Галинкина любовь [Я буду держать тебя за руку]

Галина Тесленко

Репетиция дуэта затянулась до вечера.

Когда Галинка вынырнула из метро и торопливо зашагала по направлению к дому, в животе у неё предательски урчало. Витя Белов был безнадёжным трудоголиком и требовал такой же музыкальной отдачи от своих подопечных, не зная ни жалости, ни пощады. Чтрбы не свалиться в голодный обморок по дороге, Галинка купила у метро хот-дог. Проглотив его в считанные секунды и не наевшись, она размечталась о том, как сейчас доберётся до квартиры и отварит себе знатную порцию сибирских пельменей с пахучим, пряным, обжигающим бульоном.

Приблизившись к своему подъезду, она увидела, как какой-то мужчина, зашатавшись, буквально рухнул на скамейку. Сначала Галинка решила, что он попросту пьян, и собралась было прошмыгнуть мимо. Но что-то в его позе, в скорчившейся фигуре, а также полное отсутствие запаха спиртного и слишком приличная для алкоголика одежда, заставило её остановиться и обернуться.

– Вам плохо? – спросила она нерешительно. – У вас что-нибудь болит?

Ответа не последовало. Галинка приблизилась и с опаской заглянула ему в лицо.

– Это вы? – ахнула она.

Перед ней был Александр Белецкий собственной персоной. Да, сейчас артист выглядел не лучшим образом – бледное лицо, искажённое гримасой боли, лоб взмок от пота… Но она не могла ошибиться, это всё-таки был именно он, и никто иной.

– Что с вами, Александр… Владимирович? – от испуга она даже вспомнила его отчество. Обратив внимание на то, что Белецкий слабо потирает рукой левую сторону груди, Галинка догадалась:

– Сердце?

Артист с трудом кивнул – похоже, он не мог сейчас произнести ни слова. Галинкина мама работала в больнице медсестрой, и полученных от неё знаний девушке вполне хватило на то, чтобы заподозрить инфаркт. Медлить было нельзя.

– Нитроглицерин у вас есть? – спросила она. Он не ответил.

– Простите, Александр Владимирович, я сейчас проверю у вас в карманах, – смущаясь, проговорила Галинка, хотя понимала в глубине души, что ему не до церемоний. Слава Богу, нитроглицерин обнаружился сразу же, в кармане рубашки – значит, он был в курсе своих сердечных проблем. Она засунула Белецкому в рот одну таблетку и полезла к себе в сумочку за аспирином.

– Вот… – громко и внятно сказала она. – Это тоже нужно принять. Разжуйте, пожалуйста… постарайтесь. Я сейчас вызову «скорую помощь». Всё будет хорошо.

Она знала о правиле «золотого часа»: если в течение девяноста минут после инфаркта восстановить нормальное кровоснабжение сердца, ликвидировав тромб, то возможно полное исцеление. Но если опоздать, могут развиться страшные осложнения вплоть до разрыва сердца, а там, в свою очередь, было недалеко и до летального исхода.

В это время во двор зарулила легковая машина. Недолго думая, Галинка бросилась ей наперерез. Водитель резко затормозил и, высунувшись из окна, собрался было обложить девушку трёхэтажным матом. Однако она не дала ему произнести ни звука.

– Пожалуйста!!! – взмолилась Галинка, кивнув в сторону Белецкого. – Тут человеку плохо. Похоже на инфаркт. Нужно отвезти его в больницу прямо сейчас!

– Может, он просто напился, – предположил водитель, недоверчиво глядя на страдальца.

– Да нет же, ему правда нужна помощь!

– Девушка, милая, – поморщился мужчина, чувствуя себя мерзавцем и одновременно не собираясь идти у неё на поводу, – я очень спешу. Ну, вызовите ему «скорую»…

– Это же долго! – воскликнула она в отчаянии. – А на счету каждая минута! Что, если он умрёт?! Это будет на нашей совести. Тут больница на Патриарших, совсем рядом, я там часто гуляю…

– Но поймите вы, у меня срочное дело!..

Вздохнув, она выложила свой последний козырь:

– Это Александр Белецкий!

Водитель изменился в лице.

– Тот самый Белецкий? Актёр? – переспросил он с сомнением и бросил осторожный вгляд в сторону Александра.

– Именно, – подтвердила она.

– Сейчас я машину прямо к лавке подгоню, – только и сказал он. Галинка едва удержалась от язвительного замечания: дескать, если знаменитый артист – так и быть, помогу, а если просто человек с улицы – нехай помирает!

Вдвоём они осторожно довели – практически донесли – Белецкого до салона и уложили на заднем сиденье. Галинка устроила его голову на своих коленях и опустила стекло, чтобы в машину свободно проникал свежий воздух. Водитель рванул с места.

– Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, Александр Владимирович, – громко говорила Галинка, пытаясь успокоить не столько Белецкого, сколько саму себя, и дрожащей рукой поглаживала его по волосам. – Мы сейчас приедем, тут близко. Уже сейчас… Потерпите ещё немножко. С вами всё будет в порядке, я обещаю.

Белецкий закрыл глаза, а затем снова их открыл. Уголки его губ дрогнули в слабой, еле заметной, улыбке. Это, очевидно, означало «да». Некое подобие диалога приободрило Галинку.

– Вы можете сделать глубокий вдох, а на выдохе часто покашлять? – предложила она. – Это обеспечит приток кислорода, вам станет немного полегче…

Белецкий послушно вдохнул и закашлялся.

– Вот и умничка, вот и молодец! – обрадовалась Галинка и снова погладила его по волосам. – Мы почти приехали.

Она просидела в больничном холле уже больше часа, когда, наконец, врач вышел к ней с разговором.

– Девушка, это ведь вы доставили к нам Александра Белецкого? – поинтересовался он. Галинка вскочила ему навстречу и вытянулась по струнке, как ученица перед учителем.

– Да, я… – пролепетала она. – Со мной был ещё один мужчина, но он уже уехал, очень торопился по делам.

– А вы Белецкому кем доводитесь? Дочкой?

– Нет… – Галинка совсем смутилась. – Да я, собственно, вообще никто. Мы с ним даже не знакомы. Просто проходила мимо и случайно увидела, что человеку плохо.

– Спасибо вам, – доктор энергично встряхнул её руку. – Как принято говорить в таких ситуациях, хоть это и банально, но вы успели как раз вовремя. Ещё бы чуть-чуть – и… Впрочем, не будем о грустном.

– Как он себя чувствует? – волнуясь, выговорила Галинка. – С ним всё будет в порядке?

– Пока что в реанимации, – осторожно ответил доктор. – Но будем верить в лучшее. Надеюсь, что уже завтра утром сможем перевести его в обычную палату. И да, нужно ведь известить его родных… Как это лучше сделать?

– У него, наверное, есть мобильный телефон, – она растерянно пожала плечами. – Просмотрите список контактов… Ну или он сам скажет, когда ему станет получше.

– Да, это разумно, разумно… Ну, ещё раз вам спасибо, милая. Как вас зовут? Вы бы оставили свои координаты.

– Галина. Галина Тесленко, – выговорила она, волнуясь. – Девушка на ресепшне уже записала мои данные и телефон, когда мы приехали. Сказала, что у вас порядок такой…

– Ну и отлично, – врач снял очки и поморгал уставшими глазами. – Не смею вас больше задерживать.

– А… повидать его нельзя? – спросила вдруг Галинка, удивляясь самой себе. Врач с удивлением взглянул на неё, но тут же мягко улыбнулся.

– Не сегодня. Поймите, Галочка, он находится в реанимации, ему сейчас противопоказаны любые контакты с внешним миром. Больному в его состоянии требуются абсолютные тишина и покой. Даже простой разговор – уже определённая физическая нагрузка.

– Я понимаю… – она опустила голову. – Конечно же, понимаю.

– О нём хорошо позаботятся. Не волнуйтесь и поезжайте спокойно домой, ложитесь спать. Утро вечера мудренее!

Он ободряюще похлопал её по плечу, развернулся и зашагал прочь по коридору. Галинка же, тяжело вздохнув, поплелась к выходу.

Заснуть ей, разумеется, не удалось.

Проворочавшись всю ночь на жёсткой неудобной кровати (покойная балерина Ариадна Морозова, вероятно, была истинным спартанцем), Галинка обречённо поняла, что это бесполезные попытки. Когда за окном чуть-чуть посветлело, она сообразила, что наступило утро, и со вздохом отправилась на кухню пить чай.

К её удивлению, Женя уже был там. Вернее, не уже, а всё ещё – кажется, он тоже бодрствовал всю ночь, судя по его красным глазам и слегка безумному общему облику. На столе стояла забытая чашка кофе, холодная даже с виду, а Женя, уставившись в экран ноубука, привычно барабанил пальцами по клавиатуре, не замечая ничего вокруг. Галинка поставила чайник, достала из холодильника сыр и колбасу, сделала несколько бутербродов, затем заварила и налила себе и Жене свежего чая. И только после того, как она поставила чашку практически перед его носом, он, наконец, пришёл в себя и опомнился.

– О, ты ещё не спишь, – ошалело произнёс Женя, хлопая глазами. – А я тут программку одну пишу, ну и увлёкся малость… Который час?

– «Светает!.. Ах! как скоро ночь минула!..» – насмешливо процитировала Галинка бессмертные грибоедовские строчки. – А ты всё программируешь, программируешь, да никак не выпрограммируешь. Хорош уже, давай завтракать.

Женя с аппетитом впился зубами в бутерброд и удивлённо отметил:

– Слушай, а ведь правда – жрать охота!

Галинка подвинула к нему чашку чая ещё ближе – не заметит ведь, бедолага, и вздохнула:

– Тебе, кажется, всё нипочём: хоть война, хоть землетрясение, хоть цунами. Посади тебя на кучу мусора – всё равно будешь свои программки писать.

Он не стал спорить. Некоторое время они молча, в унисон, жевали бутерброды и с удовольствием прихлёбывали горячий чай. Наконец Галинка нерешительно спросила:

– Жень, а ты любил когда-нибудь… по-настоящему?

Он удивлённо посмотрел на неё.

– Ну, у меня были девушки…

– Да я не об этом, – отмахнулась она с досадой. – А любовь? Вот такая, чтобы как в книжках пишут?

– Ну, как в книжках, наверное, и не бывает, – засмеялся он, но Галинка не склонна была разделять его веселье.

– Бывает. Ещё как бывает. Ты просто этого пока не испытывал…

– Можно подумать, ты испытывала, – фыркнул он. – Скажешь, что вся твоя блажь по Даниле – и есть настоящее чувство?

– Это не блажь, – оскорбилась она. – Там иное… Ты действительно ничего не понимаешь.

– А тут и понимать нечего, – безжалостно возразил он. – Ну, была ты маленькой сопливой девчонкой, встретился тебе парень намного старше тебя, и ты сотворила из него кумира… Типичная, в общем-то, история. Только другие девчонки вырастают из своих романтических детских переживаний, а ты так и осталась на уровне той глупой восьмилетки.

Она была так возмущена, что даже не нашлась, что возразить. Может быть, потому, что возражать было нечего? Галинка вдруг поймала себя на странной мысли: ведь она спорила с Женей скорее по инерции… Самое странное, что впервые за много лет – за тринадцать чёртовых лет! – она не начинала своё утро с мыслей о Дане. И, задавая вопрос о настоящей любви – вот парадокс – она вовсе не его имела в виду. Не его, но… тогда кого же?

Она растерялась, вспыхнула, заметалась, не зная, что делать со свалившимся на неё открытием.

– Ну что ты всполошилась, как курица, – добродушно заметил Женя; от чая он подобрел, размяк и сейчас, откинувшись на спинку стула, сонно хлопал глазами. – Любишь своего Данилу – и люби на здоровье. Я же не возражаю… хоть и по-прежнему считаю, что вы с ним не пара.

– Ещё бы ты по-другому считал, – усмехнулась Галинка миролюбиво. – Он ведь женат на твоей сестре.