Разожми ладонь

Глава 21.

Дина.

Захожу домой и, не включая свет, тихонько прикрываю за собой входную дверь, в надежде без шума на цыпочках добраться до своей комнаты и никого не разбудить. Не хочу, чтобы меня дома кто-то видел в таком состоянии. Особенно мама.

Сейчас меня всю знобит, как в лихорадке. На белых брюках красуются зелёные пятна от травы и грязи, а на лице, наверняка, размазался идеальный макияж от талантливого визажиста. Перед глазами до сих пор стоит кошмарная картина. Все тело в таком напряжении, точно единый комок нервов, поэтому я ужасно пугаюсь и подпрыгиваю на месте, когда в прихожей резко загорается свет.

Мама появляется бесшумно, как всегда, чтобы не разбудить папу и Мишку. Хочет что-то сказать, но лишь открывает рот, застыв возле лестницы в одной ночной сорочке. Ее беспокойный взгляд спотыкается о мой неудачный грим, который я уже успела заметить в большом зеркале, и медленно скользит вниз, оглядывая меня с головы до ног. Понимаю, она сильно удивлена. Нечасто ее дочь возвращается после полуночи, ещё и в таком виде, но сейчас я ничего не хочу объяснять. Молча отворачиваюсь и стаскиваю с ног обувь, не сдержав предательский всхлип, так не вовремя вырвавшийся из груди.

— Колокольчик, что произошло? — спрашивает с тревогой в голосе и подходит ближе, помогая мне убрать балетки на обувную полку. — Что с тобой случилось, детка?

— Ничего, — стараюсь ответить ровно, но горечь неумело прячется в голосе. И следующее признание слетает с языка самостоятельно, когда мамины руки крепко прижимают меня к тёплой груди. — За исключением того, что я влюбилась в чудовище.

Влюбилась...

Это признание неожиданно даже для меня, но слишком очевидно, чтобы этого не замечать. По-другому я не могу обьяснить ноющую боль в сердце, которое сейчас теряет право голоса. Я запрещаю себе чувствовать! Иначе вскоре моя жизнь превратится в хаос. Такую агрессию невозможно оправдать, так как сильному человеку это несвойственно. Человек, которому не хватает сил держать себя в руках - слабый по своей натуре, и чувства его пусты, если он, озверев от собственной ярости, так просто может забыть о моем присутствии.

Я плохо слышала слова и провокации соседа, возможно, это неправильно, обвинять человека в слабости, не зная полной версии событий. Но, если этот человек может так легко вспыхнуть от слов, точно спичка, то рядом с ним может быть опасно. Рано или поздно я сама могу сгореть в этом пламени.

Снова всхлипываю и, прижавшись к родному человеку, пытаюсь себя убедить, что все делаю правильно. Его мир мне незнаком. Он безумец, огородивший себя ото всех. Я не знаю, что творится у него глубоко внутри, но на поверхности всегда бурлит злость. Он привык решать проблемы кулаками, и никто не знает его настоящего. Сегодня он позволил себе открыться. Приоткрыл эту тайную дверь для меня, где я увидела яркий огонек, а значит, в его внутреннем мире гуляет не только мрак, там тоже имеется свет. Он может быть другим, теперь я это знаю, как и знаю то, что одна маленькая свеча никогда не осветит полностью темную комнату.

Этого мало.

Мамины руки ласково гладят мои волосы, успокаивая, как маленького ребёнка.

— Дина, ты можешь мне все рассказать, и тебе станет легче. Вот увидишь, — она не настаивает, а предлагает, но я не готова ворошить случившееся, которое и сама до сих пор не могу переварить у себя в голове. И пока что не представляю, как это сделать.

Материнскому сердцу не нужны слова, она и без этого все понимает, и на душе становится как-то легче.

— Прости, мам, — я отстраняюсь и пытаюсь улыбнуться. — Не сейчас. Уже поздно и мне нужно побыть одной.

Я огибаю ее стройную фигуру и почти бегом взлетаю вверх по лестнице. Закрываюсь в своей комнате и, опустившись на корточки, роняю голову на руки. Нахожусь в таком положении до тех пор, пока телефон в кармане не оповещает меня о входящем сообщении. Подношу экран к лицу и читаю одно единственное слово, которое заставляет сердце грохотать.

Прости!

Во всем виновата я сама. Разве я не знала, какой он. Разве я не видела раньше, в каком мире он живёт. Он никогда это не скрывал.

Он такой, какой есть. И, скорее всего, моему сердцу на это плевать. Но я его больше не слушаю.

Иду в душ и смываю с себя всю грязь сегодняшнего вечера, подойдя к кровати, замечаю, как по потолку гуляют яркие синие маяки неотложки. На улице слышится возня и единственное, что мне сейчас хочется, чтобы этот день поскорее закончился. С головой залезаю под одеяло, укрывшись словно в личной крепости и с трудом засыпаю.

***

Несмотря на поздний отбой, мое утро на следующий день наступает раньше обычного. Спустившись на кухню первой, завариваю себе кофе и выхожу на крыльцо подышать свежим воздухом. Интересно наблюдать, как пробуждается природа под влиянием солнечного света. Просыпаются птицы, сверчки, где-то далеко даже кричит во все горло петух. Сквозь зелёные ветви деревьев искрятся яркие лучи и заставляют меня поверить в лучшее. Вот она жизнь в частном секторе, даже пахнет по-особенному.

Из вольера выходит ещё сонная Баси и, хорошо устроившись возле моих ног, требует потрепать ее за уши.

— Доброе утро, старушка! — улыбаюсь, исполняя просьбу. — Тоже не спится?

Собака довольно машет хвостом, опустив морду мне на колени и, почти как человек, легко кивает, заглянув в глаза.

До чего же умное животное.

Мы сидим так почти час, коротая время, неожиданный скрип двери кажется очень громким на фоне утренней тишины и на пороге появляется мама:

— Доброе утро! Уже проснулась?

— Ага, — отвечаю в пол голоса, боясь нарушить звуки природы, — хочу сегодня сама отвести Мишку в садик. Можно?

— Конечно, — Мама подходит ближе и легко целует меня в макушку. — Пойду будить, а потом приготовлю вам что-нибудь на завтрак.

— Не нужно, я сама сделаю его любимый омлет.

Я всегда стараюсь занять чем-нибудь руки и отвлечь себя, когда не хочу думать о плохом. С Мишкой пропасть в собственных мыслях невозможно. Его детские рассказы и любопытные вопросы, которые порой застают врасплох, не оставляют им и шанса на раздумья. И я на короткое время забываю о вчерашних событиях, но когда возвращаюсь из садика, заметив возле каменного забора высокую фигуру соседа, не могу пройти мимо.

Разговаривать с ним совсем не хочется, но сидящее внутри меня беспокойство, не позволяет промолчать:

— Привет, Сереж, — тихо приветствую, на что получаю лишь скупой кивок. — Как отец?

— В больнице, — сухо отвечает, копаясь в багажнике своего кабриолета.

Продолжаю молча стоять на месте, в нерешительности переступая с ноги на ногу, не зная, как спросить то, что меня сейчас по-настоящему тревожит больше всего.

— Что-то ещё? — он резко поворачивается, стряхивая с рук пыль, а я быстро спрашиваю просевшим от волнения голосом:

— Вы уже заявили в полицию?

— В полицию? — он делает резкий шаг в мою сторону, скривив губы в отнюдь недружелюбном оскале. — Ты серьезно, Лютик? За такое мой отец сотрёт этого бродягу с лица земли. И молись, чтобы это никак не отразилось на тебе.

— На мне? — непонимающе вторю, отступая назад. — Но...

— Какая ты все-таки глупая, соседка! — неприятно усмехается, склонив голову к плечу, — Ты - его самое слабое место, а чтобы заставить человека страдать, бьют всегда именно туда.

— С чего ты взял?

— Нужно быть слепым, чтобы не заметить очевидного.

У меня внутри начинает ускоряться живой мотор, доведя свой ритм до максимума и заставляет реагировать все тело на сигналы тревоги. Пытаюсь выровнять дыхание, осознавая сказанное им, пока Сергей, приближаясь, продолжает настигать:

— Я, наверное, должен сказать тебе спасибо, соседка. Благодаря тебе этому неблагодарному придётся принять, кто в этом городе настоящий чемпион. Скоро я докажу это всем.

В моей голове сейчас самостоятельно собирается пазл. Медленно. По маленьким частичкам.

— Почему вы так ненавидите друг друга? — внимательно смотрю на него, оценивая реакцию.

На какую-то секунду, мне кажется, что я что-то упустила. Может, уже стоит разобраться в причине этой агрессии?

— Почему ты думаешь, что я буду с тобой откровенничать? — спрашивает, сузив серые глаза. — Хотя... Думаю, тебе тоже стоит знать, откуда растут корни его преступной деятельности. Он жил вместе со мной в этом доме почти шесть лет, — он холодно улыбается, указывая подбородком на свой высокий особняк. — Когда-то мой отец пригрел их вместе с его неблагодарной матерью, которая потом залетела не пойми от кого и свистнула у папаши деньги, обвинив в этом меня.

Он останавливается, о чем-то раздумывая, а я, кажется, перестаю дышать. Я помню, как отзывалась бабушка о Пашиной маме, и ее характеристика была далека от той, что я сейчас слышу.

— Паша жил здесь?

— Жил, пока его неуклюжая беременная мать не оступилась на лестнице, доставив моему отцу немало неприятностей...

Я знала, что Паша сирота. Но не знала, как все произошло на самом деле. Только сейчас я понимаю, какой тяжелой была его судьба. Не представляю, что творится в душе у несовершеннолетнего мальчишки, потерявшего мать. Когда столько лет рядом нет того, кто поддержит в любой ситуации. У Луки нет никого. И он привык со всем справляется в одиночку. Как может. И мне нельзя его осуждать.

— Вы с Пашей были сводными братьями?

— Его мать была очередной подстилкой моего отца, которой удалось пробраться к нам в дом вместе со своим нерадивым психом, — лицо моего соседа перекошено от злости, и каждое его слово с трудом сочится сквозь зубы. — Спрашиваешь, почему я его ненавижу? Потому что он всегда считал себя выше других. Он - никто! Никто! Слышишь? — его голос срывается на крик, глаза заливает бешенством, и я в панике испуганно пячусь назад.

Кажется, ещё секунда, и он сорвёт всю свою злость на мне, но мне удаётся вовремя ретироваться и спрятаться за металической калиткой.

Сомнения зудят во мне, как извилистые черви. К черту мысли! Я все равно ничего не понимаю!

Серов - мой враг! Он лишил меня всего...

В голову врезаются воспоминания вчерашнего кошмара, и я пытаюсь их прогнать, мотая головой.

Ты никогда не теряла самого близкого человека, Цветочек...

Стоит только вспомнить реакцию Луки на Александра Владимировича, как сомнения во мне начинают активно ворочаться, требуя во всем разобраться.

Сейчас ничего в моей голове не клеится и мысль, что я что-то неправильно расценила, не даёт мне отпустить эту ситуацию. И если есть хоть призрачная надежда на то, что бы найти в поступках Паши смысл и понять причину его гнева, то я должна это сделать. Моя бабушка лучше всех умеет разбираться в людях, но неужели в этот раз она ошиблась? Или ошиблась я?

Я знаю, кто мне может в этом помочь, но бабушка вернётся с дачи только через два дня, а я не намерена столько ждать. Поэтому на всех парах бегу к себе в комнату и наспех закидываю в сумку все необходимое.