Цена твоего молчания

Глава 11

Пять дней полетели незаметно.

И я точно могла сказать, что это были едва ли не самые лучшие дни за последние три года, даже, несмотря на болезнь.

Вова приходил каждый день, стараясь при этом радовать чем-нибудь вкусненьким. И да, горячий куриный суп тоже был, и даже тот факт, что он оказался сварен заботливой тетей Светой, ничуть не уменьшал заслуг парня. Меня кормили, поили чаем и заставляли вовремя принимать лекарства. Слушали мое бурчание и стойко выдерживали недовольные взгляды, когда наступал черед особо невкусных из них. А после — провожали в комнату и не давали скучать.

Мы смотрели фильмы, какие-то смешные передачи и разговаривали. Правда, первые дня три в основном говорил Вова, но мне это ничуть не мешало. Впрочем, как и засыпать на середине фильма от слабости — тоже. Но парень не обижался. Только послушно выполнял роль подушки, позволяя привалиться к нему всем телом, и даже удобно устроиться на груди.

В какой-то момент заметила, что в моей комнате стойко укоренился запах парня, а моя постель и особенно подушка, просто насквозь пропитались им. И это оказалось странно приятным — я с удовольствием обнимала ее двумя руками, зарываясь лицом, и засыпала с дурацкой улыбкой.

Не сразу, но я смогла расслабиться и привыкнуть к постоянному присутствию Вовы в своем личном пространстве. Перестала смущаться, когда его рука собственнически прижимала к себе, устраивая удобнее для «киносеанса». А на четвертый день сама обняла первой, попутно проведя ладонью по крепкой груди парня. И судя по тому, как его ладонь легла поверх моей, переплетя наши пальцы, происходящее понравилось абсолютно всем присутствующим.

Единственное, что слегка портило общую картину — дальше объятий дело не шло. Первые дня два, пока держалась температура и слабость, естественно, о таком даже не думала. А вот потом…

Одергивала и ругала себя, каждый раз быстро отводя глаза от соблазнительных губ Владимира, но в меня словно бес вселился. Хотелось прижаться к ним хоть в мимолетном касании, просто почувствовать отклик…но переступить через себя не получалось, а сам парень словно решил взять приз за целомудренность — обнимать обнимал, но не более того. И даже понимание того, что кашляющая, как последний туберкулезник дама, не тянет на мисс «Сексуальность», не могло уничтожить червячок легкой неудовлетворенности внутри.

И все чаще мысль, что мой болеющий вид свел на нет все влечение Вовы ко мне, посещала мою беспокойную голову. Настолько, что почти уверилась в том, что парень просто чувствует себя виноватым за то, что в результате нашего путешествия на мотоцикле, я заболела. И теперь просто заботится, компенсируя свое чувство вины…

Само собой, за эти дни он увидел всю подноготную моей жизни, став на какое-то время невольным ее участником. И хотелось мне этого или нет, у него возникли определенные вопросы. Хотя, ради справедливости, стоит заметить, что Вова оказался человеком достаточно корректным и воспитанным, чтобы не лезть «слишком глубоко». И степень моей откровенности зависела целиком и полностью от меня, позволяя нашему общению оставаться приятным и непринужденным даже при затрагивании сложных для меня тем.

Но один разговор мне запомнился особенно. Он состоялся на третий день моей болезни, когда я с несчастным видом сидела на кровати и пыталась выпить жутко кислую бурду, именуемую полезным напитком — суточная доза витамина С, растворенная в стакане теплой воды…

— И давно?

Я с готовностью вскинула глаза на парня, радуясь маленькой отсрочке от употребления лекарства. Вова задумчиво рассматривал металлическую дверь, слишком чужеродно смотревшуюся на фоне комнаты, чтобы остаться незамеченной. И смысл вопроса меня вдохновил еще меньше кислятины в стакане…

— Давно, — едва заметно пожала плечами, отпивая глоток и непритворно морщась по всем причинам сразу, — больше года точно.

— Из-за матери? — Вова тут же осекся, быстро добавив, — извини, я не хотел лезть…

— Ерунда, все в порядке, это уже давно ни для кого не секрет — перебила я его, качнув головой. А еще через глоток добавила, — и из-за нее тоже. Хотя, скорее из-за ее гостей.

Мы помолчали. Я делала вид, что полностью поглощена напитком, а Владимир так и продолжал стоять в дверном проеме. И неловкость, повисшая между нами, с каждой секундой становилась чуть ощутимее…

Я не знала, что сказать. Продолжать начатую парнем тему точно не хотелось. Я понимала, что это часть моей жизни, но примириться с этим не получалось. Всем нутром стремилась отгородиться от нее, словно образ жизни матери делает меня причастной. И ощущалось это, как пятна чернильной грязи на светлом подоле длинной юбки…

— А если попробовать оформить общежитие? Там хоть поспокойнее, — неуверенно предложил Вова, словно боясь меня обидеть. И это было так странно, что напряжение, неприятно сковавшее тело, отступило, позволив расслабиться.

— Я пробовала, но в деканате только развели руками — мест слишком мало, иногородним не хватает. А уж с городской пропиской…

Снова глоток и гримаса. Какая же гадость этот ваш витаминный порошок…

— А если напрямую с комендантом? — оживился Вова, подходя ближе и садясь рядом на постель, — ведь только он заведует местами и заселением! Один раз дать «на лапу» и жить потом, как все!

— Ага, — усмехнулась я на всплеск чужого энтузиазма, — а потом неожиданная проверка, или кто-нибудь из «доброжелателей» пожалуется. И снова сумки с переездом? Жить, как на «пороховой бочке» немногим лучше, чем тут.

Я понимала, что он хочет помочь. И один этот факт заставлял настроение медленно, но ползти вверх, несмотря на неприятную тему разговора.

— Да уж…

— Ну, как есть, — осталось еще два глотка, и я собиралась с силами для последнего рывка. Хорошо, что это суточная доза! Больше одной такой пытки в день не выдержала бы.

— А родственники? — неожиданно раздалось сбоку, прервав мои попытки впасть в транс.

— Какие родственники? — не поняла я вопроса, мыслями убежав слишком далеко, чтобы сразу вспомнить, о чем шла речь.

— Хоть какие-нибудь, — развел руками Вова, — неужели никого, кроме мамы нет?

— Нет, — я резко выдохнула и в один прием заглотила остатки жидкости, на миг задохнувшись от спазма, стянувшего челюсти. Но, похоже, это сыграло определенным катализатором, натолкнув на давно забытое, — хотя… Есть. Точнее, была.

А наткнувшись на непонимающий взгляд парня, пояснила:

— У отца была сестра. Точнее, есть. Наверное. Черт! — звучало полнейшей ерундой. Пришлось сделать паузу, чтобы продолжение оказалось более информативным, — в общем, до гибели отца к нам часто приезжала в гости его сестра. Она жила где-то рядом со столицей, точно город уже не назову. Так вот я ее прекрасно помню — Татьяна, а она просила называть ее по имени, без всяких «теть», была чуть младше отца, хотя и очень на него похожа. Мне она очень нравилась, и я всегда с нетерпением ждала ее приездов. И дело было не в подарках, хотя их она привозила множество, а в какой-то ауре уюта, который ее окружал. Мать говорила, что она нянчилась со мной, потому что у самой ни мужа, ни детей не было, но я не верила…любила ее очень, несмотря на то, что маме она не очень нравилась…

— И что случилось? — тихо поинтересовался Вова, когда я замолчала, затерявшись в воспоминаниях. Он придвинулся чуть ближе и теперь его бедро прижималось к моему, согревая.

— Не знаю, — пожала я плечами, стараясь сделать голос как можно равнодушнее. Даже не ожидала, что образ Татьяны вызовет такой шквал забытых эмоций. И недоумение, как и в тот памятный день, жгло изнутри, не находя выхода, — точнее… в общем… в день похорон отца я очень ждала ее. Думала, что вместе нам будет легче, что поддержка семьи — самое дорогое, что может быть… Но она ко мне и матери даже не подошла. Только попрощалась с братом у могилы, посмотрела на меня и ушла. Даже на поминки не осталась. Я хорошо запомнила, как мать потом говорила, что Татьяна считает нас виноватыми в гибели отца. Что обещала отобрать наследство и что мы ничего не заслужили после такого. Что мы ей больше никто.

Голос едва не дрогнул, пришлось сделать небольшую паузу. Вздохнула, а затем решительно встала и подошла к столу. Стакан с негромким стуком приземлился на столешницу, разбавляя повисшую неприятную тишину.

— Впрочем, мать, скорее всего, говорили правду. Ведь после того дня Татьяна ни разу так и не напомнила о себе.

— А ты сама с ней связаться не пробовала?

Хм…

Вопрос парня застал по-настоящему врасплох. А действительно, я ведь ни разу после не пыталась ни написать, ни позвонить, хотя номер телефона тетки у меня точно был. И, к великому сожалению, потерялся, когда тот старый, первый мой «школьный» телефон неожиданно перестал включаться.

— Не пробовала, — ответила куда спокойнее, чем чувствовала, — а зачем? Она взрослый человек, это ее решение.

Но Вова оказался упорен. Потянувшись ко мне, он мягко взял мою руку, притягивая к себе и заставляя сесть обратно на кровать.

— А вдруг все не так? — так и не выпустив мою кисть, он принялся задумчиво поглаживать ее, — вдруг, что-то случилось. Что-то, чего ты просто не знаешь? Ведь не мог человек столько лет притворяться, чтобы потом одним махом все разрушить?

— Ну, не знаю, — выдала спустя полминуты. Парню удалось заронить сомнения, открывая ситуацию совсем под другим углом.

— А что с наследством? — он изменил тему так резко, что я почувствовала легкое головокружение, — суд состоялся?

— Нет, — покачала головой, старательно вспоминая тот период, — никаких судов. Мы с матерью просто сходили к нотариусу…вроде, все.

От водоворота мыслей в голове зашумело, а виски заныли, обещая скорую головную боль. Тело, бросившее все силы на борьбу с болезнью, интенсивную интеллектуальную работу не оценило. Я устало положила голову Вове на плечо, прикрыв глаза.

— Не сходится, — тихо протянула, вздохнув.

— Не сходится, — эхом откликнулся Владимир, чуть прижавшись щекой к моей макушке. А спустя пять ударов сердца добавил, — думаю, что еще не поздно все выяснить. Ведь ты не теряешь ничего…а вот если получится…

От одной мысли про «получится» стало страшно. Причем страх этот был какой-то двоякий, неоднородный. Потому что наряду с боязнью услышать нелицеприятную и жестокую правду, появилась надежда обрести ту, по которой я так отчаянно скучала после смерти отца. И ужас того, что надежда не оправдается был сильнее, чем если слова матери найдут свое подтверждение.

Впрочем, выбор оказался очевиден, несмотря на кажущиеся сомнения.

И через четверть часа, когда меня заботливо уложили в постель, позволяя отдохнуть, в голове оформился план действий.

Оставалось только надеяться, что Татьяна никуда не переехала…

А утром в воскресенье я неожиданно обнаружила, что почти выздоровела. Вот так бывает — вчера сопли, слезы, кашель с выплевыванием легких, а сегодня рраз, и просыпаешься бодрым и свежим, словно ничего и не было.

Проснулась я рано — часы показывали без семи минут восемь. Просто безжалостная цифра для студента в заслуженное воскресенье. Но мне впервые не хотелось кого-нибудь убить с особой жестокостью за столь раннюю побудку. Во-первых, пришлось бы делать тогда харакири самой себе, а во-вторых… Во-вторых чувствовала себя просто необычайно прекрасно — бодрой, отдохнувшей, полной сил и желания переделать тысячу и еще одно дело, может быть даже заняв их у окружающих, если своих не хватит.