Чёрч. Книга 2

11

Эмма сидела, согнув ноги и обхватив руками колени. Она забилась в угол дивана. Это был довольно старый диван. Из тех, что выходили за рамки просто старомодных и больше напоминали антиквариат. Она не слишком разбиралась в дизайне интерьера — возможно, из эпохи Ампира? Он был обит жатым бархатом и, видимо, когда-то выглядел очень величественно, но сейчас казался поблёкшим и потрёпанным. Изумрудный цвет выгорел до более простого оттенка зеленого, от чего создавалось впечатление, что диван исчезает. Ей понравилась и эта мысль. И диван.

«Ты тут сходишь с ума по старому, неудобному дивану, пока Чёрч там вытирает кровь — а еще думала, что становишься нормальной, ха-ха-ха ».

Эмма покачала головой и, сделав над собой усилие, выглянула в коридор. У входа в гостиную виднелась пара ботинок. Ботинок, одетых на ноги, но ног Эмма не видела. Они — вместе с остальным телом — были завернуты в ярко-синий брезент, но большая его часть находилась вне поля ее зрения.

Эмма попыталась проанализировать свои чувства по поводу того, что совсем рядом с ней лежит труп. Труп человека, которого она знала и заманила сюда сегодня вечером.

Конечно же, это был дом Каспера, но все же. Это она его сюда привела. Она хотела с ним что-то сделать. Может, трахнуть его, а потом шантажировать. Может, просто избить его до потери сознания в надежде, что он усвоит урок. Может, отрезать ему член, чтобы он больше никому не причинил вреда.

«…Может, ты даже хотела его убить…»

Эмма прищурилась. Во время ее многочисленных сеансов с доктором Розенштейном он всегда говорил ей, что она не должна игнорировать свои чувства. Не должна принимать их как должное. Ей необходимо разобрать их на части, проанализировать и поставить под сомнение, потому что да, Эмма частенько лгала себе.

Она перебирала свои мысли одну за другой и внимательно их взвешивала. Лом рассек голову Каспера, как теплый нож масло. Удивительно, что она не пострадала — Чёрч нанес удар с такой силой, что лом вышел у Каспера из глаза и остановился всего в сантиметре от ее шеи.

Беспокоило ли это ее? Эмма нахмурилась и положила подбородок на колени. Да, ее беспокоило, что Чёрч не проявил должной сдержанности — а что, если бы он ее задел? Если бы у нее пошла кровь? Это было бы нехорошо.

Но в остальном ей все было по барабану. Она снова и снова прокручивала в голове этот образ: брызги крови, прикосновение рук Каспера, его падающее на пол тело. Эмма ожидала, что в какой-то момент почувствует в себе перемену. Отвращение. Страх. Но ничего подобного. Она ощущала… то же самое. Радость от того, что эта напрасная трата хромосом больше никого не беспокоит. Злость от того, что ему создали все условия, при которых он мог причинять боль людям. Что ему было разрешено причинять людям боль. Разрешено. Боже, Эмма просто зверски разозлилась.

«Разозлилась, потому что это не я его прикончила».

— Как ты узнал, где я? — спросила она, ее голос прозвучал, как глухой скрип. Почти как дверь на несмазанных петлях.

Чёрч поднял голову, но Эмма на него не взглянула. Она продолжала смотреть на ботинки.

— А ты не догадалась? — ответил он вопросом на вопрос и, выжав половую тряпку, бросил ее в коридор.

Это была его тряпка, он достал ее из машины, пока Эмма принимала душ.

— Я об этом вообще не думала.

— Враньё.

— Я даже не знала, что ты в городе, пока не увидела лак на ногтях, — раздраженно бросила она, взглянув наконец на него.

Чёрч стоял на четвереньках и внимательно рассматривал доски пола.

— Мне сказали, что ты в Нью-Йорке. Что я должна была думать?

— Ты должна была думать о том, о чем я велел тебе думать.

— Чёрч, — вздохнула Эмма, потирая лоб.

Секс был эйфорическим. Она даже плакала. Но теперь кайф давно прошел, и Эмма чувствовала что-то похожее на отходняк. Все неправильно, хреново и шатко, и не ясно, дунуть ли ей еще раз, или опять попробовать завязать? Но на этот раз уже сто пудов навсегда!

— Где ты был? Явно, где-то рядом, — снова начала она.

— Ты так думаешь?

— Я так знаю. Ты бы не прилетел в город только для того, чтобы сделать мне педикюр. Я также полагаю, что тогда ты уже не в первый раз приходил в дом. Тогда ты в первые дал мне об этом знать.

— Я был рядом, — наконец согласился он.

Эмма раздосадованно вскрикнула и запустила в него диванной подушкой.

— Теперь всё не так, как раньше! — заорала она. — Я уже не та глупая сучка, и ты не можешь просто держать рот на замке, ожидая, что я просто со всем соглашусь.

— И почему же?

Эмма бросила в него еще одну подушку.

— Потому что ты меня сравнял с землей! — вскрикнула она. — А потом бросил, и хоть ты и сказал, что это к лучшему, но я думаю, что от этого у меня еще больше поехала крыша, потому что теперь я слышу все эти голоса, и не знаю, кому из них верить. Так что извини, но мне действительно нужны кое-какие ответы, ясно? Я что, так много у тебя прошу?!

Эмма чувствовала, что буквально трещит по швам, но Чёрч выглядел так, словно собирался на собеседование. Он неторопливо раскатал рукава рубашки и застегнул манжеты, едва заметив ее всплеск эмоций.

— Как насчет того, чтобы заключить сделку? — предложил он.

Эмма прищурилась.

— Твои сделки плохо для меня заканчиваются.

— Давай просто переживем сегодняшний вечер, идет? Если мы выберемся отсюда, не оставив следов, придумаем, что с ним делать, и доберемся до дома целыми и невредимыми, тогда мы сможем поговорить.

— Нормально поговорить, — поправила его она.

Чёрч долго на нее смотрел.

— Мы сможем поговорить о чем угодно. Обо всем, — заверил он ее. — О том, что произошло ранее и что случится потом.

— О, ты уже все спланировал, да?

— Вовсе нет. Но вместе мы сможем с этим разобраться.

Эмма уставилась на него в ответ, и вокруг них повисло гробовое молчание. Было так странно в живую слышать его голос. В ее воспоминаниях Чёрч почти всегда молчал. Он всегда был не слишком разговорчивым. Голос у нее в голове казался совершенно бестелесным. Он появлялся откуда-то из темноты и обволакивал ствол ее головного мозга. Видеть и слышать, как слова срываются с его настоящих губ, было сродни безумию.

«Я реально тронулась. «Солнечное ранчо» мне ничуть не помогло — после него стало только хуже».

— Не припомню, чтобы ты был таким милым, — проворчала она.

— Эмма, прошло всего пять недель, а ты ведешь себя так, будто меня не было хрен знает сколько лет.

— Тебя когда-нибудь упекали в лечебницу? Мне реально показалось, что прошло хрен знает сколько лет.

— Аргумент принят. У меня… были дела.

Слышала ли она когда-нибудь более страшные слова?

— Дела, которыми ты так увлёкся, что не мог передать мне записку, позвонить или хотя бы сообщить о своем приезде Джерри? — спросила она.

Чёрч склонил голову набок.

— С чего ты взяла, что он не знает?

Эмма опустила голову на колени и закрыла глаза.

— Конечно же, он знает, — выдохнула она. — Это только глупая Эмма всегда узнает обо всем последней. Всегда позже всех врубается.

— Помнится, всего час назад, или около того, кто-то плакал и говорил, что я ее вторая половина, — его голос прервал ее праздник скорби.

Эмма поморщилась.

— Это говорили эндорфины. Я… я не знаю…

Она замолчала, и, к счастью, Чёрч не стал настаивать. Одно дело выболтать свои мысли, когда он трахает ее на полу. Совсем другое — быть в трезвом уме и твердой памяти и помнить, какой брошенной она тогда себя чувствовала. Как одиноко ей было без него. Она не вернется к старым ошибкам. Не может. У нее больше не хватит крови.

В комнате послышались его лёгкие шаги. Эмма подняла голову и увидела, как он открыл входную дверь и вышел на улицу, держа в руке мокрую тряпку. До нее донесся звук, похожий на щелчок открывшейся двери багажника, затем Чёрч вернулся в дом. Дверь за ним осталась открытой.

— Я понимаю, что ты слегка переволновалась, — медленно проговорил Чёрч.

Эмма сердито на него зыркнула. Он никогда раньше не вёл себя с ней снисходительно, и ей это не понравилось.

— И, возможно, сегодня все пошло не так, как мы ожидали, но дело уже сделано, и теперь нам нужно это уладить. С нашими делами мы можем разобраться позже, а с этим — сейчас. Ну как, справишься?

Чёрч сказал это в вопросительной форме, но Эмма знала, что он не спрашивал. У нее не было выбора. В коридоре лежал труп, который не собирался уходить самостоятельно. Эмма вытерла лицо и встала.

— И что же мы будем делать? — спросила она, прижимая руку ко лбу.

— Мы погрузим его в мою машину.

— А что потом?

— А потом отвезем его домой.

— А потом?

Чёрч долго и пристально на нее смотрел.

— Если бы ты меня послушалась, и проявила терпение, мы бы не попали в такую переделку. Думаешь, я этого хотел? — сказал Чёрч, указав на тело Каспера. — Думаешь, я так представлял себе этот момент? Нет, но с этим покончено, и теперь мы должны всё уладить. Мы. Бери его за ноги.

— Я не просила тебя его убивать, — отрезала Эмма и, сделав, как ей велели, схватила Каспера за выглядывающие из-под брезента лодыжки. — Я тоже этого не хотела.

Чёрч вздохнул и поднял верхний конец завернутого в брезент трупа.

— Эмма, если от этого тебе станет легче, можешь считать меня главным злодеем. Отлично. А теперь пошли.

Все время, пока они неловко вытаскивали мертвое тело из входной двери и несли его по ступенькам, она, открыв рот, смотрела на Чёрча.

— Это не я проломила ломом чью-то голову! — прошипела она сквозь стиснутые зубы, когда их ноги зашуршали по гравию подъездной дорожки. — Я тебя об этом не просила. Я никогда ни о чем не просила.

Они остановились позади темного внедорожника, и на секунду Эмма задумалась, что стало с его дерьмовой Хондой «Цивик». Потом задняя дверца с писком открылась, и они запихнули труп на заднее сиденье. Эмма отступила назад, пока Чёрч поправлял ему ноги, проверяя, все ли в порядке.

— Хочешь знать, что я на самом деле думаю? — тихо спросил он, с размаху захлопнув дверь.

Обернув шею длинным красным шарфом, Чёрч повернулся к ней.

— Хочешь, чтобы это произошло прямо сейчас?

— Мне все равно, я…, — заспорила было она, но слова застряли у нее в горле, когда он вдруг протянул руку и застегнул молнию на ее зимней куртке.

Ее одежда была еще влажной после душа, и холодный ночной воздух пробирал Эмму до костей. Она и сама не осознавала, что дрожит.

— Это было твоим планом, — выдохнул Чёрч, и принялся застегивать на ней все пуговицы до самого подбородка.

— Что?

— Ты хотела, чтобы это произошло, — продолжал он, вытаскивая из кармана своего пальто другой шарф. Когда Чёрч обмотал им её шею, шерсть показалась Эмме грубой и колючей. — Ты ненавидела его и все, что он олицетворял, и считала, что он заслуживает смерти, и в глубине души хотела, чтобы это произошло. Просто ты боялась сделать это сама. Ты ждала, что я об этом позабочусь. Так я и сделал. Эмма, я делаю для тебя всё, и так редко слышу слова благодарности.

Ах. Теперь его голос был похож на тот, что звучал у нее в голове. Он заправил концы шарфа в ее куртку, а затем обошел машину и забрался внутрь. Завел двигатель. Эмма застыла как вкопанная, уставаясь на то место, где он стоял минуту назад. Этот коварный голос, эти цепкие глаза, такие же дурманящие, как и в ее воспоминаниях. Все это пыталось убедить ее в том, о чем она никогда раньше не задумывалась.