Цена твоего молчания

— Эй, — окликнул меня Вова, чуть толкнув плечом, — это же не с ночевкой. Так что вечером я весь твой.

— Хорошо, — откликнулась я куда радостнее, улыбнувшись, — а вы…

— Что мы?

— Да нет, ничего, — быстро отвернулась, чтобы парень не заметил моего замешательства, — просто удивилась, что вы с отцом решили без бани и шашлыков после работы обойтись. Праздник же…

— Ну, как-то так получилось…

Хорошо, что у меня получилось так быстро выкрутиться. Потому что вопрос, частично сорвавшийся с губ, должен был прозвучать совсем не о шашлыках. И вовсе не банные процедуры занимали мои мысли…

Я хотела узнать, поедут они вдвоем или втроем.

Потому что Пашка, с которым мы дружили столько лет, окончательно и бесповоротно исчез из моей жизни. И предположение Вовы не оправдалось — друг не одумался. И объяснить свое поведение тоже не счел нужным. В итоге, я не выдержала первой, написав ему несколько сообщений и раза четыре позвонив, но…

Результата это не дало.

Пашка стойко молчал. Даже звонки не сбрасывал — так бы я хоть знала, что он видит и слышит, только говорить не хочет. И оказалось, что длинные и равнодушные гудки в трубке телефона могут ранить хуже резких слов и обвинений…

Я переживала. Очень. Мучилась непонятным чувством вины, изводя сама себя. Не раз порывалась пойти к парню домой, выяснив все с глазу на глаз. Но каждый раз останавливала себя, не позволяя шагнуть вверх по ступеням грязной подъездной лестницы. Потому что, по большому счету, это не имело смысла. Слишком наглядным было нежелание парня со мной общаться. И слишком дурацким — повод.

Я пыталась узнать у Вовы о сводном брате, стараясь сделать это вроде как между прочим и вскользь, но быстро отказалась от этих попыток. Нет, прямо мне ничего не сказали, но выражение лица Владимира и скупые односложные ответы наглядно демонстрировали его нежелание говорить на эту тему. И я не посмела настаивать…

Вот и сейчас сделала все, чтобы увести разговор в «правильное» русло. Но, несмотря на старания, настроение все равно испортилось.

Я смотрела себе под ноги, рассеянно слушая звуки вокруг. Скрип качелей, тихое бормотание двух старушек, занятых разговором на ближайшей лавочке, взрывы смеха явно нетрезвой компании, расположившейся вокруг фонтана…люди жили своей жизнью и им не было абсолютно никакого дела до моих терзаний по поводу непонятной ссоры с лучшим другом…

Еще один взрыв хохота, а я вдруг начинаю прислушиваться сильнее. Кажется, что слышу знакомый голос, но это, вероятнее всего, плод моего воображения, навеянный предыдущим разговором и мыслями. Но как это объяснить заполошно заколотившемуся сердцу?

И снова знакомые ноты, которые в гоготе остальных выделить сложнее некуда. Я почти останавливаюсь, мельком отмечая удивленный взгляд Владимира, но мне пока не до него. Нас от фонтана отделяют кусты акации, а еще через несколько метров мы вообще свернем направо, тогда как к фонтану — налево, так что я хочу разобраться в собственных слуховых галлюцинациях.

— Насть, пойдем, — нахмурившись, тянет меня Вова за руку, но я сопротивляюсь.

А когда через несколько мгновений слышу знакомые слова, произнесенные тем же знакомым голосом, сменившиеся высоким смешком…

Решительно отбираю руку у Вовы, быстро шагая вперед. Вот только теперь меня интересует поворот в совершенно другую сторону. И хоть я по-прежнему не знаю, что говорить и как, передумать себе не позволяю, сосредоточившись на ходьбе.

И в тот момент, когда перед моими глазами возникает фонтан, Вова, наконец, догоняет меня, ухватывая за локоть…но уже слишком поздно…

— Пашка! — слетает с губ, а голоса вокруг стихают. От нежелательного внимания нескольких пар глаз мне не по себе, но я хочу, наконец, посмотреть только в одну из них. И я сделаю это сегодня, чего бы мне это не стоило. И следующий зов получается куда громче и настырнее, — Пашка!

А знакомая долговязая фигура парня с рыжей шевелюрой медленно поворачивается, продолжая обнимать слишком знакомую мне девушку. И от этой картины меня начинает ощутимо подташнивать…

— О, какие люди! — тянет рыжий, расплываясь такой довольной физиономией, что я с ужасом понимаю, Пашка — пьян. Насколько? Точно сказать сложно, но судя по компании вокруг — он в коме. А я в полнейшем шоке, — привет, подруга! Соскучилась?

Он демонстративно делает большой глоток пива из бутылки со смутно знакомой мне этикеткой. Еще крепче прижимает блондинку, не замечая промелькнувшей на ее лице гримасы недовольства, и смотрит на меня, не отрываясь. А я под этим взглядом не знаю, как себя вести.

Потому что сейчас это кто угодно, только не мой Пашка. И именно с этим человеком мне общаться совершенно не хочется, но отступать уже поздно. Пора уже все выяснить до конца, чтобы не терроризировать собственные телефон и психику.

— Ты…ты что здесь делаешь, Паш? — говорю первое, что пришло на ум, опережая на доли секунды Вову, дернувшегося брату навстречу. Почему-то уверена, что его вмешательство Пашку только разозлит, лишая смысла мои попытки разговорить друга.

Хотя, судя по состоянию Пашки и по сдавленному смеху от отдельных представителей его компании, этого смысла и так на дне пара капель…

— А что я делаю? — парень демонстративно обвел мутным взглядом присутствующих. Кстати, их всего семь человек — две незнакомые мне девушки и пять парней, один из которых не сводит с меня насмешливого взгляда. И я бы многое дала, чтобы он сейчас кувыркнулся в тот самый фонтан за своей спиной, — а я провожу время со своими друзьями, Настя! И эти друзья меня не динамят, в отличие от некоторых!

Звучит так обидно и нечестно, что придушенно выдыхаю, не веря тому, что это мог сказать именно он. Рука Вовы на моем локте сжимается чуть сильнее, но я стойко ее игнорирую, не давая Пашке повода сместить фокус внимания с меня на брата.

— Кстати, познакомься, — продолжает лучший друг, целуя стоявшую рядом девушку в висок, — это моя девушка. Никочка, и ты познакомься. Это Настя. Моя…соседка.

А вот это было больно. По-настоящему. Даже показалось, что в груди прошла болезненная судорога, на миг остановив сердце.

За что он так?? Зачем?

Видимо, что-то отразилось на моем лице. Потому что Никочка, до этого стоявшая рядом недовольным бревном, вдруг расплылась в злорадной ухмылке. И кивнула с таким видом, словно одолжение сделала.

Впрочем, до нее мне дела не было.

Но ответить Пашке я не успела…

— Паш, ты чего, как не родной? — Енот встал с бортика фонтана, отряхнув белоснежные штаны и улыбнувшись, как гостеприимный хозяин долгожданным гостям, — налей Насте и ее спутнику, пригласи к нам присоединиться. Посидим, поболтаем, отдохнем. Глядишь, и все на место встанет, утрясется.

Скривилась, будто лимонного сока залпом глотнула. От Енота это не укрылось, да и не старалась я особо. Только встретила уверенно прямой злой до ярости взгляд, еле сдержавшись, чтобы не сплюнуть уроду под ноги. Что за человек, ничего его не берет! Ни прямой посыл, ни косвенный!

— Да нет, Егор, она не «такая», — отзывается друг с такой издевкой, что хватило бы на всю толпу, которая сейчас слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова из разыгрываемого Пашкой представления, — вот мы с тобой «такие»! А она — не «такая»! А святой воды не припасли, извините!

Последняя фраза адресована мне. И это становится последней каплей. Больше ни видеть, ни слышать друга я не хочу. И в груди разливается какое-то брезгливое разочарование, что думала о Пашке намного лучше, чем мне бы следовало. Потому что этот цирк характеризовал его с той стороны, которой он мне за все эти годы ни разу не демонстрировал.

А зря.

— Все, хватит, Паш, — произношу тихо, отступая на полшага и натыкаясь на Вову, который стоял сразу за моей спиной, молча взирая на все это безобразие. И больше всего на свете я была ему благодарна именно за это молчание, — если тебе нравится здесь, это твой выбор. Видимо не большее, чем скакать клоуном перед этими «друзьями», ты не способен. Жаль, что наша дружба не стоила одного-единственного разговора с глазу на глаз. Будь счастлив.

Я разворачиваюсь, заставляя Вову устремиться за мной. Изо всех сил стараясь прогнать подкатившие к векам слезы. В душе больше всего сейчас желая оказаться дома, в своей уютной и закрытой от всего мира комнате. Чтобы забраться с головой под одеяло и позволить себе побыть слабой. Позволить себе пережить потерю лучшего друга и очиститься морально от всей этой грязи, которую Пашка заставил меня хлебнуть минуту назад…

Но отойти мы успели едва ли на два десятка шагов, когда резкий рывок за свободный локоть заставил меня развернуться с негромким возгласом.

— Стой, — передо мной стоял злющий Пашка, — мы не договорили!

— Отпусти ее! — гневный рык Вовы и мой локоть отпускают, хотя друг даже не посмотрел в его сторону.

— По-моему, ты все сказал, — отвечаю тихо, спокойно встречая его взгляд. Мне надоело мучиться догадками. И желание выяснять что-либо тоже пропало. Хотелось просто уйти, но Пашка не позволил, решительно заступая дорогу.

— Нет, не все! — шипит рыжий в ответ, сжимая кулаки, — не все!

— Так надо было говорить, Паш, — пожимаю в ответ плечами, — а не красоваться перед Енотом и Никочкой. Глядишь, толку больше бы было…

— Кто бы говорил, — перебивает он меня, зыркнув таким взглядом на брата, что меня дрожь пробрала. Симпатией тут даже отдаленно не пахло, — сама-то вон, с сопровождением пришла! А чего не одна? Или теперь вы одно целое? Неразделимое-вечное? Так совет вам и любовь, Насть! Зачем тебе я?

Мне показалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не вцепиться мне в плечи. Даже инстинктивно дернулась назад, но друг лишь сжал в кулаки ладони.

Но расслабиться у меня все равно не получилось. Эмоции требовали выхода, нахлынув в тройном размере сразу и стирая мнимое спокойствие. Я машинально повторила позу парня, дав волю чувствам и прекращая даже попытки сдержаться.

— Да что ты несешь, Паш? С каких это пор дружба с тобой стала исключительным правом? Или мне теперь шарахаться от всех, чтобы ты вдруг не обиделся? Так разберись сначала со своими тараканами!

— Да я разобрался, Насть! В чем проблема-то? Живу, никому не мешаю!

— Да, оно и видно! А что, получше, чем Борщевский с Никочкой компании не нашлось? Раскрой глаза, Пашка! Они тебя используют! Вспомни, в школе же так и было, для Енота все люди — марионетки! Неужели это именно то, что тебе действительно нужно?

— А тебе-то какое дело, Настя? — Пашка нависает надо мной всклокоченным зверем, но мне не страшно. И даже присутствие Вовы отодвигается на второй план, вытесняясь из сознания происходящим, — я же не лезу в то, что ты променяла меня на брата! Или тебя задело, что теперь я не бегаю за тобой, как привязанный?! Так тут никто не виноват, кроме тебя самой! И другие девушки, в отличие от тебя, куда понятливее и глазастее! И для них я не удобный и бесполый «рыжий», который безропотно бежит по первому зову!

Это прозвучало настолько невероятно, что я опешила. Даже клокотавшие в горле раздражение вкупе с обидой куда-то делись под гнетом невероятной догадки, в которую никак не получалось всерьез поверить.