Эффект Сюзан

2

В пристройке Дортеи две комнаты, мы с Лабаном спим каждый в своей.

Просыпаюсь я в пять утра, Лабан крепко спит, мне жалко его будить.

Я выхожу в сад. Солнце еще не взошло, ночью подморозило, у изгороди я останавливаюсь и смотрю на наш дом.

Буковые деревья в саду вот-вот распустятся. Возможно, у них есть какой-то рудиментарный интеллект, я наблюдаю это из года в год, они могут откладывать распускание почек до тех пор, пока не спадут последние заморозки.

Через четверть часа я сижу в машине. В шесть часов останавливаюсь перед церковью Багсверд. Перед самым окончанием «мышьякового часа» — как сказала бы Андреа.

Вокруг церкви и небольшого парка поставили ограду, выглядит это как-то странно. Не потому, что я хорошо помню это здание, а потому, что мы не привыкли воспринимать церкви как частную собственность. Ворота, как и почтовый ящик, сделаны из нержавеющей стали, сваренной аргонодуговой сваркой. Не сомневаюсь, что Кирстен Клауссен сама это делала.

Я вздрагиваю, когда замечаю собаку, добермана, кобеля, который неподвижно стоит перед воротами. Он смотрит на меня с бесчувственностью рептилии.

Над переговорным устройством — видеокамера. Я наклоняюсь к ней.

Проходит несколько минут.

— Вы вообще представляете, который сейчас час?

Одно из положений квантовой физики гласит, что реальность, стремясь к гармоничной целостности, всегда дополняет саму себя. Этот тезис вновь подтверждается: вся ржавчина, которая могла бы осесть на воротах и почтовом ящике, собралась в ее голосе.

Я подношу список имен Магрете Сплид к объективу камеры.

Не проходит и двух минут, как Кирстен Клауссен появляется в дверях церкви. В ночной рубашке, и волосы у нее растрепаны так, будто она только что держала руку над генератором Ван де Граафа.

Она подзывает собаку. Та послушно бежит к ней. Но при этом не сводит с меня глаз. Очень может быть, она действительно ест только по команде. Но десять против одного, что она очень надеялась получить команду сожрать меня.

Ворота открываются.

Если человека внезапно вытащить из кровати, он может схватиться за самые разные предметы. Кто-то потянется за вставной челюстью, кто-то вспомнит про зубную щетку, кто-то немедленно нальет себе рюмку горькой настойки «Ундерберг». Кирстен Клауссен прихватила гаванскую сигару. Меня она разглядывает сквозь облако дыма.

Судя по всему, она задалась целью определить состав сплава, из которого я сделана.

Затем она делает шаг в сторону. Я вхожу в церковь.

Вдоль стен по всей длине помещения стоят коробки для переезда. Кажется, что все упаковано, кроме нескольких предметов мебели и того, что похоже на десять тысяч DVD-дисков, плоского монитора размером два на три метра и акустических систем, которые могли бы стать предметом гордости любого концертного зала. Все это оборудование занимает большую часть дальней стены.

Под двустворчатой дубовой дверью проходит узкий канал, по которому снаружи поступает вода. Через несколько метров от двери канал расширяется и превращается в огромный, асимметричный, неглубокий бассейн с подсветкой, дно которого выложено голубой плиткой. Поверхность воды удивительно неподвижна, почти невидима, так вода может выглядеть только в помещении.

Над бассейном нависает деревянная платформа, где устроена кухня. Здесь она может сидеть по утрам и делиться булочками с собакой.

Если только она готова делиться. Весит она явно за сто килограммов. Лодыжки, выглядывающие из-под ночной рубашки, навевают воспоминания о греческих колоннах.

— Вы не видели добермана? Где-нибудь на улице? Блиду. Суку. Она никогда прежде не убегала. Что-то я беспокоюсь.

Ей не удалось полностью испоганить церковь. Здание по-прежнему невероятно красиво. Возможно, потому что тут почти пусто. Орган — единственное достоверное свидетельство того, что это здание когда-то было церковью. Стены голые. Только в одном месте висит какая-то синяя алюминиевая труба, похожая на канализационную.

— Мне всегда хотелось приобрести здание, построенное Утсоном. Когда у меня появились на это деньги, его уже не было в живых. Я вас знаю. Вы Сюзан, фамилию не помню. Вы были одной из маленьких протеже Андреа Финк. И чего вы достигли?

Память у нее, похоже, как у Харальда. Или даже лучше. Последний раз она видела меня пятнадцать лет назад. В почетной резиденции, к тому же издалека.

— Я стала чиновником.

— Зачем?

— Чтобы зарабатывать на хлеб.

Она кивает.

— Науку всегда плохо финансировали. Даже металлургию.

Она с легкостью снимает канализационную трубу со стены, словно труба эта сделана из картона. Теперь я вижу, что у этой трубы есть спусковое устройство, ствол и оптический прицел.

— Люди думают, что технология — это просто применение научных знаний для практических задач. Что физика предшествует технологии. Все наоборот. Физика возникла как попытка найти решения проблем, сформулированных нами, инженерами. Потому что мы ближе к реальности. Откуда у вас этот список?

— От Магрете Сплид. Она оставила его мне перед тем, как ее убили.

— И почему она оставила его вам?

— Возможно, чтобы предупредить вас. Корнелиус умер. И Кельсен.

Она поглаживает ствол оружия.

— Весит всего пять килограммов. Тысяча двести игольчатых пуль в минуту. И дульная скорость такова, что одна пуля, внедряясь в тело на двадцать сантиметров, разрывает туловище взрослого человека на куски. Я не просто спроектировала и создала его. Я могу поразить тридцать из тридцати пяти движущихся мишеней на дистанции восемьсот пятьдесят метров за полторы минуты.

— У вас не будет полутора минут, — говорю я. — И вы не увидите их на расстоянии восьмисот пятидесяти метров.

Она меня не слышит.

— Практическая металлургия начинается с медных украшений. Создание сплавов развивается по мере изготовления оправ для драгоценных камней. Пайка и литье сложных форм начинаются с греческих статуэток и ритуальных сосудов династии Шан. Производство керамики — с экспериментов по обжигу маленьких глиняных божеств плодородия. Стекольное производство возникло, когда появилась потребность сделать что-то лучшее, чем бусы из кварца и стеатита. Большинство минералов и органических соединений были открыты художниками, искавшими пигменты. Мы художники, Сюзан. А общество еще не осознало этого факта.

Она оборачивается с грацией бегемота, все сто килограммов полностью под контролем. Ствол ее оружия, как будто случайно, теперь смотрит прямо мне в живот.

Она улыбается. Это улыбка, которая должна была бы открыть перед ней все двери. За которыми ее ждет смирительная рубашка.

— Мы в комиссии получали жалкие подачки. Под конец нам стали платить по триста пятьдесят тысяч в год. Это ничтожная часть того, что какой-нибудь посредственный юрист получает за участие в ежегодном заседании правления крупной компании. И что странного в том, что мы наконец-то решили заработать немного денег? Мы могли бы принести Дании в полторы тысячи раз больше славы, чем Бор и его сыновья вместе взятые. А деньги, деньги! Они росли бы как трава! Мы предсказали открытия Халька. Предсказали обнаружение в недрах Гренландии как молибдена, так и урана. И открытие крупных месторождений нефти. Но нас сдерживали. Вот что всегда говорил этот маленький засранец Хайн: «Общество не готово это принять. Для него это слишком сложно. Скажут, что вы просто шаманы. Это повлияет на весь государственный аппарат. И погубит вашу карьеру». Поэтому все замяли. Хайн и его люди фильтровали информацию. И лишь ничтожная часть просочилась наружу. За более чем сорок лет. Наконец, нас все достало. А кто был тот мужчина? Который собирался написать кантату для Фолькетинга? И милые дети?

— Лабан — мой бывший муж. Дети — мои. Мы нашли капсулу в Государственном архиве.

— И к какому выводу вы пришли?

— У вас были удивительно точные предсказания.

Она удовлетворенно чмокает губами.

— Мы предсказали распад Советского Союза. Отставку Никсона. Войну во Вьетнаме. Войну в Персидском заливе. Войну в Ираке. Мы могли бы дать НАТО невиданное прежде военное преимущество. Мы заметили сдвиги в системе Советского Союза за несколько лет до того, как все произошло. Но про нас попытались забыть. И Магрете забыла. Гребаная коммунистка. Пацифистка. Поклонница Ганди. Ахимса[24], видите ли! Она считала, что ликвидация доносчиков во время войны — это было убийство. Что датские участники Сопротивления были своего рода Ангелами Ада. Что советников Рейгана, Перла и Чейни следовало бы осудить за преступления против человечности. Она любила рассуждать о «коллективной этике». Вы верите в это, Сюзан?

Она подходит ко мне, ствол ее ружья упирается мне в живот. Я нащупываю ломик, лежащий на дне сумки. Но из-за добермана любое резкое движение равносильно самоубийству.

— В физике нет понятия этики. Но я мать двоих детей. Я хочу, чтобы мои дети остались живы. Перспективы пока безрадостные. Кто-то пытался нас убить. Хайн держал нас взаперти четыре месяца. Он работает с какой-то охранной компанией, для которой не существует законов. Вчера мы сбежали. Вы предсказали масштабный цивилизационный коллапс. А даты вы не называли?

Она вешает ружье на место. Подносит сигару к морде собаки, та тут же откусывает кончик, словно старомодная машинка для нарезки хлеба. Кирстен прикуривает сигару. От настольной зажигалки, сделанной из корпуса ручной гранаты.

Раскурив сигару, она кладет мясистую руку мне на плечо. Мы друзья. Две женщины в мире мужчин. Она ведет меня вдоль бассейна.

— Обратите внимание на форму бассейна. Вы видите, что это повторение Эйлерова пути? Из знаменитой задачи о семи кёнигсбергских мостах. Мне непременно хотелось это здесь устроить. Бассейн. Я выросла в местечке, где добывали бурый уголь, неподалеку от Вонге. Мать покончила с собой, когда мне было три года. Я сбежала из дома в четырнадцать. Приехала в Штаты, когда мне было девятнадцать. Боролась за свое будущее. Я знаю, что такое — потерять мать. Потерять дом своего детства. Родной язык. Социальный класс. Данию. И знаете, как мне удалось выжить? Я на все забивала. Я чемпион мира по забиванию.

— Но только не на наличные, — говорю я. — К ним вы тянетесь.

Она резко останавливается. Перебирает имеющиеся в ее распоряжении варианты. Она может снова взять в руки свое ружье. Или предложить собаке меня съесть. Или же утопить меня в бассейне.

Но вместо этого она разражается смехом.

— Вы, черт возьми, правы! Я знаю счет деньгам. И так было всегда.

Она указывает на десять тысяч DVD-дисков на дальней стене.

— Я люблю кино. Посмотрите, чего добился Дрейер. Жалкие три фильма за двадцать один год. И трехкомнатная квартира на бульваре Дальгас. А у него ящик стола был забит сценариями. Дания — страна себялюбивых людей. За последние сорок лет я для производства оружия сделала больше, чем кто-либо другой. Я помогла выиграть Холодную войну. Теперь я хочу за все это какого-то вознаграждения.

— Пообщайтесь с прессой. Расскажите о комиссии. О Хайне. О ваших предсказаниях.

Она задумчиво смотрит на меня.

— Сюзан. Я нахожу тебя привлекательной.