Любимый человек

2. Лена

Дима выгружает из двойной коляски маленьких пассажиров, передает мне Степку, сам берет Тишу, и мы возвращаемся к нашим бабушкам и дедушкам.

Малыши уже давно активно ползают и вот-вот пойдут. Мы с Димой считаем последние спокойные денечки. В общем-то, это я их считаю. Дима, конечно, мне помогает, когда у него есть возможность, но большую часть дня я воюю со своими богатырями в одиночку.

С маленькой Машей мы вообще никаких хлопот не знали. Она сразу родилась серьезной и очень ответственной, а со Степаном и Тихоном я просто на части разрываюсь. Мало того, что их двое, так еще и характер. Одним словом — мужики.

— Лен, хотела спросить, а как продвигается твоя кандидатская? — интересуется мама.

Я пожимаю плечами.

— Никак.

И она отлично это знает.

Просто маме очень нравится таким образом напоминать моей свекрови о том, что невестка ей досталась не абы какая, а из интеллигентной семьи, с высшим образованием. Недоделанный кандидат наук.

— Лен, ну надо довести ее до ума, — наседает мама, — вот осенью отдавайте мальчиков в ясли, и выходи. Тебя все на кафедре ждут — не дождутся.

— Передай им, что не дождутся, — парирую я, вытаскивая из ладошки Степана клок своих волос.

— Почему это?! — напрягается мама.

— А я решила не возвращаться в институт.

— И правильно, — елейным голоском поддакивает Ирина Ивановна. — Какая в этом необходимость? Дима хорошо зарабатывает. Женщина домом и детьми должна заниматься. Когда у мужчины надежный тыл, он горы свернет. Правда, Сёмочка? — за поддержкой она обращается к мужу.

Семён Петрович что-то невнятно бурчит, а я смотрю на Диму.

Интересно, что бы он сказал? Надежный ли у него был тыл все эти годы?

Потупив взгляд, Дима делает вид, что играет с сыном.

Что бы мы не делали, где бы не были, между нами вечно маячит тень неразрешенного конфликта. Мы больше не разговариваем по душам, не смеемся. А вы бы только знали, какое у Димы потрясающее чувство юмора. Мне кажется, этим он меня и покорил — своим некогда ироничным взглядом на мир и, естественно, своим потрясающим телом…

— Лена, ты всерьез решила стать домохозяйкой? — ужасается мама.

Моя недописанная диссертация для нее — больная тема. Но участь домохозяйки — это что-то вообще за гранью допустимого.

— Конечно нет, — отвечая, я смотрю на свекровь. — Я сказала, что не вернусь в институт, но я не говорила, что буду сидеть дома. Я хочу работать.

— И куда же ты пойдешь? — скептически интересуется Ирина Ивановна.

— Еще не знаю, — пожимаю плечами. — Может, буду делать слингобусы, как моя .

— Слинго… что? — морщится мама.

— Слингобусы. Их еще называют “мамабусы”.

Издеваясь над родной матерью, я оттягиваю висящий на моей шее аляпистый аксессуар, который мама уже успела забраковать. Но мне неважно, что они не сочетаются с моим темно-зеленым платьем, если с их помощью я смогу хотя бы на пять минут занять одного из мальчишек. И если вы считаете, что пять минут спокойствия — это невероятное блаженство, вам точно нужны слингобусы.

— И ты бросишь аспирантуру ради каких-то погремушек? — хмурится мама.

Я прямо чувствую, как у нее пропадает аппетит и вера в меня.

— Нет, не ради каких-то погремушек, мам, а ради себя. Я хочу делать то, что не нужно из себя выдавливать.

Виснет зловещая тишина.

Серьезно. Даже мальчики перестают лепетать. Только отчим жевать продолжает.

Мама, ожидаемо, смотрит на меня, как на ребенка, которого ей подменили в роддоме. Свекровь, привычно, пялится с видом — мне никогда не стать достойной ее сына. Семен Петрович, стараясь разрядить обстановку, нервно хихикает.

А Дима… Дима смотрит с восхищением.

Господи… Лучше бы он просто посмеялся, как свекр.

— Мам, все нормально, — чувствую, что перегнула. — Я правда не знаю, чем займусь. Может, пройду какие-нибудь курсы. Или в автошколу пойду преподавателем. А что? Я педагог и отлично вожу машину.

— Нет, Лена! — негодует мама. — Так же нельзя! Откуда это взялось в твоей голове?!

— Девочки, не ругайтесь, — миролюбиво произносит Витя. — Хорошо же сидим.

— Нет, — упрямится мама. — Я решительно не понимаю, что с тобой творится в последнее время!

Горько усмехнувшись, я перевожу взгляд на Диму. Он будто чувствует, что я смотрю на него, поворачивается ко мне и замирает. Наверное, думает, что вот сейчас я все им и выложу.

Я еле заметно качаю головой, давая понять, чтобы он расслабился.

— Дядь Вить, пожалуйста, налей мне еще, — назло маме протягиваю бокал отчиму.

Я сегодня все делаю назло — свекрови, маме, Диме, себе… Какая разница? Ведь как прежде уже не будет. И это наше последнее совместное застолье в статусе семьи.

Господи, я и не думала, что будет так больно…