Чёрч. Книга 2

21

Эмма крепко вцепилась в руль машины Джерри и уставилась на дорогу своими сухими, широко распахнутыми глазами.

С тех пор как Эмма перестала принимать таблетки, она редко спала больше пары часов за ночь. Она лежала без сна, глядя в потолок, считая дырки и размышляя над всем тем, что шептали голоса у нее в голове.

По словам доктора Розенштейна, чтобы снова доверять людям, ей необходимо набраться терпения и дать им шанс проявить себя. Так вот что нужно Чёрчу. В тот первый раз она проявила себя, доказала ему свою преданность, сделав все, о чем он ее просил.

Теперь настала очередь Чёрча проявить себя и сделать то, о чем просит она. И хотя днем ранее она и съязвила, на самом деле Эмма в нем не сомневалась. Он без малейшего колебания проломил голову Касперу. Он мог убить Марго, и это, скорее всего, не вызвало бы у него никаких эмоций. Он бы спокойно с этим справился. Он просто беспокоился о ней. Ей придется развеять его опасения. А им обоим — набраться терпения и вернуться к чему-то напоминающему доверие.

Но до тех пор выспаться ей явно не удастся.

— С тобой всё в порядке? — спросил сидевший рядом Джерри.

Эмма закашлялась и покачала головой.

— Не совсем, Джер, нет. Со мной не всё в порядке.

— Больше, чем обычно?

— Да.

— Ты знаешь, что когда Чёрч был совсем маленьким, мы водили его к психологу?

Эмма взглянула на Джерри. Куда, черт возьми, он клонит?

— Да, он говорил мне, что побывал у одного или двух психиатров, — пробормотала она.

— По настоянию его матери. Лично я никогда не видел в его поведении ничего плохого. Этот доктор, парень, с которым я виделся всего несколько раз, когда привозил их и увозил, начал рассказывать мне о моем сыне. О моём сыне. Как будто он мог узнать что-то о Чёрче после парочки одночасовых посещений. Он сказал нам, что Чёрч еще слишком мал, чтобы ставить ему диагноз антисоциального расстройства личности, но у него имеется много классических симптомов. Сказал, что хотел бы взять Чёрча под пристальное наблюдение и лечить его. Ты можешь себе представить, как Чёрча пичкают лекарствами? Отупляют его блестящий мозг наркотиками просто потому, что он другой? Потому что он бесподобный. С этим никому не справиться. Ни врачам, ни моей жене, никому.

К концу его маленькой речи голос Джерри дрогнул от напряжения. Эмма то и дело оглядывалась на него, едва не задев припаркованную машину. Он говорил, как совершенно другой человек.

— Чёрч сказал мне, что он перестал ходить к психиатру, потому что его стали одолевать… нехорошие мысли.

— Ну да, это одна из причин.

— А какая другая?

— Я этого не позволил. Я запретил его матери увозить Чёрча из дома. В конце концов, она ушла от нас, потому что я не дал ей ему «помочь».

— Ты его защищал, — тихо сказала она, и Джерри кивнул.

— Как Чёрч сделал бы все, чтобы защитить тебя, Эмма, так и я сделаю все, чтобы защитить его.

— Понятно.

— Сомневаюсь, — вздохнул Джерри и, когда они въехали на стоянку его работы, понизил голос. — По-моему, ты решила, что очень мне нравишься.

Круто. Кто знал, что Джерри может быть таким грубым?

— Думаю, да, мне так казалось.

— Это не так. Эмма, мне никто не нравится. Никто. За исключением моего сына, которому сейчас тяжело. Ради которого я готов на все. На всё, что угодно. У него есть задатки величия, способность делать такое, что другим и не снилось. Долгое время мне казалось, что ты сможешь поддержать его в этих стремлениях. Теперь я в этом не уверен. Эмма, я рассчитывал, что ты станешь для моего сына подарком. Подарком, который, похоже, пришелся ему по душе; новая блестящая игрушка, так сказать. Но когда он устанет от своей новой игрушки, то…

Джерри замолчал и, пока Эмма парковала машину, не произнес ни слова. Она повернула голову и уставилась на него.

— То что? — вздохнула она. — Заканчивай то, что начал, Джер.

Наконец, он повернулся и посмотрел на нее. Обычно отражающаяся в его глазах пустота исчезла, и теперь его взгляд был проницательным, ясным и настороженным.

— Я привел тебя в свой дом. Я могу и с лёгкостью тебя из него убрать. Убрать туда, где тебя никто никогда не найдет. Куда-нибудь в глубокую, темную яму в дремучем лесу. Ничего не напоминает? Эмма, мне не хочется этого делать. Пожалуйста, не заставляй меня так поступать. Сделай его счастливым, не подвергай его опасности, и мне не придется этого делать.

Он… он… Джерри сейчас что, угрожал ей расправой? Если она продолжит ссориться с Чёрчем, Джерри зароет ее рядом с Каспером? Эмма ничего не ответила, лишь таращилась на него, пытаясь переварить сказанные им слова, поэтому Джерри, в конце концов, вышел из машины. Похлопал на прощание по крыше «Бьюика» и направился на свой завод.

«Боже, может, Чёрч прав. Может, Джерри и впрямь кого-то убил. На самом деле всё это так ужасно. Чёрч думал, что в чудовище его превратило то, что с ним жестоко обращалась, а потом бросила его мать, а в действительности он все это время жил с таким же чудовищем».

Эмма около часа просидела в пустом доме Стейси. Выбив подвальное окно, она пробралась внутрь. В доме было холодно. В целях экономии Стейси выключила термостат, а, чтобы не замерзли трубы, изо всех кранов текла струйка воды. Поэтому Эмма взяла из какой-то комнаты постельные принадлежности, перетащила их в самое холодное место в доме — в подвал — и свернулась там в углу калачиком.

Ей нравилось лежать в холоде, молчать и не двигаться. Подальше от притягательного магнетизма Чёрча и энергетического вампиризма Марго. Даже Джерри ее утомлял. В этом доме было невозможно нормально соображать, а она находилась в нём постоянно.

«Вот почему я не в себе — этот чертов дом проклят».

Она думала о матери и обо всем, что говорил Чёрч. Неужели ей действительно хочется убить собственную мать? Она только что сошла с сумасшедшего поезда — может, Чёрч прав и ей лучше какое-то время подождать. Поехать с ним в Нью-Йорк, как он сказал. Попробовать немного пожить другой жизнью. Похоже, даже Джерри считал, что ей нужно притормозить и расслабиться. (Сумасшедший поезд — здесь отсылка к песне «Crazy Train», написанной Оззи Осборном, Рэнди Роадсом и Бобом Дейсли. Была выпущена как первый сингл Осборна в 1980 году для дебютного альбома Blizzard of Ozz — Прим. пер.).

Но не успела Эмма об этом подумать, как ее душа тут же воспротивилась. Она не сможет спокойно жить, спокойно спать, зная, что Марго безнаказанно продолжает свое существование. Безо всяких ограничений. Рано или поздно ее мать узнает, сколько на самом деле денег у Чёрча, и тогда она снова будет пробираться в жизнь Эммы. Нет. Хватит. Ей надоело жить как на иголках.

«Кроме того, если я ее убью, в моей голове станет на один голос меньше».

Пытаясь набросать план, Эмма в конце концов задремала. Еще мгновение назад она размышляла, стоит ли ей делать это самой или попросить Чёрча, как вдруг неожиданно проснулась.

Эмма сразу поняла, что проспала очень долго. Солнце было уже высоко — лучи пробивались в окна подвала под совершенно другим углом. Взгляд на телефон подтвердил ее догадки, что сейчас около часа дня. Она проспала встречу с Розенштейном. Проспала время, в которое должна была вернуть машину Джерри. Разблокировав экран, Эмма тут же увидела сообщение от него.

«Не волнуйся, Марго не знает. Можешь не возвращать машину до пяти».

Ну, хоть об этом можно было не беспокоиться. Она села, потерла сонные глаза и позвонила доктору Розенштейну. К счастью, он был на месте.

— Эмма. Должен сказать, я удивлен, — сказал он, взяв трубку.

— Я проспала, — ответила она хриплым, сонным голосом.

— Избыточный сон — признак депрессии, Эмма.

— Да ну? Это ещё и признак нефиговой усталости.

— Агрессия тоже может быть признаком. Эмма, я о тебе беспокоюсь.

— Да Вам плевать на меня, док, Вы просто боитесь попасть в неприятности. Вас волнует лишь благополучие Вашего драгоценного «Солнечного ранчо». И Вашего драгоценного зятя.

— Кстати, о нем. Он не звонил твоей матери?

— Нет, а что?

— Потому что со времени его отъезда прошло уже пять дней, а от него по-прежнему ни слуху, ни духу. Моя жена несколько раз звонила семье его отца — там о его визите никто ничего не знает. Мы ездили к нему домой, но похоже, все это время дома его тоже не было. Его машина на месте, а он просто… исчез. Я надеялся, что твоя мать что-нибудь о нем слышала, но раз нет, то нам придется позвонить в полицию. Не могла бы ты с ней поговорить, а потом дать мне знать?

Вот оно. Все встало на свои места. Или рухнуло. Теперь вмешается полиция. Эмма вдруг поймала себя на том, что лихорадочно вспоминает события того вечера. Она ничего там не оставила? Носок, резинку для волос или какое-нибудь украшение? Вроде бы нет, они с Чёрчем не забыли взять с собой даже ее разорванную футболку. Тем не менее, у нее внутри начала закипать паника, и Эмма поняла, что рано или поздно люди сопоставят все факты, которые приведут их к ней.

Ей нужно что-то сделать. Нужно действовать быстро.

Тебе нужно определиться, действительно ли ты хочешь быть громом, или Чёрч может встать на путь разрушений в одиночку.

— Обязательно спрошу, доктор, — наконец ответила она. — И… знаю, что отношения у нас порой были натянутыми. Но они ведь не всегда были плохими, правда? Спасибо Вам за помощь. Я нередко слышу Ваш голос и хочу, чтобы Вы знали, я часто к нему прислушиваюсь.

— Э… это хорошо, Эмма. Мне так кажется. Увидимся во вторник? — спросил он.

— Нет, не думаю, — тихо ответила она. — Уверена, Вы помогли мне всем, чем могли, но теперь пришло время кому-то другому обо мне позаботиться.

— Эмма, — сказал он. — Знаю, что у нас были разногласия, и дела пошли ужасно. Но я же чувствую, что что-то не так, и просто хочу тебе об этом сказать.

Эмма потеребила край одеяла и глубоко вздохнула.

— Видите ли, это всё Райан…

— Райан? Райан Парк?

— Да.

— Хорошо, Эмма, расскажи мне все. Причем тут мистер Парк?

Она вдруг поняла, что улыбается.

«Да, да, доктор. Задавайте правильные вопросы, ищите правильные ответы и верьте всему, что говорит вам несчастная больная девочка, потому что ей нужна Ваша помощь. Она ей очень, очень нужна, потому что девочке хотелось бы пожить немного подольше».