Чёрч. Книга 2

К тому же, весь банкет был за счет Чёрча. Пять его сотенных купюр лежали у нее в заднем кармане, а остальные — на дне рюкзака.

Какое-то время Эмма сидела неподвижно, потягивая горький кофе. Какая-то женщина за барной стойкой все время на нее оглядывалась, поэтому Эмма широко ей улыбнулась. Должно быть, она здорово походила на дьявола — половина ее лица была перепачкана засохшей кровью.

«Может, я и есть дьявол. Может, поэтому меня никто не любит».

У нее за спиной распахнулась входная дверь, и раздался звон колокольчика. Все посетители снова подняли головы, но Эмме было плевать. Ей просто хотелось съесть свой завтрак в четыре тысячи калорий, а потом сесть в автобус и ехать куда глаза глядят. Может, на запад. Может, на восток. А может, добраться до самого Нью-Йорка, долбиться в дверь к Чёрчу, колотить его головой об стену и орать на него, пока он, наконец-то, не влюбится в нее по-настоящему.

Эмма крепко зажмурилась и, стараясь прогнать подступившие слезы, сделала еще глоток.

«Он мне не врал. Я в это верю. Чёрч меня любил. Может, лишь минуту. Может, все время. Он просто этого боится и не признаёт, но это ничего не меняет. Это правда. Я в это верю. Верю. Я верю в тебя, Чёрч».

А потом из-за облака выглянуло солнце, и Эмма почувствовала, как сквозь окно закусочной пробился луч света и ласково коснулся ее щеки, словно погладил пальцем. Она улыбнулась про себя и сделала еще один большой глоток кофе.

— Я уж думал, ты никогда сюда не доберешься.

Какое-то время Эмма продолжала улыбаться, не открывая глаз. Она и впрямь слышала этот голос? Или он звучал только у нее в голове?

«В твоей голове больше нет голосов. Ты пальнула по ним всем из двуствольного ружья. То, что ты сейчас слышишь, это голос Бога».

Чёрч скользнул на сиденье напротив нее с таким видом, словно у него никогда в жизни не было неприятностей. На мгновение Эмме показалось, что у нее галлюцинации. Затем он взял у нее из рук кружку и отпил кофе.

— Это была долгая прогулка, — наконец, ответила она, сложив на столе руки.

Чёрч вскинул брови.

— Ты шла пешком?

— А как бы еще я сюда попала? Ты бы подобрал автостопщика, похожего на нечто подобное? — спросила она, окинув себя взглядом.

— Я бы подобрал автостопщика, похожего на тебя.

— Подхалимство — лучший путь к успеху, мистер Логан.

— Знаю, мисс Хартли. И как же ты обходила дорожные блок-посты?

Теперь настала очередь Эммы вскинуть брови.

— Дорожные блок-посты? — спросила она.

Чёрч кивнул и допил кофе.

— Ммм, хммм. Вот почему я не смог вернуться. После того, как я рассказал Джерри о наших планах и помог ему убрать в подвале, я поехал за реку — мне нельзя было покупать машину в городе, это показалось бы подозрительным, тем более, что я вообще не должен был там находиться. Но машину там найти не удалось, поэтому я поехал в этот город и, наконец, увидел припаркованный автомобиль с табличкой «Продается». По оставленному номеру мне целый час никто не отвечал, а парень, который наконец-то взял трубку, оказался полным козлом. Начал со мной торговаться. Потом не мог найти гребанные документы.

— К тому времени, как я обо всем позаботился, Джерри уже давно вызвал полицию. Они выставили дорожные блок-посты в надежде поймать таинственного убийцу Марго. Я не мог вернуться и понимал, что не смогу тебе позвонить. Эмма, я на самом деле считаю тебя умной девочкой, поэтому не сомневался, что, когда я не появлюсь, ты оттуда уйдешь. Это ближайший город. Так что я ждал тебя и спал на заднем сиденье машины — за это ты передо мной в неоплатном долгу.

Эмма рассмеялась.

«Вселенная разворачивается самым непостижимым, удивительным образом».

— Ты… великолепен, — уставившись на него, сказала она. — Откуда ты знал, что я приду в эту закусочную?

— Нет. Я знал только, что ты придешь с запада. Знал, что ты либо будешь на меня злиться, либо искать, но в любом случае, остановишься где-нибудь, чтобы собраться с мыслями.

— Да?

— Эмма, ты всегда так делаешь.

— Думаю, да.

— Так что мне оставалось лишь проверить. Здесь лучшими вариантами были эта забегаловка, удобный магазин, что далее по улице, и автовокзал. Я кружил между ними тремя. Если бы к вечеру ты не пришла, завтра утром я попытался бы пробраться в город.

— Как мило с твоей стороны, — вздохнула она, подперев рукой подбородок. — Есть еще новости из города?

— Райана объявили в розыск. Ты отлично всё продумала, Эмма, я впечатлен. Многие из наших соседей помнят, как однажды он приходил к нам в дом, и как ты на него кричала. Потом полиция заявилась к нему в мотель — ты была права, он сбежал, — сказал Чёрч. — И это было грандиозно. Он оставил после себя море всякой херни, включая документы, украденные с «Солнечного ранчо». Досье на Каспериана, и несколько на тебя.

— В общем-то, я не удивлена, — сказала Эмма. — Но несколько?

— Да. У него нашли копии всех записей Розенштейна о тебе, твою медицинскую карту и заметки Каспера о твоих занятиях на групповой терапии. Также сообщают о какой-то тетради с кучей песен, которые он написал о тебе. Очень романтично, не правда ли?

— Очень, — согласилась она.

— Жаль, что ты никогда его больше не увидишь.

— Не сказала бы, что буду по нему скучать.

— Это хорошо. Потому что я по тебе скучал, — сказал он. — А ты по мне скучала?

— Я на тебя злилась, — заявила Эмма. — Просто зверски.

— Да, но все же ты по мне скучала.

— … Да.

— И что теперь, Эмма? — вздохнул он, вытянув руки вдоль задней стенки кабинки. — Ты осуществила все мои мечты. Как насчет твоих?

Эмма на секунду задумалась, ковыряя кончик испачканного в крови ногтя.

— Я хочу увидеть океан, — сказала она ему. — И посмотреть твою нью-йоркскую квартиру. Побывать в какой-нибудь другой стране.

— Такие простые желания. Тебе очень легко угодить.

— А потом я хочу найти своего отца и отрезать ему голову.

— Ах, — вздохнул Чёрч, закрывая глаза. — Вот оно. Ты знаешь, что нужно сказать, чтобы мое сердце забилось быстрее. Я чертовски люблю тебя, Эмма.

— Хорошо. Ты и должен. Я достойна всей любви.

— Так и есть.

Их разговор прервало появление самой большой тарелки с едой, какую Эмма когда-либо видела. Официантка водрузила её на стол, затем взяла с подноса бутылочки с приправами и поставила их рядом.

— Слава богу, хоть кто-то появился! — сказала она Чёрчу, и он приветливо ей улыбнулся. — Как ты мог отпустить свою несчастную девушку гулять по лесу одну?

— Не знаю, — положив руку на сердце, сказал он. — Я никогда себе этого не прощу, но надеюсь, что когда-нибудь она меня простит.

Эмма никогда раньше не видела, чтобы Чёрч кокетничал. Ей почти понравилось.

— А я-то удивлялась, как такая тощая бедолага, съест всю эту еду, — усмехнулась официантка, сунув под мышку пустой поднос. — Рада видеть, что твой парень появился как раз вовремя, чтобы съесть свою долю, пока она еще не остыла.

— Конечно, — ответил он, опередив Эмму. — Мы ведь родственные души, что фактически делает нас одним человеком, поэтому, вполне естественно, что она заказала сразу на нас двоих.

— О, какая же ты прелесть! Я принесу вам еще кофе.

Когда она ушла, Эмма с Чёрчем развернули салфетки и принялись за еду. Эмма жадно поглощала лепешки с соусом и неотрывно наблюдала за тем, как Чёрч режет сосиски на маленькие кусочки.

«Что за язычники так их едят?!»

— Эй! — воскликнула она, кое о чем вспомнив, и поспешно проглотила кусок.

— Что? — ответил Чёрч, расправляя на коленях салфетку.

— Что это за дырки у тебя на потолке?

— Прости, что? — спросил он, не донеся до рта вилку.

— У тебя в спальне, — объяснила она. — На потолке. Целая куча дырок. Таких маленьких, как от кнопок. Ты, видимо, что-то прикреплял к потолку. Я пыталась это выяснить.

На мгновение Чёрч растерялся, явно пытаясь понять, о чем она говорит.

— Не знаю, что ты…

Его голос затих. Потом Чёрч отвел от нее взгляд и на какое-то время задумался. На мгновение повисло молчание, а затем он проговорил:

— Звезды.

— Звезды? — переспросила она.

Чёрч кивнул, положив вилку на стол.

— Звезды. Множество звезд. Господи, я совсем о них забыл, — выдохнул он, потирая рукой подбородок.

— У тебя на потолке были звезды?

— Да. Такие, которые светятся в темноте, — сказал ей Чёрч. — Моя… моя мать, это она их туда прикрепила. Я был одержим космосом. Солнечной системой. Мне было тогда всего, наверное, года четыре? Пять? Шесть? И она почти всё время вела себя со мной отвратительно, но в тот раз…

Чёрч погрузился в воспоминания, и между ними повисла еще одна долгая пауза.

— Мать сделала это, когда я был в детском саду. Помню, когда я вернулся домой, она не пустила меня в комнату. Мне пришлось ждать до вечера. И когда мать открыла дверь, то заставила меня закрыть глаза. Там горел свет, но она его выключила. Потом закрыла дверь и, распахнув глаза, я оказался в космосе. Ну, мне показалось, что в космосе.

— Это очень мило, Чёрч, — тихо произнесла Эмма.

— Мы легли на кровать, и я сказал ей, что это красиво и необычно, и… и признался ей, что мы будто в церкви. Я никогда не бывал в церкви, у меня не религиозная семья, но мне казалось, что там именно так. И тогда она обняла меня и сказала, что это я особенный, и что это — моя церковь. Поверить не могу, что забыл об этом. Господи, может, отсюда и пошло мое прозвище. (Здесь снова игра слов «Church» (англ.) означает «церковь», а также имя главного героя — Прим. пер.)

По какой-то нелепой причине глаза Эммы наполнились слезами. Она подумала о мутном трюмо Марго и ее красных губах. О звездах Чёрча и словах его матери. О пространстве, времени и судьбе. Об острых ножах, громких выстрелах и о том, как же это здорово, наконец-то, чувствовать себя свободной.

«Ты особенный, и ты — моя церковь, и я буду молиться у твоего алтаря столько, сколько ты мне позволишь. Во веки веков, аминь».

КОНЕЦ