Галинкина любовь [Я буду держать тебя за руку]

– Это правда? – выкрикнула она, завидев отца и забыв даже поздороваться. – Скажи мне, то, что написано в «Глянце» – правда?!

Белецкий растерялся. Несмотря на то, что всю дорогу он прокручивал в голове всевозможные варианты разговора с Дашей (от правды – до спасительной лжи), встреча лицом к лицу оказалась слишком внезапной. Нерешительно улыбнувшись, он приблизился к ней и попытался обнять.

– Ты моя родная девочка… – ласково проговорил он. – Моя, как же может быть иначе?

Даша шмыгнула носом и исподлобья взглянула на отца. Ей отчаянно, до слёз, хотелось ему верить. Но…

– Ты съездишь вместе со мной на генетическую экспертизу для установления отцовства? – спросила она холодно. – Мне просто нужно окончательно убедиться в том, что эта статья – бред собачий.

У него внутри всё опустилось. Александр не знал, как реагировать на эту просьбу – просто не был готов к ней. Даша всё поняла по его лицу.

– Так значит, всё-таки правда, – проговорила она заторможенно, словно про себя.

– Даш… – он робко прикоснулся к её плечу, но она с неожиданной резкостью отбросила его руку. Лицо её исказилось от злости, практически ненависти.

– Это всё правда! – повторила она. – Правда!!!

И, развернувшись, девчонка пулей вылетела за дверь. Белецкий не успел её остановить.

Следующие несколько дней прошли в каком-то странном забытьи. Белецкий помнил только о том, как сменил сим-карту – чтобы назойливые журналисты не донимали его бестактными звонками. Всё остальные события всплывали в памяти смазанными, словно через дымку. Возможно, это была защитная реакция. Наверное, он ездил в театр; наверное, с кем-то встречался и разговаривал; наверное, что-то ел и когда-то спал…

Несколько раз он пытался наладить контакт с Дашей, но она упорно отказывалась разговаривать с ним даже по телефону, не то что встречаться. Анжела умоляла дать дочери время – дескать, это юношеский максимализм, она посердится-посердится и отойдёт.

– Больше всего меня пугает, – вполголоса жаловалась бывшая жена в трубку, – что она выпытала у меня фамилию, имя и отчество настоящего отца, а также год его рождения. Сейчас пытается разыскать папочку через соцсети…

Белецкий почувствовал укол ревности. Он, конечно, не был для Даши идеальным отцом, но как легко для неё оказалось перечеркнуть всё хорошее! Вот уже ей никто больше и не нужен, кроме реального папаши… Словно его, Белецкого, никогда не существовало в Дашиной жизни.

В конце изнурительно-бессвязной недели, которая не только не привнесла в их с Дашей отношения ничего определённого, но даже увеличила разрыв, Белецкий отправился в театр играть спектакль. На душе скребли кошки, но он старался держаться хотя бы на людях. Сердце давало о себе знать практически каждый день. Из дома невозможно было выйти без нитроглицерина, и Александр ощущал себя дряхлым стариком, зависимым от лекарств.

Кое-как, практически на автопилоте, отыграв представление, он долго сидел в гримёрке, пытаясь прийти в себя. В этот раз у него даже не хватило сил выйти на финальный поклон, и партнёры по сцене закидали его встревоженными вопросами, а зрители долго не хотели расходиться, не веря, что артист их попросту проигнорировал.

Александр чувствовал, что совершенно не в состоянии собраться и поехать домой. Боль в груди становилась всё сильнее. Принятая таблетка почему-то не помогала – наоборот, боль разрасталась, отдавая уже в левое плечо, шею и руку. Впервые он почувствовал страх.

«Что со мной не так? – подумал Белецкий. – Может быть, это что-то серьёзное? Чёрт, права была тётя Глаша, когда посылала меня к врачу…»

К его величайшему удивлению, водитель не приехал за ним к театру. Набрав его номер и поинтересовавшись, почему он не явился, Белецкий услышал в ответ недоумённое:

– Так вы же сами меня отпустили, Александр Владимирович. Я отпросился у вас на сегодняшний вечер – встретить тёщу в Шереметьево. Вы разрешили, сказав, что доберётесь на такси. Разве не помните?

Действительно, что-то смутно припоминалось. Вот только склероза ему недоставало…

– Да-да, запамятовал, – сконфуженно признался Белецкий. – Извини. Конечно же, я возьму такси.

Однако при мысли о том, что придётся сейчас сесть в машину, его замутило.

«А пройдусь-ка я, – решил он внезапно. – Подышу свежим воздухом… Может, полегчает. В конце концов, такси можно вызвать откуда угодно».

Он осторожно двинулся по тротуару, стараясь не встречаться глазами с встречными прохожими – узнаваний и автографов ему сейчас определённо не хотелось. Сердце не успокаивалось, и Белецкий начал понимать, что с его здоровьем действительно что-то неладно – каждый шаг был мучителен. Острая боль отдавалась уже не только в плече, руке и спине, но даже в нижней челюсти, будто у него прихватило зубы. Несмотря на то, что Александр ничего не ел несколько часов, он чувствовал тошноту. Дышать было тяжело – грудь словно придавили бетонной плитой. Он понял, что совершенно беспомощен.

Медленно свернув в первый подвернувшийся двор, Белецкий чуть ли на ощупь добрёл до скамейки у ближайшего подъезда, тяжело осел на неё и в изнеможении закрыл глаза. «Наверное, пора вызывать скорую помощь…» – ещё успел подумать он перед тем, как погрузиться во мрак.