Шатаут

Пролог

«Раз, два, три, четыре, пять —

Начинаю я скакать.

Я умею прыгать ловко…»

Девочки прыгали через скакалку, а я сидела на ступеньках крыльца напротив них и на протяжении всей перемены наблюдала. Я так сильно желала к ним присоединиться. В течение многих дней я хотела вскочить с этого облюбованного насеста и начать прыгать в самой середине под крутящейся веревкой. Но меня не приглашали. Только крутые девчонки принимали в этом участие. Меня даже не звали играть в тетербол (прим. пер.: американская игра с мячом на веревке) с ботаниками. Вместо этого я просто сидела, накручивая свои чересчур короткие каштановые волосы на палец.

Хотела бы я знать, почему не являлась частью какой-нибудь компании?

Вообще-то раньше у меня было много друзей. Большинство из них находились рядом со мной, пока я смеялась с другими девочками. Но, то было в детсадовское время. Я ходила на все их дни рождения, мы вместе играли на их задних дворах. А после — медленно и незаметно — меня отсеяли. К пятому классу я стала тихоней, которую обходили стороной и никогда не приглашали на совместные ночёвки.

Я думала, что в средней школе будет еще сложнее. По крайней мере, именно это всегда слышала в разговорах матери с отцом. Вместо этого, я просто плыла по течению весь этот год, а единственная подруга, что у меня появилась, училась в другом классе.

— Эй, Хэдли! — Клэр Монтгомери выкрикнула моё имя.

Я смущённо подняла глаза.

Она махала мне, чтобы я подошла.

Я огляделась, не зовёт ли она какую-то другую Хэдли, но, очевидно, что здесь я была только одна. Я указала на себя, чтобы уточнить, меня ли она имела в виду.

— Иди сюда и поиграй с нами.

Я поднялась с бетонной ступеньки и направилась к ним. Шаркая ногами, медленно подошла и присоединилась к их компании из семи человек.

— Привет, — сказала я нервно.

Одна девочка засмеялась, пока остальные приветствовали меня в ответ.

Клэр подошла ко мне и объяснила:

— Нас всего семеро, а нужно восемь, чтобы разделиться на команды. Будешь в команде Натали.

— Окей, — произнесла я с дрожью в голосе. — Какие правила?

— Четверо из вас стартуют в центре, потом трое по очереди выпрыгивают. Когда остается один человек, он должен прыгать так долго, сколько сможет, — она взглянула на меня. — Поняла?

Я кивнула. Я довольно прилично прыгала на скакалке. Ну, самостоятельно. Я часто делала это по дороге домой, но никогда не пробовала, когда кто-то другой крутил скакалку.

Две девочки взялись за концы веревки, а я, Натали, Лейни и София шагнули в центр. Натали перечислила, кто в каком порядке должен выпрыгивать. Мне сказали быть последней. Я сглотнула. Знали ли они, что я не была в курсе, как это делать? Что если я облажаюсь?

У меня не было времени обдумать это. Тонкий трос взвился с земли и закрутился вниз. Когда он щелкнул по тротуару, я прыгнула. Мои ноги проскочили, не зацепившись.

Вот чёрт, я сделала это!

Один, второй и третий раз.

Натали выскочила из нашего ряда, и только трое из нас продолжили прыгать.

Другие четыре девочки напевали песню, которую я никогда раньше не слышала, но быстро поймала ритм. Я смеялась и улыбалась, пока ещё две девочки не вышли, и я осталась одна. Теперь это был мой личный вызов: не дать продолжающей крутиться скакалке коснуться моих ног. Казалось, что смогу продержаться так всю перемену, я была так уверена. Я прыгала вверх и вниз, двигаясь под темп заданного ими ритма. Так продолжалось, пока я не заметила краем глаза, как подошла София и прошептала что-то на ухо одной из девочек, крутивших скакалку. Потом она отступила, кивнув девочке с другого конца.

Мои некогда ритмичные прыжки оказались в ловушке новой, возросшей скорости, с которой девочки крутили веревку. Я подпрыгивала, при каждом удобном случае, но для меня это было слишком быстро. Моя улыбка увяла, и я начала задаваться вопросом, что происходит. Почему они стали ее так крутить?

— Эй, помедленнее, — попросила я, — Не думаю, что могу прыгать так быстро.

Натали засмеялась:

— Тогда лучше держись.

Я прыгала так быстро, что мои кеды громко стучали по земле, а ступни горели.

— Не так быстро, девочки, — умоляла я.

Клэр воскликнула:

— Правила изменились: если ты проиграешь, то больше не сможешь с нами играть. А если выиграешь, то мы позволим тебе сесть с нами за ланчем.

Я ничего не понимала. Думала, они хотели поиграть со мной. А теперь стали вести себя очень подло. Они знали, что я не смогу продержаться на такой скорости.

Мой мозг пытался сообразить, как выпрыгнуть, чтобы не получить удар скакалкой или не упасть. Почему они делали это? Я была уверенна, чтобы посмеяться надо мной. Я не могла оглядеться по сторонам из-за вращающейся скакалки, но было очевидно, что вокруг столпилось больше детей, желая посмотреть, что происходит.

Какая-то девочка крикнула:

— Гляньте на эту одиночку. Она же сейчас шлёпнется лицом вниз.

Все вокруг рассмеялись. Мое сердце бешено колотилось, и я понятия не имела, что мне делать дальше. Где была учительница? Неужели, судя по этому столпотворению, она не могла догадаться, что что-то происходит?

Скакалка завертелась ещё быстрее, и уже не было вопросом, упаду ли я, вопросом стало — когда именно это произойдет. Я поняла, что не смогу выйти из этой ситуации, не получив травму. Мои ноги дрожали, и я знала, что колени вот-вот подогнуться. Мне было сложно дышать. И несмотря на то, что я не могла оглядеться по сторонам, была уверена, что ни одного учителя не было рядом. И я знала, что никто из детей не отправиться на их поиски. Я была сама по себе.

Если перестану прыгать, натянутая веревка ударит по моей ноге, и это будет очень больно. Но затем я подумала о том, что возможно, если прыгну еще быстрее, то смогу выпрыгнуть за пределы скакалки и стану той, кто будет смеяться последней.

В краткий миг смелости, когда скакалка прошла под моими ногами и устремилась к голове, я попыталась прыгнуть вперёд так быстро, как могла, пока веревка не облетит меня снова. Но, конечно, я оказалась медленнее, чем ожидала. Или девочки закрутили скакалку ещё сильнее, чтобы убедиться в том, что я точно упаду. Именно это и произошло. Как только я подпрыгнула, скакалка ударила по моим голеням, подсекая ноги. Я так сильно ударилась об асфальт, что из моих легких выбило весь воздух.

В ушах звенело, пока я лежала грудой на земле. Мне не нужно было смотреть на свои коленки, чтобы знать о том, что они были ободраны и кровоточили. Мои локти горели огнём, а в кожу ладоней впились мелкие камушки.

Дети, наблюдавшие за этой картиной, теперь стояли плотной стеной вокруг меня. И в этом небольшом кругу эхом разносились смех и гадкие прозвища. Прозвища, которые я никогда не смогу повторить своей маме, если она спросит.

Я проглотила комок в горле, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать — и не позволить им победить и узнать, что они задели мои чувства. Это была проигрышная битва. Мои щёки уже были мокрыми, и рыдания поднимались изнутри.

Больше всего на свете мне хотелось, чтобы меня забрала мама и отвезла домой. Никогда не хотела сюда возвращаться. Я мечтала переехать в другой город, где никто бы не знал меня. Куда-то, где я могла бы начать все заново и завести друзей.

— Хэдли, ты в порядке?

Я подняла глаза и заморгала сквозь мокрые ресницы.

Ригли Брукс, самый популярный пятиклассник и мой сосед, живущий ниже по улице, присел на корточки рядом со мной. Он смотрел на меня с жалостью, и я ненавидела его за это. Он знал, что я не в порядке. Он также знал, что я наверняка не захочу принять его помощь, когда все эти дети стоят вокруг меня. Я точно предпочла бы сейчас Клэр ему.

— Твои коленки очень сильно поранены. Нужно отвести тебя к медпункт, — сказал он.

Затем обернул свою руку вокруг моей спины и взял меня под мышки, стараясь поднять на трясущиеся ноги. Я зашипела от боли.

— Ригли, вечный помощник в печальных делах, — издевательски заметил Стюарт, мальчик, которого я ненавидела с детсада.

— Заткнись, Стью. Иначе, я надеру твой зад прямо перед всеми, и ты знаешь, что я могу, — пригрозил Ригли.

— Ладно, чувак, я просто пошутил.

Как бы не так. Стюарт всегда издевался надо мной. А Ригли помогал мне только потому, что его мама хорошо воспитала.

— Что здесь происходит? — обеспокоенно спросила моя учительница, мисс Санфорд.

Ну, ещё бы, теперь она появилась. Я хотела закатить глаза от такого совпадения. Конечно, мне везло, когда что-то этакое случалось, взрослый обязательно должен был появиться только после того, как действительно был мне нужен.

Можете с таким же успехом уйти, мисс Санфорд. Ригли уже здесь, спасает этот день, — подумала я про себя.

— Просто обопрись об меня, — прошептал он мне на ухо.

— Проводи её к медсестре, пожалуйста.

Ригли кивнул. Его длинные, как у Джастина Бибера, волосы упали ему на глаза. Сейчас так ходили все мальчишки. Я ненавидела это. Но, должна была признать, Ригли больше всех шла эта прическа. Как, впрочем, и все что его касалось, было лучше, чем у остальных. Эта мысль моментально заставила меня забыть о боли. Мне нравился Ригли, правда. Но в тоже время я его ненавидела. Ненавидела то, что ему всё легко давалось. Я ненавидела, что каждый мальчик в нашей школе мечтал быть таким же, как и он. И ненавидела то, что каждая девочка желала, чтобы он стал её бойфрендом.

Но больше всего я ненавидела его потому, что всю свою жизнь, которую провела в пяти домах от его собственного, он играл со мной только потому, что наши родители были друзьями, ему приходилось. Он не догадывался, что уже давно мне очень нравился.

Ригли молчал, пока я ковыляла в медпункт. И я была благодарна за это. Когда мы пришли, женщина, которую видела всего раз в жизни в третьем классе, когда у меня неожиданно заболела спина, взглянула на нас поверх журнала «Хорошая домохозяйка». Заметив мои разодранные коленки, она ахнула.

— О, боже, что случилось?

Она напомнила мне мою маму.

— Я упала.

Она опустилась передо мной, чтобы лучше рассмотреть повреждения.

— Я это вижу. Кажется, довольно сильно, не так ли?

— Да, мэм.

— Она была на улице, когда несколько девочек… уф…

Ригли оборвал себя на полуслове, когда мой локоть врезался ему в живот.

— Я бежала и наступила на шнурки своих кед, — ответила я, свирепо взглянув на него.

Он выглядел ошарашенным.

Медсестра открыла бутылочку с перекисью водорода и смочила несколько ватных дисков.

Я не собиралась становиться сплетницей. Заслужила ли я, чтобы надо мной так насмехались? Нет. Но если я скажу медсестре, учителю или родителям, что в действительности произошло, станет только хуже. Я не была настолько наивной, чтоб не понимать этого.

— Хм… ясно… кажется, шнурки подставили тебя. Сейчас я промою твои раны. Перекись не жжется, но мои прикосновения могут быть неприятны.

Она промокнула чувствительное место. Я зашипела.

— Молодой человек, вы свободны. Можете возвращаться в класс. Я предполагаю, вам не понадобиться записка?

Ригли пристально смотрел, как она обрабатывает мои раны.