Гадалка для холостяка

Глава 18. Самооборона и новое число ПИ

Уверена, что после сегодняшней ночи я стану похожа на гиббона. За вечер мои руки оттянулись настолько, что ими можно подметать пол.

А про ноги я предпочитаю смолчать, потому что связь с нижними конечностями я потеряла еще часа два назад. Я их не чувствую.

Эти ушлепки загоняли меня до изнеможения, постоянно заказывая новую выпивку.

Не понимаю, куда они в себя столько вливают. Какие-то бездонные глотки.

Наконец-то нестройный зажигательный вой косуль на сцене притих, завывая медляк, танцевать под который выползли парочки. И их, к счастью, немного. Ровно столько, чтобы я смогла добраться до кухни не по головам сидящих за столиками, а через танцпол.

На середине пути замираю.

И если это не помутнение моего сознания в следствие усталости, то прямо перед собой я вижу Миронова.

Танцующего Миронова.

Тесно прижимающего к себе брюнетку. Или шатенку.

Он переминается вместе с ней, и мне видна лишь левая часть его лица.

Точно Миронов.

Вне сомнений.

Ее руки заброшены ему на шею, а его — умело покоятся на талии девушки.

А она хорошенькая.

Стройная и ухоженная…

Да, именно, она ухоженная. Даже на расстоянии она источает изысканность.

Оголенные плечи ее платья блестят в свете слепящих стробоскопов. Они смотрят друг на друга и о чем-то переговариваются. Девушка внезапно откидывает голову и начинает открыто смеяться.

А он… он смотрит на нее и улыбается, плавно покачивая в руках.

Они оба красивые и подходящие. Они выглядят так, словно им предстоит представлять страну на конкурсе пар мира.

Значит, вот ты какая — девушка доцента, о которой рассказывала Аглая Рудольфовна.

А потом меня осеняет! Ведь точно. Старушка упоминала, что в субботу Миронов собирался на свидание.

И какого черта, Илья Иванович, ваше свидание проходит в месте, в котором работаю я? Другого бара не нашлось? Уже второй раз вы посещаете наше заведение, когда раньше не видела вас здесь ни разу.

Бешенство, которое и так бурлит в моей крови, закипает.

Чертов бабник!

Не знаю, то ли мои яростные мысли долетают до преподавателя, то ли убийственная энергия, которую я ему посылаю, но Илья Иванович внезапно поворачивает голову в мою сторону.

То, с какой скоростью я поднимаю пустой поднос и закрываю им себе лицо, просто обязано попасть в учебник по кинематике.

Новое ускорение по Решетниковой.

Число ПИ… ндец. Хотя я не уверена, что число ПИ из этой области, но и я в школе не ходила в отличниках.

В общем, пиндец, если Миронов меня заметит.

Прижимаю вплотную ко лбу поднос и таким способом пересекаю танцпол в сторону выхода из зала.

Влетаю в затемненный коридор и опускаю обессилено руки. Прижимаюсь спиной к стене и прикрываю глаза.

Я не знаю, с чем это связано, но меня дико бесит.

Бесит Миронов и его вылизанная девушка. Утончённая неженка.

А я деревня с подносом.

Нищета.

Голодранка.

А в ней загадка и изюминка.

Облизываю пересохшие губы.

«Ничего, Решетникова, в женщине должны быть мозги и находчивость, а не какие-то изюминки и загадки», — поддерживает меня мой внутренний голос. Если бы не он, давно бы пропала!

— Меня ждешь, улитка? — мерзкий голос выдергивает в реальность, где в темном коридоре кроме меня и привалившегося к противоположной стене племянника гендира никого нет.

Кручу головой по сторонам.

Я стою у мужского туалета и это не найс.

Это не найс, когда глаза гадёныша липко шныряют по мне.

— Как ты прошел в дверь с таким раздутым эго?! — закатываю глаза и отстраняюсь от стены, намереваясь двинуться в кухню.

— Стоять, улитка! — в два счета преграждает мне путь. Его левая рука опирается в стену, а правая опущена в карман джинсов. — Куда торопишься?

Он стоит слишком близко ко мне, и его перегар и запах намешенного дерьма бьет мне в лицо, принуждая скривиться и отпрянуть.

Приставания и подобное поведение для девочек бара — не редкость. Редкость, когда этим ушлепком оказывается родственник начальства.

Во мне слишком много ярости, чтобы я начала нервничать. Гнев притупил чувство страха, да и на практике, вот такие многоговорящие на деле оказываются патологическими закомплексованными неудачниками.

— Чего тебе? — раздраженно бросаю.

— Не тебе, а вам, — поправляет оскаленно.

Вздыхаю, вновь закатывая глаза.

Ну придурок.

«Понять, простить, послать!» — подсказывает мой внутренний помощник.

— Ну? — киваю.

— Дерзишь? Смелая такая? — почесывает языком кончик верхнего зуба. — Ты с самого начала мне не понравилась.

— Не повериТЕ. ВЫ мне тоже, — намеренно выделяю обращение.

Его глаза вспыхивают недобрым огоньком.

Сказать, что мне опасливо? Нет. Я чувствую лишь омерзение к нему.

Дёргаюсь и пытаюсь обойти родственничка справа, но он резко выбрасывает руку и хватает меня за предплечье.

Его хватка звериная.

Шиплю от боли, стискивая зубы.

Он притягивает меня к своему лицу и мне легко удается разглядеть шрам под левым глазом. Кто-то успел ему втащить раньше.

Оглядываюсь назад.

Никого.

И сейчас я начинаю волноваться.

— Ты кем себя возомнила, стерва? — его губы шевелятся напротив моих глаз. — Да я такую, как ты, пережую и выплюну, — сквозь зубы цедит.

— Смотри не подавись.

Если чувство самосохранения у меня и развито, то сейчас оно спит.

— Берега попутала, дрянь?! Я ведь старался быть долбанным джентльменом, но ты меня сама спровоцировала, — он толкает меня к стене и наваливается всем своим телом.

Он не крупный, но и не дрыщ.

Его рука обхватывает мою шею, и я чувствую, как под его пальцами истерически бьется вена. Мой пульс частит и это всё, что я в себе ощущаю.

Словно не со мной это всё.

— Убери от меня руки! Я буду кричать! Сейчас охрана прибежит.

Его омерзительный смех отражается от стен коридора.

— Как прибежит, так и убежит. А тебе разве чаевые не нужны, м? — отворачиваюсь в сторону и зажмуриваюсь, когда подлец носом проводит по моей скуле и глубоко втягивает воздух. К горлу подступает тошнота. — Большие чаевые…

— На помощь! — вырывается из меня, когда одна его рука направляется под форменную жилетку.

— Заткнись, — рычит, затыкая мне рот вонючей ладонью. — Заткнись и слушай. Видишь ту дверь, — кивает в сторону мужского туалета. — Сейчас я уберу руку, а ты смирненько туда сама пойдешь. Я не принуждаю, киса. Са-ма.

Мычу ему в руку и качаю головой.

— Нет? Ну тогда мне придется рассказать начальству, что его персонал бухает во время работы, — мои глаза распахиваются от удивления. — От тебя разит как от дешевки, — брезгливо морщится. — Вряд ли моему дяде понравится такое. Вылетишь отсюда как пробка.

О, Господи!

Его рука вновь крадется под блузу, пока в моей голове сводится дебет с кредитом и идет строгий подсчёт остатка денежных средств, если меня вдруг уволят.

Но даже это не останавливает меня от того, чтобы ни поднять руку с зажатым подносом и ни звездануть мерзавца по уху.

Звук соприкосновения его пустой головы и металлического подноса очень красиво звякает в узком проходе.

Боммм!

Я даже заслушалась.

До тех пор, пока этот звук не перебил другой.

Поросячий визг племянника гендира.

— Ах, ты дрянь! Ты что натворила? — мерзавец хватается за ухо и начинает истерически вопить, словно ему отдавили причинное место.

Я стою и не дышу. Слушаю, как сокрушается матерными диалектами мой обидчик, и ничего не делаю: ни бегу, ни паникую, ни радуюсь, ни жалею…

Я не жалею.

— Я убью тебя, тварь! Стерва проклятая! Меня контузило! Я ничего не слышу! — орет придурошный.

А вот это уже серьезно.

Не дожидаясь, пока меня убьют, срываюсь с места и бегу в нашу служебную подсобку. Бросаю проклятый поднос, хватаю рюкзак, куртку и прямо в униформе вылетаю за дверь.

Порывисто дыша, оглядываюсь по сторонам, словно за мной уже гонится ОМОН с собаками и саперами.

Бегу через зал к служебному выходу, по пути не различая ни лиц, ни звуков, ни предметов.

Я точно в комнате с лабиринтами.

Стены сдавливают.

Запахи пугают.

И когда за мной закрывается входная тяжелая дверь, а легкие получают свой первый глоток уличного ночного воздуха, я прихожу в себя и тогда понимаю, что это полный ПИндец…