Вежливые журналисты

На тот момент безработный товарищ все любил повторять фразу Наполеона «Кто не умеет говорить, тот карьеры не сделает», видимо, мотивируя себя. И однажды любопытства ради я посетил занятие, на котором будущие ораторы постигали глубокую суть известных пословиц, ибо «в обычном следует учиться видеть необычное». Так вот, среди прочих постигалась пословица «Жизнь прожить – не поле перейти».

Я бы, наверное, отдал все, чтобы узнать, какая она – ЖИЗнь с ЖИЗелью. Жаркая, Искрометная, Заводная? Или, может, Жестокая, Извращенная, Замаранная? Главное – что вкладывать в эти буквы ЖИЗ. Женщина. Истина. Запой… Блин! Хотя очень может быть. Истина ведь в вине. Читай: в запое. А пьют мужики в 90% случаев из-за баб. Вот и сложилась картинка…

Нет, нет! Жизель ну совсем не попадает в категорию «баба стандартная». И что несет в себе ее ИЗ – ИЗобилие или ИЗмены – мне еще предстоит выяснить. Однако я уже безумно люблю ее. Именно БЕЗУМНО. Потому что раньше, влюбляясь в кого бы то ни было, всегда включал голову, рассудок, а теперь – нет.

Мы едва успели выйти из кинотеатра – я без всяких предисловий схватил Жизель в охапку и поцеловал ее в губы, еще хранящие аромат попкорна с карамелью. Она улыбнулась самой обворожительной улыбкой и спросила: «Ты придурок, что ли?».

Да! И кто в этом виноват, дорогая?..

А вот на работе голову включать приходится с завидной регулярностью. Тем более сейчас, когда надо выслужиться (а другого слова я подобрать не могу) перед Допобедным. Я непрестанно хочу играть на эрогенных струнах ЕЕ шикарного тела, парить с НЕЙ под радугой наших фантазий, но вместо этого договариваюсь об интервью со стариком и еду в какую-то глушь…

На самом деле, село Александровка Белогорского района – одно из прекраснейших мест Крыма. Желаете отдохнуть от городской суеты среди живописных лесов и величественных гор? Вам сюда. Здесь-то и живет 73-летний Илья Боженов, который десять лет собственными средствами и силами возводит православную церковь. Так мне поведали знакомые знакомых.

Причем инициатором выступил симферопольский епископ: во время посещения Александровки он обратил внимание на просторный, в 25 соток, приусадебный участок пенсионера и предложил тому выделить пятую часть земли под святыню, дескать, верующим помолиться негде – приходится ездить на службы в соседние села. Хозяин согласился. Вырыл котлован, залил фундамент, а обещанной помощи от епископа так и не дождался (разве что епархия освятила собственноручно сваренный им крест). И решил завершить начатое самостоятельно.

Признаться, поначалу я отнесся к «сенсации» настороженно: не исключено, что дед прибедняется, получая щедрое финансирование, допустим, от некоего олигарха, замаливающего грехи, да и наверняка у него там трудится целая бригада строителей. Правда, в таком случае из сложившегося вроде бы паззла выбивался один фрагмент: почему так долго?! Собственно, ответ был вскоре найден.

И не тогда, когда на удивление добрый, какой-то одухотворенный Илья Захарович, пригласив меня в обставленный иконами и свечами притвор, принялся доверительно рассказывать свою историю. И даже не тогда, когда я еще с дороги заметил серовато-печальный фасад храма без намека на архитектурную оригинальность. А именно тогда, когда моему взору открылся лик Богородицы «Всепомогающая», написанный на прямоугольном листе обычной фанеры.

Эту икону Боженов принес из дома и повесил на стену церкви еще в самом начале строительства – на удачу. И с тех пор она даже не потускнела – хоть снег, хоть дождь, хоть палящее солнце. Я тайком прикоснулся к ней и ощутил… любовь на кончиках пальцев, и мне нестерпимо захотелось сию секунду провести ими по шелковистому лицу Жизели, чтобы она тоже почувствовала и поняла…

– …Я ведь нисколько не жалею ни о потраченных деньгах, ни о потерянном здоровье, –вздыхает мой собеседник, который, не раздумывая, пустил в дело все свои сбережения, продал большое хозяйство, но все равно не собрал нужную сумму и поэтому регулярно ездит в Симферополь с фотографиями церкви просить подаяние у прохожих. Который, вкалывая и каменщиком, и плотником, и штукатуром, и маляром, получил уйму травм, а несколько лет назад и вовсе чуть не погиб – от удара молнии. Поразительная судьба…

– А много осталось доделать? – спрашиваю я и незаметно лезу в потайной карман сумки: у меня там на всякий случай припрятаны 500 гривен одной купюрой. Не могу, просто не имею права не помочь этому уникальному человеку.

– В принципе, не так и много: крышу перекрыть, окна поставить да внутренняя отделка еще. По моим подсчетам, это около 70 тысяч гривен. Я не унываю, верю в поддержку простых людей – не бизнесменов и не священнослужителей. Да вот еще появилась надежда на вашу газету. Храм Рождества Божией Матери непременно откроет свои двери прихожанам. И вы сами, Михаил, возможно, вновь приедете сюда…

– Я бы этого очень хотел, – мой голос дрогнул.

– Конечно, приезжайте. Буду рад. У вас очень богоугодные глаза – это неспроста. Эх, была бы возможность – я бы, конечно, купола золотые поставил! Чтоб на солнце сияли! Золотые купола светлой памяти…

********************

Обожаю сентябрь. Взвихренный, порывистый и такой поэтичный. Прямо представляю, как он срывает строки, еще не успевшие оформиться в полноценное произведение, с кончика пера – и разносит их по сакральным путям Вселенной. А потом все эти пылающие метафоры, звенящие эпитеты, дерзкие жаргонизмы находят отклик в отдельно взятой душе.

Бывают стихи – как воздушное пирожное с ягодкой на верхушке: такие читаешь плавно, смакуя, стараясь продлить удовольствие. А бывают – ну, допустим, как раствор марганцовки: вызывают отвращение и в то же время помогают от расстройства желудка. Только сладкими да гладкими стихами сыт не будешь. Порой для эмоциональной встряски нужна и какая-нибудь радикальная жесть.

Нечто подобное я внезапно обнаружил у себя в почте во «Входящих». От Ани. Прочел – и опешил. Не мог поверить, что миловидная улыбчивая скромница, ни разу в моем присутствии не сказавшая ни одного бранного слова, даже не пожаловавшаяся на плохое настроение, написала ТАКИЕ строфы. Я-то предполагал, она сочиняет сплошную «сахарную вату», а тут…

Печень налево, сердце направо –

Словно забойщика точный удар…

Вот ощущенья влюбленной шалавы.

Хлестко признался великий Годар:

«Больше всего я желаю бессмертья,

Чтобы потом, как и все, умереть».

Всмятку мозги. Лишь одни междометья:

«Вау!», «Фигасе!», «Не встать умереть!».

Весело, да. И кишки все наружу.

С глупым румянцем… Условно жива.

Я уже фарш. Чей-то будничный ужин.

Прячусь безвыходно в чувств кружева.

«Анютка, ну перестань убиваться и забудь меня. Я тебя не достоин», – хочу ответить ей, но вместо этого отсылаю лаконичное «Спасибо, солнце». Она и впрямь как солнце – будто с запутавшимися лучиками в волосах… Увы, меня совсем не привлекает ее тепло, ее мягкое женственное сияние.

И даже тот горький факт, что она самоотверженно пропускает себя через мясорубку страданий, клочьями выдирает из нутра эти строки, которые, несомненно, противны ее творческой природе, ничего не в состоянии изменить. Она остынет ко мне. Обязательно остынет. Побыстрей бы…

Конечно, Аня – как, собственно, вся редакция – в курсе наших отношений с Жизелью. Я вижу, как ей больно, но… Что я могу сделать? Уволиться? Абсурд. Мы же, в конце концов, взрослые люди. А тут еще Ульяна чудит, написала мне в «ВК»: «Ты не будешь счастлив с этой …». Решил в ответ ограничиться сердитым смайликом.

Да кому какое дело до моего счастья?! Может, мое счастье – в сущих мелочах, которые другой человек и не заметил бы вовсе, например, в ЕЕ мурашках от набирающего осеннюю прохладу ветра или даже на кончике шнурка ЕЕ ярко-лавандового кроссовка… Мое счастье – просто в том, что Жизель приоткрыла для меня оконце в свой мир.

А когда-нибудь, надеюсь, распахнет дверь. И я войду в нее, исполненный зрелых мечтаний, идей, с легким дыханием и мудрой любовью – без намека на эгоизм, лишенной любых проявлений ревности: ведь такую женщину, как Жизель, вечно будет добиваться громадье мужиков.

…Обожаю сентябрь. Главным образом, за «Джаз Коктебель» – грандиознейший фестиваль, куда ежегодно на протяжении 11 лет приезжают известные музыканты со всего мира. На несколько дней Коктебель, этот компактный курортный поселок, ассоциирующийся у богемы с поэтом и художником Максимилианом Волошиным, становится обособленной реальностью-феноменом.

Как раз одна из трех сцен фестиваля, расположенная в саду, возле дома-музея литератора, носит название Волошинская. Здесь царит уютная камерная атмосфера, звучит интеллектуальная музыка, а слушатели, предусмотрительно прихватив с собой термосы с кофе и фляги с коньячком, рассаживаются кто на стульях, кто на карематах на траве – и все одинаково довольны.

Моя любимая сцена – Open Stage, она находится практически на Набережной и вход на нее свободный. Ты можешь просто лежать у моря и наслаждаться тем, как причудливо песня волн переплетается, скажем, с композициями в стиле fusion jazz, и впитывать совместную сокрушительную энергию водной стихии и детища человеческого. Испытывать самый настоящий ката́рсис.

Однако в этом году отрываться пришлось на Главной и, разумеется, платной сцене – на территории знаменитого нудистского пляжа, ибо так захотела Жизель, согласившаяся поехать со мной сюда на пару дней. Впрочем, неважно, где, ведь когда она рядом – все вокруг становится незначительным, и я, кажется, часами способен смотреть только на нее, не обращая внимания на основное зрелище. Она – мое основное зрелище.

Правда, отдохнуть совсем уж на полную катушку не получится: в редакции ждут репортаж с мероприятия, а значит, надо пообщаться с организаторами, поинтересоваться впечатлениями гостей, уточнить цены на здешнее жилье для туристов, наконец, скоординировать работу Даши и напомнить ей, чтобы поснимала больше прикольных портретов… А свой репортаж, пожалуй, назову так: «Коктебель, карематы, коньяк и ката́рсис».

Мы с Жизелью сняли скромное «гнездышко» недалеко от Набережной – с микроволновой печью, душевой кабиной и двуспальной кроватью, разом отметающей робкие волнения из серии «А может, нам не стоит торопиться?». Да мы, по-моему, уже запаздываем!

Я дико хочу, чтобы наш первый раз случился именно в Коктебеле, где возбуждают бесчисленные звезды, склоняющиеся к макушкам влюбленных, флюиды тысяч людей, натуральное местное вино, сам волошинский дух… И, конечно, бездна разнообразной музыки!..

Когда британский электронщик Bonobo исполнял приятный trip-hop и downtempo – Жизель вдруг обняла меня сзади за шею, прижавшись своей нежной щечкой к моей щетинистой морде. Когда представляли новейший проект культовый трубач Petter Molvaer и ди-джей Jan Bang из Норвегии – мы уже целовались с ней с вопиющей страстью, точно от безумного слияния языков и губ зависели наши жизни (моя – так точно).

А когда изысканные экспериментаторы Submotion Orchestra играли сочный acid-jazz с мягким dubstep – мы, срывая с себя одежду, бежали в море, на котором отражались цветные огни прожекторов, и хохотали, и в шутку топили друг друга. Даже на восхитительно-высокой груди Жизели поблескивала россыпь радужных капель, и это завораживало меня так же сильно, как новогодняя иллюминация – юного детдомовца.