Все случилось летом

ТРУДНЫЙ ДЕНЬ МИКИ

— Послушай, Мика, не утирай нос рукавом, для этого у тебя есть платок. Сколько раз тебе говорить? Ну, хорошо, рассказывай дальше! Значит, ты возвращался из школы…

— Не я один. Были еще Даце и Тедис. Мы вместе возвращались.

— Хорошо, вы возвращались вместе. А дальше?

— Мы пошли не по улице, а через огороды по снегу. Так ближе. И Тедис сказал: «Давайте бросаться снежками в телеграфный столб, пусть каждый бросит десять раз, и кто больше всех попадет, тот будет чемпионом». И они бросались первыми. А я последним.

— Погоди, Мика, ты поменьше рассказывай о других и побольше о себе. Должен отец узнать, что сын натворил.

Мика опять поднес было руку к носу, но вовремя опомнился, достал из кармана платок.

— Значит, вы кидали снежки в телеграфный столб. Что было потом?

— После третьего снежка у меня рука вывернулась. Не то чтобы вывернулась, а Страшила Арк пошатнулся в сторону. Он сам наскочил на мой снежок.

— Сын, тебе прекрасно известно, что нет такого имени — Страшила Арк. Как правильно надо сказать?

— Дядя Арк.

— Ну вот.

— А дядя Арк опять был пьяный… И все его зовут Страшилой Арком!

— Почему же все? Я, например, его так не зову. Запомни, Мика, он тоже человек — такой же, как ты или я.

Мика поднял голову:

— Дядя Арк был пьяный!

— Ну и что же?

— И он своей шапкой наскочил на мой снежок. Я в него и не думал кидаться. Я целился в столб.

— Я тебе верю, Мика. Что случилось с шапкой дяди Арка?

— Шапка свалилась в снег. Дядя Арк стал ужасно ругаться. Даце с Тедисом перепугались и убежали.

— Погоди, Мика, мы же с тобой условились, что ты будешь рассказывать только про себя.

— Я тоже убежал.

— Так… А почему ты убежал?

— Я испугался Страшилы Арка… дяди Арка.

— Почему ты его испугался?

Мика громко высморкался и сказал:

— Дядя Арк кричал, что он сейчас нас поймает и слопает, как сардельки.

— Хм… Хорошо, Мика, мне все ясно. Сейчас ты скоренько надевай пальто и, пока еще не стемнело, сходи к дяде Арку, попроси прощения. Скажи, что ты сожалеешь о случившемся и просишь тебя извинить.

По щекам Мики покатились слезы.

— Мне же некогда. Я должен перемыть посуду, — сказал он, всхлипывая.

— Ничего, на этот раз посуду вымою я.

— И еще мне стихи надо выучить. Только три раза успел прочитать. Вдруг меня завтра вызовут и я получу двойку?

— Что же, очень плохо. Но будет еще хуже, если ты не сходишь к дяде Арку. Так что, пожалуйста, не канителься, иди!

Мика вытер слезы и стал одеваться, втайне надеясь, что отец передумает, позовет его обратно. Надел башмаки. Надел пальто. Разыскал шапку. Отец, казалось, позабыл о нем. Взяв со стола газету, он прилег на диван. Мика повертелся перед диваном, в последний раз высморкал нос и, сам того не заметив, очутился на лестнице.

Медленно поплелся он с третьего этажа вниз, насилу сдерживая рыдания и раздумывая о том, что ему теперь делать. Если бы Арк жил где-нибудь далеко, можно было дорогой что-то придумать, а тут рукой подать, и сам не заметишь, как дотопаешь, в голове же по-прежнему пустота, наскоро ничего не придумаешь.

На лестничной клетке второго этажа он разглядел нацарапанную на стене надпись, которой не заметил, возвращаясь из школы. «Мика дурак», — так там было написано. Первое слово он стер рукавом, а вместо него кусочком штукатурки, подобранным тут же, написал: «Даце». Теперь получилось: «Даце дурак». Когда Мика прочел новую надпись, у него немного отлегло от сердца. Он знал, что это проделки Даце, девчонки с четвертого этажа. Пусть теперь узнает, кто настоящий дурак.

Он двинулся дальше, и ему страшно захотелось встретить кого-нибудь из мальчишек, поделиться своим горем. Горе было так велико, что Мика почувствовал: если сейчас не найдет никого, перед кем облегчить душу, то придется забраться в укромное место и хорошенько выплакаться. Но, выйдя на улицу, столкнулся с Тедисом — вот уж легок на помине!

Тедис был упитанный мальчик, всегда голодный, всегда что-то жующий. Сам он объяснял, что толстый оттого, что много ест, а мало есть не может: недостаточно закалил характер. И теперь у Тедиса полон рот, но, завидев Мику, он моментально проглотил это что-то, потому что и поговорить Тедис любитель. Мика был не в силах скрыть радость от встречи с другом.

— Ты стихи выучил? — спросил он.

— Некогда было, — ответил Тедис, постреливая на него глазами. Он сразу смекнул, что у Мики на уме совсем другое. — Может, завтра не спросят? Скорей всего, нет. Чего понапрасну забивать голову. А ты сам-то выучил? Куда это собрался?

— Не выучил, — с тяжким вздохом промолвил Мика. — Только три раза прочитал. Насилу первую строчку запомнил, остальное начисто забыл. Папа велел мне сходить к Страшиле Арку и попросить прощения за шапку.

Одной рукой Тедис прижимал к груди завернутый в газету сверток и теперь от удивления чуть его не выронил.

— Ты пойдешь к Арку? — с исказившимся от страха лицом прошептал он. — Так он же тебя изобьет! И ты не боишься?

— Как не боюсь! Ужасно боюсь. Послушай, Тедис, давай сходим к нему вместе, ты ведь тоже бросался снежками.

— Но по шапке-то Арку попал не я.

— А я и не говорю, что ты.

Мика не знал, какой бы еще привести довод.

— Может, все-таки сходишь за компанию? — Голос его дрогнул, Мика почти умолял.

— Не могу, Мика, — печально ответил Тедис. — Мне домой надо, братика нянчить. Вот только покормлю Бегемота, и мигом обратно, а то мама рассердится.

— Тогда другое дело… тогда уж лучше с тобой схожу за компанию к Бегемоту. Ты что ему несешь?

Тедис кивнул на сверток, прижатый к груди.

— Думаешь, Бегемот станет есть кости?

— Не станет, я сам их съем. Косточки мягкие, телячьи, такие грызть одно удовольствие. И еще у меня в кармане два кружочка колбасы. Это ему на закуску.

— Колбасу он любит.

Мика был очень доволен, что нашелся повод хоть ненадолго отложить объяснение со Страшилой Арком. Вслед за Тедисом он вошел во двор. У забора в ряд выстроились потемневшие от времени гаражи, где жильцы держали свои мотоциклы и автомобили. Подойдя к крайнему, Тедис поднял голову и, уставившись на крышу, позвал тоненьким голоском:

— Бегемот! Бегемот!

На чердаке гаража что-то скрипнуло, и в отверстии, на месте оторванной доски, показалась круглая усатая голова с зажмуренными глазами.

— Бегемот! Бегемот! — звал Тедис, выставив руку со свертком.

Бегемот принюхался, склонил набок голову, мяукнул и перескочил на ящик, в котором дворник хранил песок для тротуаров. Оттуда Бегемот спрыгнул под ноги ребятам. Это был большой жирный кот серой масти с черными полосами. Одно ухо у Бегемота в каком-то кошачьем поединке было потеряно, на морде давний шрам, в довершение ко всему кот стоял на трех ногах, — переднюю, раненную в недавних боях, держал чуточку на весу. Тедис протянул руку, чтобы погладить Бегемота, но тот, дугой выгнув спину и подняв хвост, отковылял в сторону.

— Ишь, не дается! — прошептал восхищенный Тедис. — Вот это, я понимаю, кот!

Разложив принесенное угощение на снегу, он сам отошел. Бегемот прыжком очутился у кучи костей, обнюхал их, обошел вокруг, тряхнул головой и, припав животом к земле, принялся за хрящики, от удовольствия поколачивая хвостом по снегу.

— Чем Бегемоту не жизнь, — грустно молвил Мика, вспомнив про Арка и свое поручение.

Тедис нахмурился и, прислонившись к ящику с песком, сказал:

— А думаешь, мне легко? Может, труднее, чем тебе. Я только не жалуюсь. Вот погляди на мое ухо! Что-нибудь видно?

— Нет, — немного погодя ответил Мика.

— Ухо должно быть красное. Ну, теперь видишь?

— Да, вроде красное, — заверил Мика, хотя оба уха у Тедиса были совершенно одинакового цвета.

— Меня мама оставила нянчить братца, а он в такой рев ударился, — рассказывал Тедис. — Я его в коляске катаю по комнате и так и сяк, а он знай орет. Дал погремушку — швырнул на пол. Дал мячик — то же самое. Тогда я сунул ему пузырек с чернилами. И он сразу примолк. Ну, думаю, теперь стишок поучу. Не тут-то было. Ума не приложу, как он пузырек ухитрился открыть. Сосунок еще, даже не лопочет, только кривляется да язык показывает. Ой, что было! — вскрикнул Тедис, схватившись за голову. — Ни в сказке сказать, ни пером описать. Попробовал было братца просушить промокашкой, а он на весь дом как завопит! Прибежала мама и давай меня за ухо драть, будто я во всем виноват. Я ей объяснил, что детей за уши драть нельзя — я ведь читаю в газетах разные статьи, как детей воспитывать, — но она прикрикнула, чтоб язык придержал, да схватила посудное полотенце и так отхлестала по заднему месту… Вот видишь, как мне живется… — жалобился Тедис.

— А ты кричал, когда тебя лупили? — сочувственно осведомился Мика.

— Как же я мог кричать, когда братец тут же? — вопросом ответил Тедис.

Бегемот замурлыкал. Он уже разделался с лакомыми хрящиками и, склонив набок голову, выжидающе смотрел на мальчиков.

— Ты гляди, не нравится, — отругал его Тедис. — Знал бы, сам съел. А теперь куда их, грязные?

Он вынул из кармана два кружочка колбасы и подкинул их Бегемоту.

— Ну, мне пора, — спохватился Тедис. — Сам понимаешь, дольше не могу. Когда мама сердится, я стараюсь быть тише воды, ниже травы. И так тайком из дома убежал. Может, опять достанется.

— Да, чем не жизнь Бегемоту, — жалобно протянул Мика. — Ни стихи ему учить, ни брата нянчить, ни к Страшиле Арку идти.

— Что и говорить! Тяжело, — согласился Тедис. — Да что ж теперь делать? Жить-то надо.

У калитки они простились. Тедис умчался домой. Мика, обернувшись, с грустью оглядел двор, откуда они только что вышли. Бегемот сидел у ящика и лизал свою хромую ногу, задрав ее к самому носу. Милый Бегемот, верный друг…

Вечерело. Мика сообразил, что надо поторапливаться, иначе совсем стемнеет. Но, поторопившись немного, он опять замедлил шаги, потом они еще более замедлились и, наконец, совсем уж стали черепашьими. На другом краю сада взрослые ребята устроили каток. Мика подошел к ограде посмотреть, что там творится. Дацин брат кружил по льду на мопеде целую вереницу девчонок, прицепившихся сзади. Над катком клубился вкусный синий дымок от мопеда, и такой стоял тут крик и визг, такое царило веселье. Мика просунул голову между планками забора, чтобы лучше все рассмотреть. Жаль, что не было с собой коньков, а то бы можно было сделать кружочек-другой, к Арку он бы еще успел. Может, попробовать просто так, без коньков прокатиться? Мама, правда, ругается, что ему чуть не каждую неделю новые подметки приходится ставить.

«Денег на тебя не напасешься. Ты, наверное, Мика, ходить как следует не умеешь. Подошвами, что ли, шмыгаешь? А ну покажи, как ты ходишь».

Мика тогда прошелся по комнате, поднимая ноги по возможности выше.

«Вроде как все нормальные люди, — удивилась мама. — Ничего не понимаю. Или подметки виноваты. Наверное, выпускают такие непрочные».

Все это Мика припомнил, глядя, как Дацин брат катал на мопеде девчонок. Ну ничего, проедемся разок, ничего с подметками не случится, да, проедемся, глотнем вкусного голубого дымка… Но только Мика принял такое решение, как цепочка распалась, и девочки разъехались в разные стороны. Даце, заметив его голову между планками забора, подкатила поближе и крикнула: