Найду тебя по звёздам

Глава 41. Линара

Я уже бесконечно долгое время качаюсь на волнах, глядя в розовеющее предзакатное небо. Чайки проносятся надо мной белыми искрами. Хотелось бы мне быть такой вот чайкой и не знать забот. Так ведь нет: живи, Линара, человеком. Жри заботы ложкой, не подавись.

Глушу удушающую безнадёжность, которая уже начинает зарождаться внутри меня. Заставляю измученное тело перевернуться, собраться с силами и сделать очередной рывок вверх. И снова, сдирая кожу, падаю вниз, уходя с головой под воду. Боюсь, в один прекрасный момент, я просто не всплыву — не смогу.

Пропади всё пропадом. Я убила Рамиля, я победила Голиафа, можно сказать, а забраться в чёртову лодку не могу. Кормовой трап поднят, и, как бы я не старалась дотянуться до него, сделать это со связанными руками в одиночку нет никакой возможности. Обидно. Устало упираюсь лбом в пузатый борт лодки и снова во всю глотку ору:

— Нисааар!!

Нет, бесполезно. Не знаю, сколько я тут болтаюсь, как г….о в проруби, кружа, крича, стуча по борту. Она либо мертва, либо в отключке. Рук не чувствую, тело от холода закостенело, зуб на зуб не попадает. Еще немного, и я последую за Рамилем, как пить дать. Кстати, пить тоже хочется. Самая ужасная жажда — это жажда в море. И никакой бедуин не убедит меня в обратном.

И вдруг лодочный трос, которым я обмотала себя, не надеясь самостоятельно удержаться на воде, начинает дёргаться. Я вскидываю голову в отчаянной надежде:

— Нисар! Нисар!!

Из-за борта выглядывает изуродованное лицо сестры.

— Лина… — всхлипывает она. — Ты жива…

..

Мы с Нисар молча боремся с преградой чуть больше метра высотой, будто Эверест покоряем. Наконец, она за шкирку затаскивает меня в лодку. Я валюсь мокрой тушей на пол, не веря, что снова ощущаю под собой хоть что-то твёрдое. Первое, что я прошу — воды, и Нисар приставляет к моим побелевшим губам горлышко от бутылки с минералкой. Наверное, я выпиваю сразу литр, после чего мне становится совсем худо и меня рвёт.

Тело колотит от холода и смертельной усталости. Даже не замечаю, когда сестра притаскивает плед из каюты и натягивает его мне на плечи. Затем, примостившись рядом, она достаёт кухонный нож и начинает пилить размокшие на руках путы. Стараюсь не смотреть на это, потому, что нож в её руках ходуном ходит. Впрочем, порежь она сейчас мои запястья на ремни, я бы всё равно не почувствовала.

— Как Ася?

— Ей в больницу надо, — с трудом ворочая языком, говорит Нисар. Её и саму в больницу надо: у неё лицо распухло, как мяч. Кажется, ещё и нос сломан. Когда действие наркотиков пройдёт, она наверняка на стенку полезет от боли. Верёвки падают, и я валюсь на спину, воя в голос от ломоты в пальцах.

Нисар снова что-то тычет мне в стиснутые зубы.

— Вот, выпей.

— Что это?

— Водка. Согреешься.

Без раздумий делаю два больших глотка из фляжки. Кровь нехотя начинает разгоняться по телу. Я моментально пьянею, но согреваюсь.

— Где мы, знаешь?

— Нет, — качает головой Нисар.

— Понятно.

Я с трудом принимаю сидячее положение. Меня штормит. Но спиртное придаёт мне силы. Знаю, что это ненадолго, поэтому надо торопиться.

— Иди к Асе, — говорю сестре. — Делай всё, чтобы привести её в чувство.

— Лина!

— Что?

— Я не хотела… чтобы так…

— Потом, Нисар. Сейчас иди к дочери.

Сестра удручённо кивает и, пошатываясь, на четвереньках ползёт в каюту.

А я ползу к приборам, чтобы для начала разобраться, где мы. А потом попытаться вытащить нас из этого дерьма. И лучше бы мне это сделать поскорее.

**

— Девушка, девушка!

Я поднимаю голову. Почему фойе любой больницы сделаны так, чтобы ожидающие испытывали максимум неудобств? Причём что у нас, что заграницей.

— Ваша сестра очнулась. Вы просили сообщить.

— Да, спасибо, — тру глаза, в которых словно песок насыпали. — А племянница?

— Стабилизировали, сейчас она спит. А сестру можете навестить. Вам помогли вызвать родственников?

— Да, они уже едут, спасибо.

— Хорошо. Вон, та палата. Только старайтесь не волновать вашу сестру, она ещё очень слаба.

Миниатюрная медсестричка торопится дальше, а я пытаюсь оторвать затёкшее тело от жесткого стула и, когда мне это удаётся, тащу его по коридору в палату.

Нисар лежит на койке, укрытая по самый подбородок. Голова забинтована, на носу накладка. Челюсть тоже зафиксирована. Господи, этот зверь на ней живого места не оставил. Впрочем, и я не лучше выгляжу: запястья перевязаны, на лбу огромный пластырь обтягивает шишку размером с яйцо, ссадины по всему телу замазаны зелёнкой, делая меня похожей на воина маори в разгар военных баталий.

Смотрю на Нисар и сердце кровью обливается. Всхлипываю, держась из последних сил, чтобы не зареветь, и говорю первое, что взбредает в голову:

— А знаешь, мне никогда не нравился твой нос.

На что Нисар дёргается и мычит, видимо, по достоинству оценив мой чёрный юмор.

Говорить она не может, поэтому и спрашивать о чём-то бесполезно. А вопросов у меня скопилось тьма. На лодке вести беседы было некогда — имелись дела поважнее. И сейчас, видимо, тоже с этим придётся подождать.

Подтаскивая стул к кровати, сажусь, беру руку сестры в свою.

— С Асей всё будет хорошо. Она спит. Наши уже едут сюда.

— Ммм…

Мои нервы расшатаны и оголены, как провода под напряжением. Поэтому, не удивительно, что так и не могу сдержать слёз, глядя на Нисар, когда-то такую красивую, уверенную в себе, дерзкую, а сейчас сломленную, как сухое дерево на корню.

— Рамиля больше нет. Он больше не будет угрожать ни тебе, ни Асе. Ты свободна, Нисар.

Из глаз сестры тоже катятся слёзы, стекая на подушку. Я беру салфетку и осторожно промокаю их.

— Не плач. Всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо.

Но мы продолжаем разводить сырость, потому, что обе знаем, что «хорошо» не будет. Слишком много наворочено «плохого». И, всё же, главное, что мы живы, значит есть надежда на лучшее.

— Нисар!

В палату влетает Роксана, бледная, растрёпанная. На ней какое-то несуразное домашнее платье, туфли на босу ногу. Видимо, сорвалась из дома, в чём была. Я встаю со стула, уступая ей место. Но она не замечает меня, сразу бросается к дочери, тянет к ней ладони и тут же отдёргивает их, закрывает лицо и разражается горькими рыданиями.

— Тётя… Всё позади, тётя, — осторожно беру её за плечи, усаживаю на стул и иду наливать ей стакан воды.

..

Выхожу из палаты, когда убеждаюсь, что Роксана успокоилась настолько, что может держать себя в руках. Ответив на её многочисленные вопросы, на какие у меня есть ответы, и на какие я готова отвечать, оставляю мать с дочерью наедине.

Прикрыв за собой одну дверь, хромаю к другой. Осторожно надавливаю на ручку, толкаю, заглядываю в узкую щель одним глазком. Вижу Аську на кровати, которая слишком большая для неё. Она всё еще спит. Уже не такая бледная, но всё еще слабенькая и неподвижная. В её крохотной ручке торчит иголка от капельницы — бедная моя малышка. Я быстро прикрываю рот ладонью, сдерживая всхлипы. Всё на свете бы отдала, чтобы этого не случилось. Снова бы убила.

Заир сидит спиной ко мне, и всё равно я вижу, насколько он сломлен. Сгорбившийся, с поникшими плечами, с лохматой гривой спутанных тёмных волос — он так и не подстригся, не к месту замечаю я. Уверена, его глаза сейчас красные от скупых, мужских слёз. Ему больно. Милый, дорогой мой человек. Как же мне хочется облегчить твою боль, утешить, успокоить, прижать к себе…

Мои пальцы уже касаются створки, когда неожиданно узкий обзор перекрывает чья-то фигура. Не сразу соображаю, что это Марина. Она стоит передо мной в проёме, словно на страже своих владений, и молча сверлит меня взглядом. Мы несколько секунд пристально смотрим в глаза друг другу — удивительно, какие они у неё холодные. А потом дверь медленно захлопывается прямо перед моим носом.

Как многозначительно. Как мелодраматично. Вот так, без слов, одним движением, мне дали понять, где моё место. Оно не там, не с ними. И никогда не будет.

..

Чувствуя себя полной идиоткой, отхожу в сторону, смотрю в окно, но ничего не вижу за стеклом — перед глазами всё еще Аська и сгорбленная спина Заира.

— Линара!

Оборачиваюсь. Со стороны лифта ко мне торопливо приближается Зотов. Лицо хмурое, бледное, даже сквозь загар. Обычно сдержанный и хладнокровный, сейчас он выглядит взволнованным.

Подходит, смотрит внимательно, видимо, оценивая мои "боевые раны" на глаз профессионала. Когда видит перевязанные запястья и сломанные до мяса ногти, что-то зло бормочет про себя, чертыхается.

— Как ты?

— В порядке.

Кивает, кусает щёку, глядя по сторонам. Нервничает?

— Пойдём куда-нибудь, поговорим.

..

Сидим в кафе на первом этаже больницы. Кофе здесь гадостный — не люблю «Старбакс». Аркадий притулился напротив, шелестит пустой обёрткой от сахара-песка.

— А тебе можно?

— Что? — не понимаю я.

— Ну, кофе.

— А где Вы тут кофе видите? — спрашиваю и делаю глоток пойла из фирменного «ведра» Старбакса. По-другому эту посудину и то, что в ней, назвать трудно.

Зотов хмыкает, и лицо его перестаёт быть таким хмурым.

— Расскажи, как дело было.

Устало откидываюсь на спинку пластикового стула. Опять?

— Да Вы наверняка уже читали мои показания. Вы же общались с морской полицией.

— Читал. Общался. Но хочется от тебя услышать, лично.

Пожимаю плечами. Вкратце излагаю хронологию недавних драматических событий, уже заученную наизусть. В конце, подводя итоги, говорю:

— Мы оба упали за борт, я выплыла, Рамиль нет. Всё.

— У тебя были связаны руки, и ты выплыла. А он нет. Как так?

— Я хорошо плаваю, — спокойно отвечаю, гладя прямо в серые глаза Аркадия. — А он был под кайфом.

Нет, дорогой, ты никогда не узнаешь правды. За то, что я совершила, я буду отвечать только перед своей совестью, больше ни перед кем.

Зотов глядит на меня несколько долгих секунд и вдруг изрекает:

— Ты молодец, девочка.

Неожиданно. Я даже смущаюсь. Рассматриваю свои обломанные ногти.

— А вот Вы не очень, господин Зотов. Как так получилось, а?

Аркадий нервно проводит рукой по коротким волосам.

— Виноват. Не проинтуичил.

— Такое ощущение, что они следили за нами.

— Так и было. Видишь ли, Марина…

Он замолкает. А я вся подбираюсь:

— Марина — что?

— Она инстаграм ведёт. Уже много лет. Ежедневные фото, видео, комментарии… ну, ты понимаешь. Шоу. В общем, Мансуров выследил по ним ваше передвижение. И, скорее всего, ехал за вами от самого дома Юсуфа.

Чувствую, как «загривок» мой «приподнимается».

— Что?! Она… она…

— Нет, конечно, не специально, не думай, — машет рукой Зотов. — Просто трагическая случайность. Ошибка.

— Ошибка? Ошибка, которая могла стоить нам жизни!

Ошибка, мать твою! Вспоминаю, как Марина практически весь наш маршрут выкладывала в соцсеть, пока мы ехали от Юсуфа. Немудрено! Выкрасть Аську из дома-крепости Челика, или из гостиничного комплекса, где всюду камеры и охрана, конечно же, проблематично. А вот в огромном ТЦ так запросто. Тем более, как матери, Нисар ничего не стоило подманить к себе Аську и незаметно умыкнуть её в толпе. Но Марина! Случайность? Ой, ли?