Найду тебя по звёздам

Глава 17. Линара

Иду к пирсу, который стоит в стороне от детского пляжа. Идти не близко, но мне хочется понырять, если уж выдалась такая возможность, а не просто поплескаться на мелководье. Я снимаю свои плетёные сандалии, и по старой привычке, шлёпаю босиком, загребая ногами песок. Он горячий, обжигает ступни, а мне нравится. Сразу вспоминается детство.

Узкий пирс длинным языком уходит в море, и заканчивается широкой площадкой с баром под навесом в центре и открытыми лежаками по периметру. Некоторые из них заняты загорающими.

Подхожу к самому дальнему шезлонгу, снимаю парео, шляпу, несколько минут наслаждаюсь солнцем, пока стягиваю волосы в тугой пучок и наблюдаю за пловцами. Их немного, и это мне нравится — не люблю толпу. Приближаюсь к краю пирса, где установлен мостик для любителей понырять. Смотрю вниз, изучаю фарватер — здесь довольно глубоко, густая синева подо мной подтверждает это.

Море медленно и лениво перекатывается на поверхности гладкими изумрудными волнами, манит, зовёт, обещает прохладу. От предвкушения пальцы на моих ногах поджимаются, а сердце начинает гулко биться.

Встаю на самый край, дышу. Всё медленней и медленней. Наконец поднимаю руки над головой, задерживаю дыхание, и резко отталкиваюсь. И, после плавного непродолжительного полёта, щучкой ухожу под воду.

Ааащщщ….

Море заглатывает меня, и тут же сжимается вокруг, принимая в свои гостеприимные объятия, словно мать встречает своё дитя после долгой разлуки. Ну, здравствуй. Вот я и дома. Как же я скучала! По твоей ласке и силе, по твоему запаху, и переменчивому цвету. Я люблю тебя, Море, и знаю, что моя любовь взаимна.

Ухожу в глубину, для начала не слишком усердствуя, переворачиваюсь, делая кувырок, и поднимаю открытые глаза кверху. Там солнце подмигивает мне сияющим оком, тянет лучи ко мне. Они веером разбиваются на тонкие струны, и вода играет на них, как на арфе, свою волшебную музыку. Всё в движении, всё живёт, перетекает, колышется, изменяется. Другой мир, другие реалии. И слова здесь нужны другие, не земные, чтобы описать эту красоту.

Отпускаю руки, полностью расслабляюсь и закрываю глаза. Невесомость подхватывает меня, лишая притяжения и направления. Тела нет, есть только душа. Я в нигде, я в космосе, в нирване. Между светом и тенью, между да и нет, между всегда и никогда. Я в той микроточке, где я еще есть, но меня уже нет.

В эту игру я играю давно, лет с двенадцати. Страшно сейчас сказать, но сначала я хотела почувствовать то, что чувствовал мой отец в свои последние секунды жизни. Это был жестокий урок для меня, до сих пор удивляюсь, как тогда не дошло до беды. Очнулась я на берегу — даже не помню, как выплыла, как добралась до земли, а может, море само вытолкнуло меня, я и в это поверю.

Пролежала в полном одиночестве несколько часов, страдая от жуткого озноба, тошноты и обезвоживания, периодически теряя сознание. Меня нашли подростки, пришедшие на пляж искупаться. Когда я смогла хоть что-то объяснить, оказалось, что меня вынесло за несколько километров от того места, где я ныряла.

Что ж. Урок не пошел мне впрок. Через какое-то время я повторила попытку. Но в этот раз постаралась не терять контроль над ситуацией, слушать свои ощущения, подстраиваться под момент. Это уже потом я стала интересоваться фридайвингом, читать о технике погружения и задержки дыхания. А тогда я просто ныряла снова и снова, с каким-то маниакальным упорством, даже не понимая своей конечной цели. Чего я хотела этим добиться? Что доказать? Я и сейчас не до конца понимаю. Но однажды, при очередном погружении, я почувствовала ЭТО.

На поверхность я вернулась новой Линарой, будто меня разобрали на части и снова собрали, и в этот раз правильно. Я поняла, что море приняло меня, а я примирилась с ним.

С тех пор, как только появляется возможность, я делаю это: нырок, кувырок и зависание в полной тишине на глубине моих возможностей. На несколько мгновений я становлюсь частичкой другого мира. Здесь я возрождаюсь заново, здесь моё чистилище, мой храм, мой дом, в котором я не чужая, не отверженная, в котором я черпаю свою волю к жизни, чтобы жить, несмотря на все трудности и невзгоды. Жить.

Моё время здесь заканчивается. Море толкает меня вверх, к солнцу, в очередной раз, подарив мне частичку себя и своей силы. Я возвращаюсь.

Еще не до конца всплыв на поверхность, я уже замечаю Его сквозь толщу воды. Он стоит на краю пирса, крепко сжимая поручни широкими ладонями, и смотрит вниз, прямо на меня. Впрочем, не уверена, потому, что на мужчине тёмные очки. Его лицо напряжено, брови хмурятся, он рассержен, а может это мне только кажется из-за густой щетины и растрепанных тёмных волос, которые придают незнакомцу грозный, и немного диковатый вид.

После долгого пребывания под водой зрение восстанавливается не сразу. Приходится промаргиваться, чтобы предметы стали чёткими. Пока я это делаю, мужчина наверху исчезает из виду. Я мысленно пожимаю плечами, отворачиваюсь, и неторопливо гребу прочь от пирса — мне пока не хочется подниматься.

Отплыв достаточно далеко, ложусь на спину, и отдаю себя на волю волн. Отдыхаю. Закрываю глаза, и перед моим мыслимым взором снова встаёт фигура неизвестного на помосте. Не знаю, как объяснить: что-то ассоциируется у меня с этим человеком. Знакомыми кажутся не столько детали внешности, сколько образ в целом. Это его напряженное состояние, недовольство, нетерпение, угадываемое в позе, и, в тоже время, концентрация, готовность к некоему действию, словно он собрался…

Словно он собрался сделать прыжок. Ну, конечно! Вот, что показалось странным. Он был готов прыгнуть на меня, как тот человеко-тигр из сна. И выражение его лица было почти таким же злым, пугающим и… осуждающим. Будто я сделала что-то, что ему не по нраву.

Окстись, Линара, одёргиваю сама себя. Какие сны, какие тигрочеловеки? Мужик, возможно, просто сплюнуть за борт захотел, а ты тут не к месту из воды нарисовалась, вот он и вознегодовал.

Я раздражённо фыркаю, делаю кувырок и снова ухожу под воду. На этот раз остаюсь там подольше — мне нужно прийти в себя, избавиться от идиотских мыслей. А когда выныриваю, меня ждёт сюрприз.

— Мадам! Внимания, мадам!

От неожиданности вздрагиваю и оглядываюсь. Это что, меня, что ли?

Верхом на сверкающем гидроцикле в мою сторону буром несётся молодой «Аквамен» в форме береговой спасательной службы, и орёт в рупор на ломаном русском с примесью корявого английского:

— Мадам, вернитесь на берег! I repeat: return to the shore!

Парень делает полукруг буквально в паре метрах от меня, и окатывает волной от своего цунами-мобиля, грозясь утопить в любой момент. Это так они спасают?!

Я отплевываюсь, с трудом удерживаясь на воде, но иду на принцип и, задрав нос, спрашиваю:

— А что, собственно, случилось, товарищ?

— Здесь Вам нельзя! Возвращайтесь, please.

— Да, но…

Оглядываюсь по сторонам — буйки ещё далеко, да и народ вокруг спокойно плещется себе.

— Пожалуйста, мадам! Swim to the shore, please!

Да какого чёрта?! Разве здесь запрещено купаться? А как же остальные? Им, значит можно, а мне нельзя? Может, здесь какая-нибудь закрытая зона, только для вип-персон? Но это нигде не указано.

— К берегу, к берегу, мадам! — спасатель явно теряет терпение, и выписывает восьмёрки на воде, отчего меня захлёстывает чуть ли не с макушкой. Да он издевается!

— О’кей, о’кей! Я всё поняла! Но я поплыву туда, there, там мои вещи, ферштейн?

Я жестом указываю на пирс. Парень согласно кивает.

— Если Вам нужна помощь, мадам…

— Hayır, teşekkürler! (*Нет, спасибо!) Придурок… — добавляю тихо, разворачиваюсь и гребу назад.

Возвращаюсь к нашим. Настроение на нуле. Меня выперли с территории пирса, даже ничего не объяснив! Как же так?!

Небрежно швыряю на лежак скомканные вещи, а сама падаю на живот рядом с Аськой и Евгением. Я зла, я очень зла! Мне хочется, как маленькой, дрыгать ногами, бить кулачками и дуро́м кричать, что меня никто не любит. Отвратительно!

— Ну, как окунулась?

— Тёть Лин, смотри, мы почти достроили твой замок!

Сооружение из песка действительно напоминает размноженный на клоны Кёльнский собор с его остроконечными пиками, стремящимися вверх.

— Грандиозно, котёнок, вы молодцы! — отвечаю с натянутой улыбкой, понимая, что не имею права своим раздраем портить ребятам такой прекрасный день. Но Женя сразу замечает мой кисляк.

— Что-то случилось?

— Нет, ничего. Просто устала с непривычки.

Утыкаюсь носом в песок. Пытаюсь избавиться от негатива. Дышу, считаю пульс, пою про себя песенку из «Маши и Медведя», но ничего не помогает. Мне всё так же обидно до слёз. Вот какого хрена?!..

Ладно, это не единственный пирс на пляже, есть и другие.

— Лин! Иди к нам в тенёк, не лежи на солнцепёке.

— А то сгоришь. Вон, у тебя волосы уже совсем красными стали, — добавляет Аська, грозя мне грязным пальчиком.

— И пусть, — упираюсь, как ребёнок, надув губы. Может, солнце поможет выжечь из меня неприятный осадок от случившегося.

— Тогда не будет с моей стороны наглостью предложить Миледи помазать ей спинку защитным кремом?

Не выдерживаю и смеюсь. Нет, ну, правда, смешно. Теперь он на меня без спроса даже дунуть боится?

— Вы на редкость галантный шателен, мсьё, — подхватываю шутку. — Что ж, так и быть, милостиво позволяю Вам поухаживать за мной.

Евгений отрывается от очередной башни и с готовностью опускается передо мной на колени.

— Прикрой голову.

Мне на голову летит соломенная шляпа, давая моим глазам отдых от яркого света. Я с облегчением их прикрываю. На самом деле жара не сильная, — всё-таки почти середина ноября, пусть и средиземноморье, — но скоро полдень, и солнце уже набрало силу.

— Будет немного прохладно, — наклоняясь, мурлычет мне Женя в самое ухо.

— Жду с нетерпением, — отвечаю в том же тоне, с опозданием понимая, что мы с ним снова флиртуем.

Ну, и пусть. Немного мужского внимания моей подорванной самооценке сейчас не повредит, а то этот… Нет, не «Аквамен» меня бесит, хотя он тоже, но вот тот, «недовольный» с пирса, что посмел смотреть на меня так, будто я ему что-то должна, так просто выбешивает. С какой стати он так на меня смотрел, спрашивается?

Когда я вернулась на пирс собрать вещи, я не заметила его среди отдыхающих. Лишь какой-то амбал в профессорских очках — непередаваемый диссонанс, — стрельнул в меня глазами со своего шезлонга, и снова уткнулся в планшетник, который держал в руках. Но это точно был не он.

А вот тот, что рядом развалился и спал, очень даже возможно. Но с уверенностью сказать не могу: его лицо было полностью скрыто под развёрнутым журналом. Лёгкая рубашка мужчины, небрежно распахнутая до пупа, открывала бронзовый торс, со всеми положенными впуклостями и выпуклостями крепкого мужского тела. Мощные загорелые ноги расслабленно раскинуты по лежаку, а свободные шорты не скрывали внушительной атрибутики матёрого альфа-самца, эдакого хозяина прайда, в полном расцвете физической силы. Ненавижу, когда мужики так откровенно демонстрируют свои причиндалы! И всё же глаза невольно задержались на них. Глупые глаза. Бесстыжие.