА

Нина и ее коллеги потрясенно не сводили глаз с экрана компьютера в центре просторного офиса. Они безмолвно смотрели, как полицейские собрались у моста в совершенно средневековой на вид деревне, оттесняя фотографов и зевак. Инцидент в Вероне только что попал в верхние строчки новостей Нью-Йорка. Молодожены-итальянцы, сыгравшие свадьбу всего три дня назад, рука об руку прыгнули с моста, открыв в брачную ночь свои шкатулки и обнаружив, что нить жены катастрофически коротка. Мужчина после совместной попытки самоубийства выжил, а жена – нет.

Нина поморщилась, осознав, что на разыгравшуюся в солнечной Вероне трагедию таблоиды, несомненно, отзовутся шквалом безвкусных шекспировских каламбуров.

– Какой ужас, – выдохнул один из репортеров.

– А вы понимаете, что в этой истории самое страшное? – спросил специалист по проверке фактов. – Парень знал, что ему не удастся покончить с собой. Они посмотрели на свои нити и увидели, что ее нить короткая, а его – длинная. Даже соверши он нечто непревзойденно опасное – все равно бы не умер. И он об этом знал.

– Ну, может быть, он знал, что не умрет, но, очевидно, с головой у него не все в порядке. Бедняга рисковал остаться парализованным, прыгая с дьявольского моста.

– Это да, конечно. И все же странное дело.

– Не знаю, мне кажется, это еще раз доказывает, что никому не нужно смотреть, какие у них нити, – сказал репортер. – Судя по всему, увидев их, эта парочка лишилась рассудка.