Тридцать девять и девять

А утром все выглядело совсем по-другому. Данил проснулся, почувствовав запах кофе и еще чего-то жареного, и был так рад, что Кира приготовила завтрак! Они снова спокойно беседовали на кухне, и она снова была абсолютно нормальным, симпатичным человеком. Он подумал тогда, что ничего страшного, в общем-то, не случилось. Подумаешь, перестаралась барышня от избытка чувств, наверняка можно с ней обо всем договориться. И они даже договорились, и Кира с тех пор очень старалась вести себя так, как ему хотелось. А ему все равно не хотелось, хотя он очень искренне пытался к ней себя приучить. В итоге он ни за что на ней срывался, решая эти отношения прекратить, и сколько раз уже такое повторялось…

— Ведь каждый раз одно и то же, Данилка! — в унисон его мыслям произнесла явно подуставшая Кира, и он просто зажмурился, как от боли, не в силах больше этого слушать. Права все же была его девочка, считая, что имя у него дурацкое. Хоть как перекрути — одно хуже другого. Но это Кирочкино «Данилка», пожалуй, самое отвратное из всего, что приходилось слышать!

— Хватит, Кира, пожалуйста! — оборвал он ее на полуслове, бессильно роняя на стол руки. — Я устал, я спать пойду!

— Конечно! — с энтузиазмом подхватила Кира. — Еще бы не устал! Так над собой издеваться! Иди ложись уже…

— Спасибо, Кирочка, — снова не дослушав, с трудом поднялся Данил на ноги, — а ты вызови себе такси сама, хорошо?

— Начинается… — криво улыбнулась Кира, наблюдая за его перемещением к двери, но Данил чувствовал, что сегодня он вытерпеть ее присутствия даже в соседней комнате не сможет.

Он уже лежал, закрыв глаза, на своей кровати, когда Кира, присев рядом, заботливо поправила на нем плед.

— Я не шучу, Кира — совершенно серьезно произнес не открывающий глаза Давыдов. — Уезжай, пожалуйста.

— Что, прямо сейчас уезжать?! Ты знаешь, дорогой, который час? Мне кажется, ты с кем-то меня путаешь! Я тебе не девочка по вызову, чтобы…

— Кира! — резко сел на кровати Данил. — Я тебя сейчас ударю.

— Серьезно?! — храбро взглянула она ему в лицо. — Попробуй! Интересно посмотреть, как… Перестань, Данил! Пусти, я сказала! — кричала Кира, которую он уже толкал перед собой по коридору, скрутив назад ее руку. — Мне больно, ненормальный!

Кира ударила его каблуком по голени, но лучше бы она этого не делала, поскольку ее движение резко ускорилось: Данил решительно вел Киру к входной двери, не обращая внимания на ее отчаянные вопли.

— Вали отсюда на хер! — вытолкнул он ее в подъезд. — И передай своей подружке, пусть подыщет тебе кого-нибудь другого! Для случки! — он швырнул ей сдернутую с вешалки сумочку. — Я вам не хряк! — Данил захлопнул дверь, сразу же прижавшись спиной к стене коридора и продолжая орать то ли стоящей в подъезде Кире, то ли самому себе, то ли кому-то там, наверху, решившему сделать именно из него козла отпущения: — Все вы одинаковые, все! Суки продажные… Катитесь все к черту! Один человек только! Один только есть!.. Батя мой… Папа! — поднял он глаза так, будто звал отца на помощь, и, уже не сдерживая пьяной истерики, просто сел на пол, закрывая руками заливающееся слезами лицо.

Как же хорошо, что отец не видит его сейчас, не слышит этих бредовых воплей и не знает, какой его любимый сыночка на самом деле идиот! Какими словами Данил обзывает человека, который так искренне к нему относится, как он вообще себя ведет и куда на самом деле катится… И ничего, ничего не может с этим сделать, несмотря на все усилия и обещания, данные отцу в тот день почти пять лет назад, когда, казалось, папа просто его спас! Тогда Данил был абсолютно уверен, что через все это переступил, что справился, оставив в прошлом свою личную трагедию, и стал совсем другим человеком.

Что мог бы он сказать отцу сейчас, сидя в луже собственных соплей посреди коридора своей шикарной квартиры, которую тоже имеет лишь благодаря папе… Что все было бесполезно? Что напрасно отец в него верит и думает, что сумел тогда своего Данечку вытащить? И что на самом деле его Данечка не справляется? Ни черта ведь не справляется, и чем дальше — тем только хуже!..

Он знает, с какого момента все это начало возвращаться: с его поездки на Лешкину свадьбу, куда Давыдов был приглашен в качестве свидетеля.

Все так легко у них было и так понятно: известная балерина с блестящим будущим завершила очередной сезон и запросто удалилась в пригород Харькова, чтобы связать свою судьбу с военным летчиком, стать самой обычной офицерской женой, поселиться в обшарпанной казенной квартире и родить Лагунову пару-тройку цыганят. Данил еще удивлялся тогда, как сумел Лагуна уломать ее родителей! А чему было удивляться? Наташка никого не хотела слушать и, ни секунды не колеблясь, отказалась от всего: от карьеры, славы, денег, контрактов с западными театрами. Она выбрала Лешку, и нет никаких сомнений в том, что она своего мужчину не предаст никогда и ни на что его не променяет!

Как искренне Данил тогда ею восхищался, и как мог он не вспоминать собственную историю? Почему Давыдов не мог найти себе нечто подобное, почему именно он должен был выискать какую-то дрянь?

Все друзья его, все приятели и собутыльники один за другим «уходили в профессионалы», и даже Арсен! Арсен Магрипов, непревзойденный организатор всевозможных кутежей, в итоге женился на своей Виктории, которая много лет терпела его загулы и, в конце концов, сама приняла решение, попросту «залетев» от своего десантника. Как они живут — второй вопрос, ведь главное — у Арсена своя семья, а со вчерашнего дня — свой собственный сын. Глупо даже спрашивать, кто был свидетелем на их официальной росписи…

А уж в каком порядке все у Миши Стельникова! Стервозная Ленка за него собственному папаше готова в горло вцепиться. Но Данил, глядя на них всех, вовсе не о своей будущей семье мечтает, нет! Он снова возвращается назад в прошлое, в то лето, которое кажется ему нереальным, прекрасным плодом его собственной фантазии.

Как нахлынули на него однажды воспоминания, когда они с соседями собирались куда-то, и Лена никак не могла собрать заколкой свои светлые распадающиеся волосы…

— Стельников, ну-ка застегни у меня на голове эту беду! — Ленка повернула к нему затылок.

— Ай, Ленчик, на черта она тебе сдалась? — мучился с заколкой Мишка. — Вот! Так лучше всего! — он убрал заколку вообще, засунув в ящик тумбочки в прихожей, и Данил просто отвернулся.

Как злилась она на свои пушистые волшебные волосы… Как он расчесывал их, раскладывая у себя на бедрах этот воздушный черный пух, и ему тоже больше всего нравились они распущенными…

— Какой же ты у меня неотесанный, Стельников! — повернулась к Мише Ленка. — Вот посмотри на Давыдова! Причесочка, осаночка, все как у людей. А ты, чудо рыжее?..

Конечно, Мишка смеется, его ведь жена ругает любя, он нравится ей именно таким: чудом рыжим. А Давыдов? Он нравится всем, он свободен и обеспечен, он просто красавец! Но только его девочка могла сказать, что у него ужасная прическа, и только она так заботливо вытирала ему голову и так нежно прикасалась к нему полотенцем. Только она могла сказать, что он отвратительно танцует, и так точно почувствовать его движения. А как она танцевала сама… Как она вообще двигалась, говорила, думала!..

Данил этому сопротивляется. Как только может сопротивляется! Его отвлекают многочисленные связи с доступными, продающими себя красотками: они умеют сделать так, что он хоть на некоторое время, хоть ненадолго от преследующего его образа отвлекается. С ними не нужно ни о чем говорить, не нужно думать, как правильно себя вести, вообще ни о чем думать не нужно! Но он не может не понимать, что это просто убийство времени, тупое прожигание жизни… А с нормальными, обычными женщинами даже этого не получается. То кто-то не так одевается, то не так с ним разговаривает, то не так с ним спит… Не так, как она!

Но живут же люди друг с другом, идут на компромиссы и вполне с какими-то мелочами мирятся. Ну все же так живут! Все друзья его прекрасно знают, что их жены далеко не идеальны, и абсолютно спокойно к этому относятся. Так нет же, только ему, ненормальному Данечке Давыдову, нужно было найти это абсолютное для себя счастье, чтобы потом его не устроило ничто другое. Чтоб он просто не смог никого больше рядом с собой терпеть!

И ни в чем не виновата Кира, прекрасная во всех отношениях девушка, готовая выносить его бесконечные пьяные выходки и скандалы без всякой видимой причины. Готовая прощать сколько угодно и верить в его дурацкие извинения после каждого подобного случая… Хотя надо признать, что такого свинства, как сегодня, раньше в отношении нее не случалось. Остается надеяться, что Кира додумается пойти к Стельниковым, а не отправится посреди ночи домой к своему папочке-солдафону. У нее-то ума, пожалуй, побольше, чем у шизофреника Данилки… Он постепенно стал успокаиваться, переместившись на диван, и, зарывшись лицом в подушку, почувствовал, что наконец отключается.

Это совсем ненадолго, он отлично себя знает. Через пару часов он снова окажется в той деревянной убогой будке, где нет ничего и никого, кроме нее. Кроме того драгоценного комка влажного бархата и черного пуха…

А завтра он снова будет в порядке. Он всегда будто бы в себя приходит после таких вот скандалов и ночей, проведенных в воспоминаниях о случившемся однажды счастье. Он снова уйдет с головой в работу, и хорошо, что так много задач ему в штабе накидано в связи с наглеющими американцами, с которыми прогрессивное правительство страны вдруг решило завязать крепкую дружбу. Их надо отслеживать в усиленном режиме, и что-то не видят ни Данил, ни другие офицеры штаба, чтобы к территориальным водам благословенной Америки так близко допускались наши корабли. Он снова на это отвлечется, отдохнет и попробует еще раз. Он же и сам все прекрасно понимает, и сказать себе может гораздо больше слов, куда более емких и выразительных, чем воспитанная, терпеливая Кира…

***

Впустив к себе рыдающую Чернову, Ленка, усадив ее на кухне, как сегодня и предполагала, отпаивала беднягу чаем с настойкой валерианы и считала, что Кира зря отказалась от предложенного Ленкой коньяка. Просто сам себя превзошел Давыдов, выставив Киру за дверь в два часа ночи. Он вообще, что ли, берега потерял, так обращаясь с дочерью контр-адмирала Чернова? А что если бы Кира сейчас, в это самое время, появилась перед своими родителями и пересказала то, что слышит Ленка? Он хоть представляет себе, какие проблемы Кирюшин папаша мог бы ему организовать? И далеко не уверена Лена Стельникова, что Данилу смогли бы помочь его связи и доброе расположение командования.

Ленке нужно обязательно придумать что-то, чтобы Киру успокоить и убедить не докладывать эти подробности маме с папой, с которыми у Киры с детства весьма доверительные отношения. Только неприятностей на службе Давыдову сейчас не хватает!

— Да, сволочь он, конечно, что и говорить, — сочувственно вздыхала лицемерная Ленка. — Это после всего, что ты для него сделала!

— Да, Леночка, ты представляешь?! — продолжала возмущаться Чернова. — Я же все прощала! Он же извинялся, чуть не плакал! И что я теперь скажу? Ведь папа тоже не железный! Я и так ему вру постоянно!