Непара

Черт.

Видимо, приехал сюда на автомате, потому что мысли о том, что я обидел ее и сделал это зря, все чаще и чаще мелькают в голове.

Потому что, черт возьми, коротышка была права. Я люблю хоккей, я хочу играть в хоккей, и мне до боли в мышцах не хватает тренировок и игр. Это дело всей жизни, я на коньках с трех лет, а сейчас это отобрали, и на душе появилась дыра необъятных размеров. И пока я пытался строить из себя сильного и не нуждающегося в помощи, Гаврилова рассмотрела во мне что-то и сразу поняла, что помощь мне и правда нужна. До сих пор не понимаю, зачем это все-таки было ей нужно, но вдруг осознаю, что она сделала невероятное: она заставила меня поднять свою жопу. А с ее ростом это ой как тяжело.

Я сказал маме, что вернусь в команду, чтобы доказать ей, что чего-то стою, но по факту доказать это я хочу только себе. Что я не бездарь, что алкоголь не важнее дела всей жизни, что я еще что-то могу и что еще не все потеряно.

Выхожу из машины, пару раз вдыхаю холодный воздух, пытаясь успокоиться до конца, и набираю Гаврилову, надеясь, что мне удастся с ней поговорить.

Лиза

День какой-то абсолютно дурацкий. У меня до сих пор не прошла крепатура, с самого утра болит живот, и даже таблетки не помогают, а еще нет никакого желания рисовать, хотя рисовать нужно, потому что я обещала скинуть заказчику рисунок до понедельника.

Целый день валяюсь в кровати с желанием сдохнуть и проклинаю Еву, которая сожрала это чертово яблоко, и теперь все девушки из-за нее должны страдать с месячными; лениво вожу стилусом по экрану планшета, выводя узоры и ровные линии.

Мама меня не трогает, спасибо ей за это, потому что, если бы она сейчас начала говорить свои шуточки про Савельева, мы бы точно поссорились.

Козла этого видеть вообще не хочется, наговорил мне вчера гадостей, кулаком шкафчик помял и ушел психованный. Труды мои, значит, напрасны, а то, что он без хоккея дохнет, я, конечно же, придумала, да.

Ну и пусть катится куда хочет. Хоть в клуб, хоть к толпам своих баб. И пьет дальше. И курит. Мне все равно на него, было и есть, просто случилось минутное помутнение рассудка, когда хотела ему помочь.

Мне. По барабану. На Савельева.

Проговариваю это целый день как мантру, прерываясь на радость о подруге. Хоть у кого-то наконец-то все наладилось, и можно выдохнуть. Одной проблемой меньше.

Если, конечно, жесткий мужик в постели не является для Лиски проблемой. Хотя она с таким восторгом верещала в трубку, что Колосов явно не разочаровал…

К вечеру я успеваю сделать мегаважное дело: сходить в душ. На большее меня не хватает, у меня неприятно тянет живот, мне дико хочется съесть что-нибудь вредное, а из вредного дома только я. Натягиваю теплый спортивный костюм и заворачиваюсь в плед, как в кокон, с целью застрять в кресле из-за такого объема и никогда из него не вылезать.

Устраиваюсь удобно, нахожу идеальную позу, только хватаю планшет в руки, как звонит телефон. Наверняка Лиса опять, что уже случилось? Ее привязали к кровати и ей нужно срочно поделиться эмоциями?

Но на экране не наша с Лиской фотка, а имя одного невыносимого козла, которого я час назад пообещала себе забыть. В идеале еще и выкинуть из жизни, но тут уж как пойдет. А он звонит.

Нет, ну вот что надо? Решил напомнить, что мои старания ничего не стоят?

Пока мысленно шлю его в задницу, звонок прерывается, но не успеваю выдохнуть с облегчением, как начинается новый. Бесит.

– Чего тебе? – беру трубку и закатываю глаза. Наверное, на саму себя. Зачем взяла? Могла отключить звук и радоваться, ну нет же. Сама себе гадости делаю…

– И тебе привет, коротышка. Спускайся, а?

– Чего? – хмурюсь. Куда спускаться? Что он несет? – Ты опять пьяный, что ли?

– Трезв как стекло, стою под твоим подъездом, выходи, поговорить надо.

– Мне не надо, – фыркаю, еще чего придумал. Надо ему…

– И тебе надо, Гаврилова, выходи, иначе я поднимусь, с родителями заодно позна…

– Не смей! – перебиваю и вскакиваю с кресла, чуть не уронив планшет. Еще чего! Если мама вживую Савельева увидит, то точно никогда с вопросами не отвалит. А думая, что он мой парень, может и ему на уши присесть. Не-не. Лучше и правда выйду. – Сейчас спущусь, жди.

Манипулятор хренов. Чего приперся вообще? Надо ему. Деловой какой.

Натягиваю шапку, куртку, запрыгиваю в угги и натыкаюсь на вопросительный взгляд мамы. Да, я знаю, что вечером зимой без двух шарфов никуда бы не вышла и это выглядит странно. Она явно ждет объяснений…

– Лиска приехала, спущусь, – улыбаюсь маме и хватаю ключи.

– Скажи, чтобы засосов поменьше ставила твоя Лиска, тебе еще на учебу ходить, – хихикает мама и уходит в комнату с таким лицом, что я чувствую себя полной идиоткой.

Ну и ладно.

Спускаюсь вниз, на ходу застегивая куртку, потому что мне на самом деле кажется, что, если я не выбегу через минуту, этот идиот поднимется и будет беседовать с моей мамой до самой ночи. Такого счастья мне не надо, поэтому я даже пожертвовала шарфом и колготками, так и натянув куртку на спортивный костюм. Спасибо хоть приличный.

Открываю дверь и натыкаюсь взглядом на Савельева. Он стоит у машины, опершись на капот задницей, и курит, слишком киношно выглядя под светом подъездного фонаря.

– Ты как из фильма сбежал, – говорю, подходя к Артему. Угги неистово скользят по накатанной детьми дорожке у дома, и я буквально подкатываю (не дай бог, конечно) к Савельеву, а он, замечая, что я на грани падения, уже в миллионный на моей памяти раз хватает меня за руку и докатывает до машины. Вот и встретились.

– Сочту за комплимент.

– Из фильма ужасов, не обольщайся, – фыркаю и прячу руки в карманы: холодно – жуть! Мне катастрофически не хватает термобелья и хотя бы одного шарфа. В идеале бы еще трусы с начесом, потому что вечером гораздо холоднее, чем днем. – Чего притащился?

– Садись, сосулька. – Тема закатывает глаза и открывает дверь машины, почти запихивая меня внутрь. Не сопротивляюсь, я даже всеми руками за, потому что холод собачий, а на собаку я не похожа. На змею максимум. Усаживаюсь удобно, Савельев садится на водительское место, включает печку, и та-а-а-ак хорошо становится… Даже мурашки! Мне уже все равно, что он там меня обидел и психовал, я просто расслабляюсь и радуюсь, что мне не пришлось стоять на морозе.

– Ты меня погреть приехал? – Тепло теплом, но выяснить-то надо, какая нечисть его сюда притащила.

– Звучит пошло, ты в курсе? – Засранец смеется и поворачивается вполоборота, подпирая голову рукой.

– Что для тебя не звучит пошло, Савельев? – закатываю глаза. – Говори, зачем приперся, или я ухожу домой, у меня работа.

– Извиниться.

У меня даже мурашки останавливаются, забыв, куда бежали.

Замираю в кресле и с недоверием смотрю на Артема, потому что… Да потому что… Что это было?!

Протягиваю руку, касаясь тыльной стороной ладони лба Савельева, но вроде не горячий, не заболел, значит.

– Ты же сказал, что не пил, – говорю тихо и с недоверием. Ну не может Савельев в здравом уме сказать мне такие слова, не может.

– Да не пил я. И не заболел. – Он цокает. – Извиниться не могу приехать?

– Ну… Вообще-то нет!

Наверняка я похожа на истукана, но сижу и правда с каменным лицом, пытаясь понять, что происходит. Потому что до меня правда не доходит, что Савельев вот так просто приехал ко мне вечером в субботу, чтобы извиниться. Ну… Это выглядит как бред сумасшедшего.

– Ладно, серьезно, я приехал, потому что осознал, что ты была права. – Опять закатывает глаза. Что-то с ним не то… Он какой-то дико расстроенный. Старается шутить и улыбаться, но это вообще не его типичное поведение, он действительно грустный. Что вдруг случилось, что он стал таким, да еще и извиниться приехал? – Я придурок и козел, отверг твою помощь, но оказалось, что она мне реально нужна. Я хочу вернуться в команду и психую так как раз потому, что хоккея нет.

– Да ладно, не такой уж ты и козел, – хмурюсь. Мне не очень нравится его настроение, но расспросить, что случилось, не имею права. С чего мне лезть в его душу? Оно ни ему, ни мне не нужно. – Псих, конечно, и, несомненно, придурок, но не козел. Я бы даже сказала, что ты… М-м-м…

– Скажи, что я котик. – Савельев закусывает губу и смотрит с прищуром, ну точно кот. Говорить я ему этого, конечно, не собираюсь.

– Скажу, что ты не козел, хватит с тебя.

– В следующий раз в зале будешь гонять ты меня. Мне очень надо вернуться в команду, Гаврюш, а если уж мы начали вместе, то давай дальше тоже вместе? Обещаю быть адекватным и хорошим тренером, а ты будешь взамен меня пинать, если я опять буду козлом.

– Почему я? – правда не понимаю. Раз у нас с ним не срастается, было бы гораздо проще ходить в зал с Егором, например.

– Из всех людей, орущих мне о том, что нужно вернуться в хоккей, только ты смогла сделать что-то, а не только говорить. – Это звучит слишком серьезно, мне даже немного не по себе. Как-то… не вяжется с тем, какие у нас с ним отношения, и я даже не знаю, нравится ли мне такое изменение в общении. Наверняка это разовая акция, но что-то мне подсказывает, что оно может нас немного сблизить. Возможно, даже сможем нормально разговаривать.

– Твое поведение пугает, чтоб ты знал.

– День просто херовый какой-то, загрузился чуток. – Он треплет рукой свои и без того растрепанные волосы, шумно выдыхает, словно сбрасывая напряжение, и поворачивается ко мне со своей фирменной раздражающей улыбочкой. Ну вот, Савельев вернулся. Даже треснуть ему захотелось.

– Чего ты улыбаешься? – хмыкаю. – Я не сказала, что простила.

– Ну, могу попросить по-другому…

Он приподнимает бровь и тянется рукой к моей шее, чуть обхватывая и притягивая к себе, почти касаясь губами губ, но тут же шипит от боли, когда я кусаю его почти до крови и коварно улыбаюсь.

– Могла бы просто сказать, что не хочешь, – хмурится и потирает губу Савельев, и выглядит так смешно, как будто он ребенок, у которого мороженое отобрали.

– У меня крепатура и месячные, Савельев, я хочу только убивать и жрать фастфуд, ясно тебе?

– Вопросов больше нет. – Он понимающе кивает и заводит машину, а я смотрю на него во все глаза: он удивляет второй раз за три минуты, это рекорд.

– И куда мы? – вздыхаю, устраиваясь поудобнее, потому что наверняка нет смысла сопротивляться. Быстро строчу маме эсэмэску, что чуть погуляю, чтобы не думала, что меня бомжи украли.

– Как куда? Жрать фастфуд, – усмехается Артем, и отчего-то в груди становится совсем тепло.

Даже живот почти не болит.

Мама: Видела вас с Лиской в окно. Она такая высокая! Предлагаю купить тебе ходули, чтобы целоваться было удобно. Хорошо погулять!

Да ма-а-ам…