Порочные занятия

Солнечный свет проникает через высокое окно, освещая одну сторону его лица и придавая кончикам темно-каштановых волос сочный оттенок красного. Он смотрит на меня сверху вниз расширенными зрачками, окруженными тонким голубым кольцом.

Какую бы угрозу он ни видел во мне, теперь она исчезла, сменившись любопытством, граничащим с весельем.

И это все?

Никаких извинений за то, что выскочил и напугал меня? Никаких извинений за обвинения?

Должна ли я продолжить и перейти к грязным разговорам?

— Если ты уже забыл, чего я хочу, перечитай сообщения, — огрызаюсь я. — Потому что у нас свидание в субботу в твоей игровой комнате.

Свет в его глазах меркнет.

— Этого не будет, Мисс…

Его отказ бьет, как пощечина. Я отступаю назад, каблук моих туфель запутывается в толстом ковре.

— Почему? — спрашиваю я, прежде чем успеваю остановить себя.

— Ты студентка, — говорит он так, как будто это очевидно. — Я преподаватель, правила Университета Марина запрещают…

— А что говорят правила о фотографиях члена от профессора? — я поднимаю подбородок.

Его лицо вытягивается, и взгляд становится убийственным.

Мой желудок падает на пол из темного дерева и летит вниз несколько лестничных пролетов. О чем, черт возьми, я думала? Я не просто угрожаю сварливому старому академику. Этот человек швырнул стулом в племянника самого могущественного британского гангстера.

Профессор Сегал надвигается, черты его лица убийственны. Я отступаю назад, снова чуть не спотыкаясь о ковер, пока моя задница не ударяется об угол стола.

Его рука обхватывает мою шею. Не настолько крепко, чтобы задушить, но достаточно, чтобы дать понять, что он может раздавить мне трахею. Я падаю назад, позвоночник прижат к твердой поверхности, голова рядом с открытым ноутбуком.

Нужно бежать или отбиваться, но я хочу замереть. Профессор Сегал опасен, но он не отец. Та часть меня, которая отчаянно нуждается в острых ощущениях, устремляется вперед и руководит губами.

— Ты, должно быть, сделал что-то особенное, чтобы стать профессором в возрасте двадцати восьми лет, — говорю я. — Было бы жаль потерять все из-за домогательств к студентке.

Я ожидаю, что его глаза вспыхнут или хватка усилится, но выражение лица выглядит почти как облегчение, прежде чем снова окрашивается яростью.

— Объясни, — шипит он сквозь стиснутые зубы.

— Ты не отменяешь наше свидание в субботу, — говорю я дрожащим голосом. — Я хочу шикарный ужин и экскурсию по твоей игровой комнате, а потом потрахаться.

— И?

Его хватка не усиливается и не ослабевает. Не могу сказать, происходит ли это потому, что он соглашается с моими требованиями, или же хочет, чтобы я окончательно себя утопила.

Сглатываю.

— И ты будешь доступен для секса, когда я захочу.

Его ноздри раздуваются, а мускулы челюсти каменеют.

— Ты сумасшедшая.

Что безумно, так это то, что он не задушил меня до смерти. Я решаю воспринять это как положительный знак.

Профессор Сегал поднимает брови в безмолвном вопросе. Я интерпретирую это как вопрос, есть ли у меня еще какие-нибудь требования.

Черт возьми. Я в ударе.

С таким успехом я могу вытянуть из него что угодно.

— Я хочу денег.

Его глаза сужаются.

— Сколько?

— Мне нужно оплатить обучение, аренду и прочие расходы, — выпаливаю я.

Впервые с тех пор, как уложил меня на стол, он отводит взгляд, ослабляет хватку на шее и отходит в сторону.

Отсутствие зрительного контакта ощущается как отказ.

— Сколько? — его голос холоден.

— Что?

— На твои расходы.

Эти слова — заряд мужества, который мне нужен, чтобы двигаться дальше. Завуалированно профессор Сегал только что согласился оплатить мою аренду и плату за обучение. Теперь он хочет, чтобы я озвучила сумму.

Папа давал мне двести долларов в месяц, которые покрывали расходы на еду, канцелярские принадлежности и очень немногое другое. Мне приходилось выпрашивать дополнительные средства на книги, а он всегда требовал чеки.

— Две тысячи в месяц должно хватить, — говорю я беззаботным голосом, хотя внутри все дрожит, и я ожидаю, что он рассмеется мне в лицо.

Он сурово смотрит сверху вниз.

— Сделка в силе? — спрашиваю я.

Профессор Сегал не отвечает. Он не душит меня и не прижимает к столу, так что я принимаю эту тишину как знак согласия.

— Тогда увидимся в субботу за ужином, — я похлопываю его по груди поверх сшитого на заказ костюма. — И обсудим остальные детали нашего соглашения.

Я обхожу его, вены пульсируют от триумфа. Я никогда не чувствовал себя такой могущественной.